Читать книгу Летопись Сатурна - Ирина Кошман - Страница 3

Где-то на другой стороне Земного шара стояла теплая зима. Хотя от этого слова не осталось и тени того смысла, который в него был заложен ранее. На северо-западе маленького городка Куперстаун в США стоял густой туман, словно облако, покрывавшее все пространство от атмосферы до чистого ровного асфальта на велосипедных дорожках. Хотя, наверное, это единственное чистое, что осталось здесь со времен нью-йоркского бунта. Если присмотреться, то можно было увидеть в этом вязком тумане расположившуюся уютно детскую площадку. Пару десятков лет назад рождаемость начала резко падать (особенно в этом районе), и новых детских уголков с тех пор практически не появлялось. Что ж это закономерно.

Няня Вивьен, уже немолодая темнокожая женщина с сединой в густых волосах шестидесяти шести лет, наблюдала за играми малыша Айвори, которому через десять дней должно было исполниться четыре года. Специалисты полагали, что Айвори слишком застенчив, и его необходимо отдать в специальное учреждение. Такие учреждения стали появляться по всей стране (да и по всей Европе) с года эдак 2027. Мир перестал принимать интровертов еще, кажется, в конце ХХ века. Но от этого меньше их рождаться не стало, и Вивьен, будучи вдумчивым и благоразумным человеком, понимала, что Айвори – совершенно нормальный, развитый и вполне общительный ребенок. Просто он предпочитал играм с большими группами детей игры с одним, наиболее близким по духу ребенком или вовсе в одиночестве. Но что значило «нормальный» теперь? Она помнила, как будучи маленькой девочкой, испытывала странные и противоречивые чувства. Нет, безусловно, родители любили ее, оберегали, но часто вели себя так, как будто с ней что-то не так. Что-то не так, как должно быть. А должно быть так: перестань играть в одиночестве, сходи на улицу, перестань так много читать, лучше пообщайся с друзьями. Ну, не глупость ли? А, может быть, она до сих пор ничего не поняла? Но разве человек не рождается уже с заложенным в нем темпераментом? Вивьен до сих пор была убеждена в одной простой истине: люди делятся на два вида. Есть те, кому нужны раздражители извне, а есть те, кому их хватает в своем собственном внутреннем мире. Но иногда ее одолевали черви сомнений. И в маленьком Айвори она видела себя. Именно поэтому она так крепко привязалась к мальчику и полюбила его всем своим необъятным женским сердцем. Может быть, сказывалось и то, что когда-то лет сорок назад у нее на руках умирал ее собственный сын (немногим младше Айвори), и она ничего не смогла с этим сделать? После этого больше не хотела бросать свое сердце на съедение эмоциям и импульсам.

Сидя вот так, на скамейке, изрядно мокрой от тумана, в котором так и чувствовались нечистоты Куперстауна, она неотрывно смотрела, как Айвори возился на горке. Он улыбался, но глаза его передавали какой-то едва уловимый, почти похожий на ауру страх. Быть может, это были просто ее домыслы, быть может, это свой страх она проецирует на этого маленького мужчину, но ее не покидало ощущение, что Айвори понимает не меньше, чем она сама. День был промозглый, и небо было тяжелым и каким-то съежившимся, но было довольно-таки тепло. За последние сто лет средний показатель температуры воздуха увеличился здесь аж на семь градусов.

Напротив, на скамейке сидела милая парочка геев, неусыпно наблюдавших за своей «дочкой». Девочке было лет пять, и она очень громко смеялась, играя с другими детьми. Удивительно, как дети способны не обращать внимания на погоду, да и на мир, окружающий их, в целом. Глупо полагать, что люди не меняются. От природы, безусловно, они остаются такими же. Вот дети. Они приходят в этот мир, еще не подозревая, что их ждет, какие уроки им придется выучить, какие людские нормы, преподносимые как природные, придется запомнить. Девочка не была похожа на Айвори, и ей в этом повезло. Ей не придется выслушивать, какая она робкая, нерешительная, тихая. Скорее всего, она добьется в жизни многого. Может быть, станет главой крупной компании, может быть, станет проповедником нового учения. А Айвори… Айвори придется либо довольствоваться крохами, либо переступать через то, что дано ему от природы. Этот мир давно уже стал миром тех, кто может повести за собой толпы, тех, кто от природы умеет громко говорить и внушать всякий бред несчастным овцам. А агнцам приходится становиться этими овцами, плетущимися за волками.

