Читать книгу Летопись Сатурна - Ирина Кошман - Страница 5

Отчетливые морщины в уголках глаз, посмуглевшая кожа, намек на второй подбородок и наметившийся возрастной животик выдавали в Давиде крепкого и опытного по жизни мужчину. Ему было сорок три года, и все сорок три года он провел в этом маленьком сибирском городке в Амурской области, затерянном на земле, где люди не против дебрей, а за них и вместе с ними. Хотя эти дебри за последние десятки лет значительно поредели. Ведь нужно же было обогревать и ютить где-то весь этот народ, количество которого так и не переставало расти и мигрировать даже в самые суровые уголки планеты. Туда, где, главным образом, была пресная вода. Вода – это жизнь. Давид понимал это еще с пеленок, хотя он и не мог припомнить такого времени, когда страдал от жажды. Но мама, весьма любознательная и начитанная женщина, рассказывала ему истории о городах, которые еще в начале века славились своими богатствами и роскошеством, а потом разом превратились в города-призраки. Люди уходили из них в поисках мест, где есть вода. Жизнь. Быстро же они осознали, что за деньги можно купить далеко не все, и что то, что можно купить за деньги, далеко не всегда обеспечивает саму жизнь. Здесь не было нефти и мало-мальски полезных ископаемых, кроме древесины. Поэтому переселенцы сюда не стремились, и жизнь протекала размеренно и тихо. Хотя вонь прогнивших индустриальных сибирских городов, где оставшиеся жители ходили в респираторах, как и жители Японии, – эта вонь доходила и сюда.

Давид был рослым мужчиной с волевым черепом и крупными руками. Однако лицо его было гладко выбритым, и на нем даже виднелось несколько мельчайших царапин от обычной бритвы. Он вырос в строгости сибирской природы и строгости людей, его воспитавших. До сих пор под многослойной одеждой, сохранявшей тепло тела в эту суровую пору, он носил отцовский серебряный крест. Да-да, то самое распятье, которое теперь так редко можно было увидеть где-то. Здесь это, конечно, не было уж совсем чем-то из ряда вон выходящим, но для крупных городов человек с распятьем на груди – фактически музейный экспонат.

Голову Давида покрывали густые и еще очень темные прямые волосы. В его внешности почему-то угадывалась цыганская кровь, хотя это было, скорее, просто отдаленным сходством. Как всегда, в обеденный перерыв он захаживал в местный кафе-бар, где заказывал чего-нибудь пожевать, чтобы продолжить трудовой день. В прошлом году его сыну исполнилось семнадцать, и тот уехал на запад России, ближе «к цивилизации». Давид не держал юнца, не плакал и не устраивал скандалов. Он решил позволить сыну самому набить себе шишек «граблями». К «цивилизации»… Давид хорошо знал, чего она стоит. За блеском и мишурой «джинсового» мира (как ласково теперь называли часть цивилизованного человеческого общества), спешащего на работу в свои офисы ставить штампы на бумагах и подсчитывать деньги, скрывались полые люди, топящие горечь своих неудач в многократных удовлетворениях своих многочисленных естественных и неестественных потребностей. Десяток поколений, выросших на материальных ценностях и понимании незаменимости и исключительности своих жизней. Теперь они едва ли не с рождения залазят в «кружки» и надевают очки, которые уже двадцать лет как заменили классические компьютеры с интернетом. При этом они свято верят, что рыба растет на рыбных деревьях, а картошка прямо в супермаркете. Но это все полная чушь. Недостаток знаний всегда технически можно восполнить. А вот дыру, которая образовалась в природных человеческих отношениях, вряд ли можно так запросто залатать. Поколения неудовлетворенных и неуверенных в себе людей, страдающих оттого, что у кого-то есть что-то, чего нет у них. Прикрывающих свои страдания «железом» на колесах, «железом» в руках, «железом» на голове, «железом» на глазах… И так, это уже не люди, а какие-то выгребные ямы, куда стекается вся непотребщина, безнадобщина. Попробуйте сказать им, что их «эйрмобы» не были сотворены с сотворением мира, и вы будете жестоко осмеяны. Но, как бы там ни было, Давид не ощущал острой ненависти к тому миру. Он просто делал свою работу, кормил своих детей. Младшая дочь Кристина училась в третьем классе. И именно на нее Давид возлагал большие надежды. Он с какой-то неестественной яростью пытался передать ей все свои знания, рядом с Кристиной он всегда старался быть на чеку и ни на секунду не расслабляться.

Жена Давида Лилия была женщиной в теле, но при этом от природы красивой и довольно умной. Она занималась разведением собак породы тасма, которая приобрела небывалый успех два года назад. Порода была выведена в 2069 году и удивительно походила на помесь койота и вымершего бог знает сколько лет назад фолклендского волка. По крайней мере, так многие утверждали. Собака была популярна не только благодаря своей экзотичной внешности, но и повадкам. Для охраны она совсем не годилась, потому что практически не лаяла, но была ласковой, преданной и легко обучаемой. По уровню интеллекта ее даже поставили перед немецкой овчаркой. Она идеально подходила для изнеженных городских жителей. В России заводчиков не было, поэтому Лилия быстро ухватилась за эту идею. Сперва Давид был против затеи тратить кучу денег на племенных кобеля и суку, которых должны были доставить из Австралии. Но по причине своей природной (или выработанной) уступчивости и присутствия гордыни (он не мог вот так запросто показать, что это что-то для него значит) Давид все-таки разрешил своей жене. И теперь он, кажется, даже не жалел об этом, но иногда он злился на себя за излишнюю доброту, если таковая вообще могла существовать в природе. Иной раз он принимал это за отсутствие твердости и силы воли. Он терзал себя разного рода сомнениями и вопросами, причиняя себе этим душевную боль. Тогда он ходил угрюмый и очень мало разговаривал. Даже с любимой дочкой.

И сейчас на него накатила непредвиденная тоска. Время тянулось мучительно долго, а он словно торопился куда-то. В забегаловке все время работал обычный телевизор, настроенный на канал с фильмами. Сейчас шла какая-то слезливая голливудская мелодрама без особых вывертов сюжета и «жизненности». Что-то, как всегда, сказочное. Давид не пытался вслушиваться в реплики актеров, он был поглощен мыслями о роботе и жене, с которой прожил девятнадцать лет. Она была доброй женщиной, хотя и несколько приземленной, но зарекомендовала себя как хорошая хозяйка и мать. Давид не мог вспомнить ни одного случая, когда она бы подвела его. Он ни разу не заподозрил ее в неверности или недовольстве доходами мужа. Они познакомились еще в старших классах, но завязали отношения только в двадцатилетнем возрасте. За миром они, как и большинство тамошних жителей, следили по обычному телевизору. Друг с другом они связывались по обычной мобильной телефонной связи.

Давид дожевывал последний кусок тушеной телятины, когда в бар влетел немолодой мужчина, плотно укутанный в одежды, развеяв клубы обычного табачного дыма. Все отдыхавшие тут же обратили на него внимание, но были уже готовы снова отвести взгляды. Городок был небольшой, следовательно, новые лица здесь можно было увидеть нечасто. Мужчиной оказался здешний сторож. Несмотря на свое дело, выглядел он всегда опрятно, хотя был тощ, а на впалых щеках виднелась пятидневная седая щетина.

– Быстро включите новостной канал! – генеральски скомандовал он. И хотя все вокруг прекрасно понимали, что бармен не внемлет его мольбам, все же покосились на последнего с интересом и вопросом на лицах.

– Включайте же, я вам говорю! – голос сторожа стал надрывнее, было понятно, что он не пьян и не играет.

Челюсть Давида перестала двигаться, хотя во рту был еще не до конца прожеванный кусок. Он с недоумением смотрел на мужчину, которого давно знал, но не так, чтобы уж сильно хорошо, а, что называется, знал просто о наличии сего. На этот раз бармен, с завидным усердием протиравший до этого стойку, взял пульт и переключил канал. Новостная программа уже была в разгаре, и зрители застали репортаж на полуслове. Репортера в кадре не было, только голос и сопровождающий рассказ видеоряд.

Давид какое-то время еще смотрел на сторожа, пытаясь углядеть в нем признаки помешательства (или, напротив, нормальности). В какой-то момент где-то в голове пронеслась догадка, что, наверное, в новостях показывают кого-то из «ихних», вот отсюда и такой переполох. Но, переведя свой взгляд на экран, Давид начал инстинктивно вслушиваться в «ящик».

– Тихо все, тихо! – снова скомандовал прибежавший минуту назад мужчина.

– …со всех уголков планеты, – закончил предложение репортер. – По сообщениям крупнейших телекомпаний мира было зафиксировано уже семьсот сорок шесть случаев в различных странах: США, Мексика, Франция, Великобритания, Германия, Швеция, Италия, Нидерланды, Беларусь, Канада, Бразилия, Аргентина – этот список можно продолжать бесконечно. Также постоянно появляются данные из России, по большей части западной. Неизвестная эпидемия охватила в первую очередь крупнейшие города мира, такие как Москва, Нью-Йорк, Лос-Анджелес, Токио, Пекин, Стамбул и другие. Однако в Сингапуре было зафиксировано всего два случая, в Индии – шесть. Эпидемиологи и медики отказываются пока что комментировать данную ситуацию и не отвечают на вопросы журналистов, ссылаясь на длящееся уже несколько суток проведение анализов. Свыше пятисот человек были заключены под стражу, и эта цифра продолжает расти. Ссылаясь на данные различных каналов, мы заявляем, что среди заключенных имеется также множество знаменитостей и политиков.