Вивьен поглядела на карманные часы. Было уже без четверти четыре. Мать Айвори оставила ребенка на попечение няни на весь день. Отец мальчика давно уже жил с другой семьей на другом конце Штатов, но все же, будучи ответственным от природы (или воспитания, что было в это время великой редкостью), он навещал Айвори не менее двух раз в три месяца. В нынешней ситуации, когда с биологического отца снималась всякая ответственность за своего ребенка, это было более чем благородно. Вивьен знала, что надо бы позвать уже Айвори, но ей так не хотелось возвращать его в этот жуткий холодный мир. Пока он находился в своем замкнутом вымышленном мире, ей тоже становилось как-то проще, она словно тоже возвращалась в детство. Мать Айвори состояла в труппе одного из самых элитных стриптиз-шоу в штате. Она часто была в отъездах и оставляла Айвори с Вивьен. Нет, она любила своего сына, но своим призванием считала «сцену», а не материнство. Вивьен была поражена тому, как легко Мэриэн отдала своего ребенка незнакомому человеку, то есть ей. Она даже не удосужилась поинтересоваться опытом этой немолодой леди. Но все же было в ней что-то такое нежное, материнское, ответственное.

Этот январский день был безветренным, но, когда Вивьен уже была готова окликнуть Айвори, ее лицо обласкал нежный ветерок, почти как воздух, выдыхаемый из легких, когда человек задувает свечу в ночной тишине. Так, чтобы никого не разбудить. Вивьен немного сморщила свое полноватое, уже немолодое, но от этого не менее привлекательное лицо. Но сильного значения этому не придала. Она встала со скамейки и подняла руку, готовая позвать Айвори, но тут заметила что-то странное. Она нахмурила брови в надежде, что это поможет ей лучше рассмотреть происходящее в тумане за игровой детской площадкой. Она смогла уловить лишь какое-то копошение и поняла, что, возможно, какому-то человеку стало плохо или он был просто не в себе. То ли инстинктивно, то ли по зову своего разума, она, не говоря ни слова, быстрым шагом подошла к Айвори и взяла его за руку. Тот, словно почувствовав тревожное настроение своей няни, не стал сопротивляться, а повиновался женщине, уже ставшей ему очень родной. Липкая коричнево-черная жижа под ногами расползалась при каждом их шаге. Айвори не обращал внимания на окружающих, а прислушивался к звукам, исходившим от своих ботинок. Вивьен же, уводя Айвори с детской площадки, постоянно оглядывалась назад, все так же хмуря свои поредевшие за годы брови. Дойдя до скамейки, на которой она только что сидела, няня с ребенком внезапно остановилась. Парочка милых геев все это время неотрывно следила за ней, позабыв, кажется, о своей собственной дочери. Сначала им показалось, что женщина таращится на них: неужели остались еще старухи со средневековыми предрассудками? Но потом один из них понял, что темнокожая дама пристально всматривается куда-то сквозь них, поверх их голов, словно за их спинами был жуткий монстр. Один из них, тот, что сидел слева, резко обернулся, а затем так же резко встал. Его губы шевельнулись, пытаясь выбросить в воздух какие-то слова, но ничего не вышло. Второй мужчина, даже не оглядываясь, встал со скамейки и зашел за спину своего спутника. И только после этого он оглянулся. Кажется, он сперва подумал, что это какая-то шутка, нелепый розыгрыш, и не хотел давать понять, что он поддался на провокации.

Из густого, пропитанного чем-то химическим, тумана стремительно вышел человек с окровавленным ртом. Он лепетал что-то невнятное. Не было даже понятно, то ли это английский язык, то ли какое-то странное наречие. Несколько человек, также сидевших на скамейках вокруг площадки, вскочили и бросились к своим детям. Вивьен инстинктивно схватила Айвори на руки и попятилась назад, но не убежала, а продолжила смотреть, возможно, полагая, что человеку нужна помощь, и никакой угрозы для окружающих он не представляет. Человек с окровавленным ртом был мужчиной лет тридцати в обычной повседневной одежде, джинсах, светлой рубашке и кожаной куртке. Но он не вел себя, как потерпевший или требующий помощи человек. У него не было отпечатка боли или страха на лице. Но все же было в нем что-то пугающее, какое-то необъяснимое желание. Что-то откровенное…