Видеоряд был беден на факты. Видимо, журналисты успевали снять не так уж много. Это были кадры полицейских участков, психушек, но иногда проскальзывали кадры с окровавленными асфальтами и одеждой, хотя с таким же успехом это могли быть просто архивные записи.

Все это время в баре царила мертвая тишина, но кто-то нарушил ее, задав интересующий всех вопрос:

– Что за хрен?!

Но ответом на вопрос было многократное и многозначительное «шшш-шш-ш».

– Есть, однако, проверенные данные, указывающие на то, что это не вирус. Многие «детоеды» (в этот момент в баре по-прежнему не было слышно ни звука, но рты сидевших мужчин медленно открывались) были допрошены и утверждают, что не ощущают боли, озноба, жара, дискомфорта. На вопрос «почему?» они отвечают, что ощущали странный сильный голод, а поедание детей приносило им некую эйфорию. Большинство обвиняемых не выказывают никакого чувства вины, даже те, кто съел собственных детей.

Пока что остается без объяснения, почему одни люди подвергаются действию возможного вируса, а другие нет. Почему одни страны затронуты в большей степени, другие в меньшей, а в иных странах не было зафиксировано ни единого случая. Как сообщает канал «CBS News», предположительно, первый случай людоедства был зафиксирован в Японии, но информации, в каком именно городе, пока что нет. Мы напоминаем вам, что по официальным данным примерно полтысячи детей погибли, еще около трехсот получили серьезные травмы, некоторые из них находятся при смерти. Но это лишь официальные данные. Мы просим вас, если вы заметили странное поведение людей или увидели нападение взрослых на детей, немедленно сообщить об этом в полицию, службу спасения, позвоните нам или хотя бы сообщите в сети. Мы настоятельно рекомендуем вам: где бы вы ни находились сейчас, смотря наш репортаж, не отпускайте своих детей, по возможности не покидайте свои дома. Пока что неизвестно, каким образом распространяется вирус, но, если вы почувствовали себя как-то странно, постарайтесь изолировать себя от собственных детей и вызовите помощь. Мы будем держать вас в курсе всех событий. Оставайтесь с нами. А теперь о ситуации в Северной Африке. Сорок три нелегальных иммигранта были задержаны и расстреляны у границ Египта…»

Некоторое время в баре все еще царило гробовое молчание. Казалось, можно было услышать, как мельчайшая капля упала из-под крана в раковину. Репортаж о Северной Африке продолжался, но никому до него не было дела, хотя со стороны можно было подумать, что завсегдатаи забегаловки с интересом ловят каждое слово беспристрастного комментатора. С таким же выражением и был озвучен предыдущий репортаж, как будто речь шла о детском утреннике в начальной школе, чем-то обыденном и заурядном. Кто-то в глубине заведения громко шмыгнул носом, затем отхаркался и сплюнул. Зашевелились мужские руки в поисках сигарет, заставляя одежду шуршать. Здесь до сих пор пользовались обычными сигаретами с обычным табаком, которые прикуривались совершенно обычными спичками. Бар снова наполнился дымом, и затхлый воздух постепенно начал наполняться звуками.

– Вы это видели? – спросил сторож так, как будто долго ждал, что кто-то другой вымолвит хоть слово, но все же оказался первым. Осознав, что его никто не перебивает и не «шыкает», он словно посмелел и начал вести себя раскованнее. Нервозность в конечностях куда-то ушла, и он прекратил переминаться с ноги на ногу.

– Разрази меня геморрой… – нерешительно произнес кто-то у стойки, но это не был бармен. Последний так и стоял с тряпкой в руках, приоткрыв рот.

Давид давно выплюнул последний кусок мяса обратно в тарелку и не смел пошевелиться. Ему казалось, что если он сделает хотя бы одно малейшее движение, то сразу же все скорчат гримасы и заорут, смеясь: «Попа-а-ался!». Но это не было похоже на розыгрыш, да и кому придет такое в голову? Мужчина не хотел предпринимать каких-либо действий или даже делать какие-то выводы… Первым… Он как будто выжидал какого-то сигнала: если кто-то начнет паниковать и ринется домой, то и он начнет действовать. Он вроде не хотел казаться дураком. А вдруг это все-таки шутка? А вдруг нет?… Но сказанное в репортаже казалось немыслимым. Вирус? Откуда он взялся? Кто его создал? Еще одна мера по уменьшению населения? Теперь им совершенно плевать, кого уничтожать? А дети-то тут при чем?