В следующую секунду мужчина опустил свой взгляд на маленькую девочку, дочурку двух геев, все еще стоявших, как вкопанные, и глазевших на странное зрелище. Девочка словно и не замечала переполоха вокруг. Она присела на корточки и лепила что-то из грязи. Наверное, в обычных обстоятельствах «папы» запретили бы ей эту возню с микробами, но осознав, что ей никто не мешает, девочка продолжала все так же безмятежно играть, погрузившись в какие-то девичьи грезы. Тем временем «окровавленный» начал приближаться к девочке. Незадачливые папаши, осознав, наконец, что, возможно, их дочурке угрожает опасность, вышли из оцепенения. Тот, что был повыше, сделал шаг вперед и взял мужчину за руку. Как ни странно, второй остался стоять на месте, все так же глядя в сторону парка, откуда пришел «окровавленный».

– Эй, мужик, ты что? – как-то спокойно, явно с нотками страха спросил «высокий».

Вивьен обвела взглядом всех присутствовавших на детской площадке. Выражение непонимания на лице сменилось выражением жалости и отчаяния. Хотелось закричать: «Что же вы стоите? Сделайте что-нибудь!». Но тут же она осознала, что стоит точно так же, не шелохнувшись, как и остальные. Она еще раз медленно обвела всех взглядом и заметила что-то странное в выражении некоторых лиц. Одни явно вполне осознанно следили за мужчиной, другие пребывали в каком-то внезапно настигнувшем их оцепенении, как будто проглотили пилюлю «меня-здесь-нет». Но это было странное оцепенение. Кто-то даже присел на холодную зимнюю землю. Взгляд был устремлен куда-то в пространство. Но при этом глаза оставались вполне живыми и даже моргали. С каждой секундой (а их, в сущности, прошло совсем не много) Вивьен становилось все больше и больше не по себе.

– Вивьен, пойдем домой, – простонал Айвори, уткнувшись лицом в плечо няньки. Вивьен погладила мальчика по спине и решила, что так действительно будет лучше. Хотя, должно быть, если бы не Айвори, она еще немного постояла бы и уж потом решила бы, что делать. «Может быть, нужно вызвать полицию?» – пронеслось у нее в голове. Но стадный инстинкт подсказал, что вокруг еще много людей, которые могли бы сделать это, а ей сейчас нужно заботиться об этом маленьком мальчике на руках. Она развернулась и быстрым шагом направилась прочь по Хоуп стрит. Она прошла всего несколько метров, вперив взгляд под ноги. Только сейчас она ощутила тяжесть ребенка и боль в руках. Вивьен приостановилась, чтобы опустить Айвори на землю и расправить пальто. Именно в это мгновение она услышала душераздирающий женский крик, исходивший с детской площадки. Вивьен обернулась, чтобы посмотреть, что произошло. Тот самый мужчина с окровавленным ртом совершал что-то непостижимое уму. Придавив дочку «милых геев» к земле, он вгрызался ей в шею и с неподкупным наслаждением жевал то, что оказывалось у него во рту. Рот Вивьен открылся в немом крике. Повинуясь какому-то чутью, она завела Айвори себе за спину, чтобы он не смог увидеть то, что видела она. Кто-то из наблюдавших за мужчиной до сих пор бросился бежать, держа на руках детей. Девушка лет восемнадцати споткнулась о бордюр тротуара и выронила из рук своего ребенка примерно двух лет. Тот ударился подбородком об асфальт на велосипедной дорожке и заплакал. «Жить будет» – пронеслось в голове у Вивьен. Наверное, это был защитный механизм: убедить себя внутренне, что все хорошо, ничего страшного не произошло. Но это было не так, и ее сознание это понимало. Первое, что пронеслось в голове у няньки, были кадры из старых фильмовы ужасов про зомби. Сейчас такие снимали уже редко, а если и снимали, то зомби были уже не теми классическими зомби, какими они были когда-то. Теперь зомби в кино – это было отдельное население, чуть ли не отдельная нация, жившая по собственным законам. Они влюблялись, страдали, старели и даже заводили детей. Какой бред!.. Но Вивьен никогда не верила в реальность существования зомби, это для нее, как и для большинства, была всего лишь сказка, страшилка на ночь. Вот и сейчас она осознала, насколько глупы ее домыслы. Возможно, человек чем-то болен или, что вероятнее всего, он просто псих. Сейчас это было не редкость. Но почему он напал на эту девчушку? За что? Тем временем осознав, что происходит, высокий «папа» бросился на «маньяка»:

– Какого черта ты творишь!? Ублюдок! Оставь ее в покое!

Его надрывистый голос давал понять, что вот-вот из его глаз хлынут слезы. Он отпихнул «окровавленного» от изуродованного уже тела дочери и не знал, что делать дальше. Вивьен потянулась в свою объемную сумку, где хранила не только предметы первой необходимости, но то, что, казалось бы, человеку на прогулке никогда не может понадобиться: свои старые фотографии с сыном, дневник, который она вела, еще будучи совсем молодой. Вивьен засунула руку в сумку и нащупала там маленькую сенсорную панель. Трясущимися руками она схватила ее и, стараясь не выпускать из виду Айвори, начала напряженно, что-то на ней набирать. Когда она остановилась, ее дыхание было все еще прерывистым. Ей совсем не хотелось смотреть в сторону детской площадки, но она должна была объяснить полиции всю ситуацию. Все так же стараясь заслонить Айвори от происходящих сцен, она поглядела вперед. Теперь «окровавленный» просто сидел на вязкой земле и вытирал рот рукавом своей куртки. При этом выглядел он так, как будто вовсе ничего и не произошло. Но он занял внимания не более чем на три секунды. Страшнее было то, что тот самый второй «папаша», который оставался стоять в оцепенении, развернулся и бросился к телу дочери. Поначалу Вивьен показалось, что вот сейчас он будет биться в истерике над растерзанным телом больного каннибала. Но то, что она увидела, повергло ее в еще больший шок. Папочка умостился над телом девочки и начал «обгладывать» ее, как запеченную индейку в четвертый четверг ноября. «Откуда может быть столько силы?» – только и успело пронестись в голове у Вивьен.

– Служба спасения, слушаю вас! – пронеслось в ушах у пожилой женщины с помощью специальной таблетки, прикрепленной к уху в виде маленькой серьги.

Вивьен, кажется, еще не успев выйти из шока, только и сумела произнести:

– А… а…

Маленький толчок в поясницу сзади вывел ее из этого состояния. Это был Айвори. Его сознание не было ничем затуманено. Его детский организм еще не разучился действовать здраво в экстремальной ситуации.

– Я… Я нахожусь возле детской площадки на Хоуп стрит. Здесь происходит что-то странное! – Вивьен все так же смотрела прямо перед собой на происходящее.

– Что, мэм? Произошла авария или кто-то из детей ушибся?

– А… Нет. Нет, не авария. Здесь человек… Люди… Они… – неожиданно для самой Вивьен ее голос начал срываться. До этого момента она во что бы то ни стало старалась держаться ради Айвори, подать ему пример своей смелостью и решительностью, но эмоции женщины в возрасте все же взяли верх. Для нее было немыслимым все, что происходило у нее на глазах. И сейчас она даже не знала, что сказать оператору. Как описать то, что происходило?

– Мэм, не занимайте линию, у нас сегодня очень много вызовов.

Казалось, это подстегнуло Вивьен начать наконец говорить. Хотя бы как-то.

– Я была на площадке со своим… – тут Вивьен на секунду осеклась, хотела сказать «со своим ребенком», но разум вовремя взял свое. – Я была на детской площадке со своим воспитанником. И появился мужчина, который напал на девочку!

Слова стремительно и уверенно слетели с ее губ. Она даже не задумывалась над ними, но после того, как произнесла, казалось, стало как-то легче, словно гора свалилась с плеч.

– Мэм, девочке нанесен ущерб? – пронеслось в голове у няньки. Этот вопрос окончательно привел Вивьен в чувства. Непомерная злость на какое-то время захватила все ее тело, и она прокричала в пространство:

– Конечно, нанесен! – ей было невдомек, как можно сидеть где-то там, в тепле и уюте, когда здесь творится такое! – Приедете вы сюда или нет? Ее съели! Неужели вы не понимаете? Съели!

В этот момент Вивьен словно забыла, что за спиной у нее стоит Айвори и все слышит. Вивьен нажала на кнопку отбоя и только тогда осознала, что сказала. Но Айвори на удивление продолжал вести себя спокойнее, чем, казалось, должен был.

Кто-то грубо схватил Вивьен сзади за локоть. Сердце истошно забилось в груди, и она резко обернулась. В глубине души она надеялась, что это кто-то из службы спасения так быстро домчался до места происшествия, но разумом она осознавала, что это невозможно. Она увидела перед собой молодую девушку, которая на голову была выше Вивьен. Ей было лет двадцать, не больше. На лице отразилась вся гамма эмоций, которые только одновременно может испытывать человек. Голубые, практически бесцветные глаза девушки блестели. Солнца не было, поэтому легко можно было предположить, что блестели они от накатывавших на них слез. Но они никак не могли найти выход из глаз. Склеры с каждым движением век становились все краснее и краснее. Сначала Вивьен показалось, что у девушки на лице размазалась темно-коричневая помада (или это был шоколад?). Но спустя всего лишь несколько минут Вивьен схватила Айвори на руки и отступила от молодой женщины. Все еще где-то в подкорке ей казалось, что это дурной сон. Это кошмар. Или кино. Да, должно быть она смотрела какой-то фильм и уснула, и реальность переплелась с вымыслом. Вивьен все так же старалась держать самообладание, но, кажется, оно незаметно покидало ее голову.

– Я съела его, – чуть слышно пропищала девушка. Ее светло-русые волосы растрепались в косе, но девушка продолжала выглядеть миловидно, несмотря на отчаяние, написанное у нее на лице.

– Что? – спросила Вивьен. Каким-то непонятным отдаленным чутьем она ощущала, что девушка безобидна. Но, скорее всего, это из-за схемы жизни цивилизованного человека: он теряет чувство опасности.

– Я съела Анджело, – уже громче пропела девушка. Ее руки, слегка вздрогнув, приподнялись, а потом, словно парализованные, резко опустились и начали болтаться. Только сейчас Вивьен заметила, что девушка все это время стояла слегка сгорбившись. Ее лоб пересекли две абсолютно параллельные морщинки из-за напряжения мышц над бровями. Весь ее вид взывал о помощи, и только теперь Вивьен полностью осознала, что это все никакой не сон. И не кино. Не чья-то больная выдумка.

– Вам нужно лечиться, – дрожащим голосом прошептала Вивьен. Это все, что она могла выдавить из себя сейчас.

Все это время Айвори с изумлением наблюдал за происходящим. Вивьен запрещала ему много смотреть большой телевизор, стоявший у них в гостиной. Но вот мама при любом удобном случае баловала его этим. Он безмерно любил свою мать. Она, как и большинство родителей, которые редко видят своих детей, старалась компенсировать это тем, что позволяла сыну любые капризы. Она чувствовала себя любимой и необходимой. Вивьен осознавала все это, но не имела права вмешиваться в «воспитательный» процесс. Айвори не был избалован, но иногда все же пытался диктовать свои правила.

И сейчас ему казалось, что вокруг разыгрывается большой спектакль, но не на сцене, а в жизни. Женщина схватила няню за рукава пальто. Та стремительно дернулась, чтобы высвободиться, и побежала вниз по Хоуп стрит, унося на руках ребенка, провожавшего взглядом растрепанную девушку. Постепенно детскую площадку поглотил густой туман, который так за весь день ни капли и не рассеялся.

Вивьен прекрасно знала дорогу домой, поэтому ни разу даже не остановилась, чтобы осмотреться. Хоуп стрит была небольшой и пересекалась с Хай-хилл роуд, которая и вела к дому Айвори. Подгоняемая адреналином, она не решалась остановиться, чтобы передохнуть или взглянуть назад. Жизнь вокруг казалась такой же безмятежной, какой и была всегда. По дорогам ездили машины, по тротуарам ходили прохожие (правда, сегодня из-за погоды их было совсем не много). Торопясь домой, Вивьен и столкнулась по дороге с крупным мужчиной в теплом пиджаке. Он с изумлением уставился на Вивьен.

– Эй! – вскрикнул он от неожиданности.

– Извините, – грубо ответила Вивьен, нисколько не снижая скорости. Мужчина еще некоторое время стоял и с непониманием глядел вслед убегающей женщине с ребенком. На какое-то мгновение ему подумалось, что это могла бы быть какая-то похитительница детей. Сейчас чего только не случается. Нужно быть начеку. Он поглядел на свои наручные часы и отметил время: 4.02 pm. Кто знает? Быть может, сегодня он услышит в новостях о похищенном ребенке и просьбе всех, кто видел что-то подозрительное, незамедлительно сообщить в полицию. Тогда, возможно, он был бы главным свидетелем.

Вивьен ничуть не возмутило ее столкновение с незнакомцем на улице. Все, чего она хотела, – это благополучно добраться до дома, и запереть двери на все засовы. Но ее воображение то и дело рисовало странные картины: она прибегает с ребенком домой, запирает двери, оборачивается, и на них с Айвори нападает «стая» голодных зомби в прогнившей одежде, с гнилыми зубами и запавшими глазами. Они тянут руки, и Вивьен не успевает разблокировать дверь, чтобы выбраться наружу. Да и зачем? Там тоже полно ходячих мертвецов. Но всякий раз, когда Вивьен рисовала у себя в голове эту картину, на нее накатывало ощущение нелепости этих представлений. Нелепости? Но разве до сегодняшнего дня она могла подумать, что увидит то, очевидцем чего стала несколько минут назад? Разве еще можно утверждать, что в мире есть что-то невозможное? Он давно сошел с ума. Когда-то папа рассказывал ей истории о том, что люди, насмотревшись фильмов о зомби, расхаживали по улицам и кусали прохожих. Нет, они не были зомби, просто они… Чокнулись. Вот и все. Они могли бы спокойно жить, работать, растить детей, читать книжки, пропалывать цветы в саду… Но они чокнулись. Папа рассказывал эти истории с улыбкой на устах, закатывая глаза. Вивьен помнила эту картину очень ярко. Но для нее эти истории не казались такими уж смешными. Она сидела на мягком ковре цвета топленого молока, зажав между коленок с синяками свою маленькую потрепанную куклу, и слушала эти страшные сказки. Ее черные глаза были открыты так, что казались совсем круглыми, а из приоткрытого рта виднелся огромный запас слюны, который вот-вот должен был хлынуть по подбородку. Папе нравилось это зрелище. Ему нравилось, что он так сильно может увлечь свою дочку рассказами обо всяких идиотах, которые из-за своей непомерной глупости получали «галочку» в личном деле.

Вивьен наконец добежала до двери дома Айвори (в котором, и она сама жила месяцами) и опустила его на землю. И только теперь она почувствовала жгучую боль в бицепсах и кистях. А еще она почувствовала, что у нее изрядно отекли лодыжки. Кажется, до нее стремительно добирался варикоз.

Она порылась в сумочке и быстро нашла связку, на которой висели две магнитные карточки и металлический ключ. Женщина незамедлительно провела одной карточкой по маленькой верхней черной панели, другую приложила к нижней, а ключом открыла обычный замок с засовом. Дернув за ручку, она открыла тяжелую дверь, Айвори быстро вбежал в дом, и Вивьен не успела его задержать, все еще движимая картинками у себя в голове. Айвори не терпелось включить полупрозрачную панель на стене и посмотреть мультики. Казалось, он совсем уже забыл о том, что только что происходило у него на глазах.

Вивьен замерла и прислушалась: не происходит ли что-то странное в доме? Нет. Маленькие ножки Айвори затопали по полу, а потом он плюхнулся на пуфик в гостиной. Но что-то заставило Вивьен продолжать стоять и вслушиваться. На улице стало как-то внезапно слишком тихо. Что-то гудело неподалеку, птица вспорхнула с ветки. Душераздирающий женский крик. Это вывело няню из оцепенения, и она опрометью бросилась в дом, закрыв за собой дверь на все замки. И только сейчас, отдышавшись, она ощутила подкативший к горлу комок. Спазмы охватили верхнюю часть брюшины, и естественный рвотный рефлекс заставил желудок женщины извергнуть практически уже переваренный обед. Целый гейзер вышел наружу одним приступом, забрызгав гладкий паркетный пол.