Читать книгу Инфекция - Ирина Критская - Страница 3

Проснулась я – было как-то особенно темно, прямо глаз выколи. В жизни не видела ночью такой темноты, все равно, хоть что-то светится – отсвет фонарей в окно, лампочка какая-то, огонек смартфона. А тут ничего. Мрак. Как будто мне намотали на голову черный бархат двумя-тремя слоями, и он зажал мне веки, не давая открыть глаза. Эта дрянь еще пережала дыхалку, и душный воздух не попадал в мои легкие, клубился где-то рядом, вызывая головокружение. Я попыталась содрать эти черные витки с лица, но руки не поднимались, они были свинцовыми и только слегка крючились пальцы, превращаясь в бесполезные когти. Как у попавшей в стальную сетку птицы. Попытка заорать тоже ни к чему не привела, я только напрягала горло, но звука не получалось. Никакого, даже сипа. Просто пустая напруга, так пытаются надуть бракованный воздушный шарик – ы…ы… и ничего.

Страхэто пустое слово. Оно ничего не выражает. То что я чувствовала – наверное поймет только тот, на кого медленно опускают бетонную плиту, и она уже касается грудной клетки. Я дико пучила глаза, скребла когтями, которые, казалось, росли, впиваясь в матрас, напрягалась изо всех сил и.…задыхалась. Осталось явно немного – доля секунды и смерть станет облегчением – как вдруг острый желто-зеленый огонек разрезал темноту.

Я потрясла головой, сбрасывая воображаемый бархат и окончательно проснулась. В окно бил свет фонаря, того, что напротив "Магнита", я вчера не задернула шторы. Несмотря, что на мне было напялено все, в чем я ходила вчера в магазин, меня бил озноб, жуткий, потрясающий и беспощадный. Скребло в горле, болел затылок, но все это полная ерунда, главное озноб. С трудом встав, я, качаясь добралась до стенного шкафа и начала выбрасывать из него все на пол в поисках одеяла или чего-нибудь теплого- аккуратно поискать у меня не хватало сил и очень тряслись руки, но ничего не было. У этого дурака, моего мужа была идея-фикс – он закалялся, потому что, какой -то идиот ему сказал, что холод бережет молодость. Мы и дома спали в разных комнатах – я, мерзлячка, под теплым ватным одеялом, а то еще и с обогревателем, он – с открытым в любую погоду окном и под тонкой простыней. Так и здесь. Ни одеяла, ни покрывала, одни ровные стопки одинакового белоснежного льняного белья. Сволочь.

Тихо скуля, как побитая собака, трясясь от холода, я надела куртку и шапку и вползла под матрас. Свернулась комочком и снова провалилась в черное, одуряющее пространство, узкое, как чердачный лаз.

Когда я снова открыла глаза, то мне показалось, что кто-то сунул в мою нору горящий факел. Или превратил в этот факел меня. Горела кожа, глаза, волосы, но, самое страшное – все полыхало внутри. Так плохо мне не было даже после операции, а тогда мало не казалось. Кое-как выбравшись из-под матраса, я попыталась сесть и свесить ноги. В принципе, получилось. Посидев и набравшись сил, я встала и, держась за стенку, доплелась до кухни, нажала кнопку чайника и опустилась на табуретку.

"Сколько, интересно. Тридцать восемь? Тридцать девять? Сорок? Явно не тридцать восемь, при такой температуре я вполне себе ходила на работу и даже работала. А тут – просто шквал внутреннего огня. И болит что-то в грудной клетке. Что там может болеть? Может, это фантомные боли? Или отрезанная грудь не болит?"

Плеснув кипятку, и глотая его, сдерживая слезы, я думала – что делать? Вот что делать мне сейчас? Звонить в больницу? В нынешней ситуации это подобно самоубийству, не угробят там, так предадут анафеме соседи. Всех возьмут…как это…контактеров…Звонить мужу? Интересно, что он скажет? Но ведь кому-то придется звонить…

Посидев на кухне, не знаю сколько, то ли в бреду, то ли в полусне, я с трудом разлепила воспаленные глаза. На руке, на которой только что лежала моя воспаленная голова, надувался здоровенный пузырь. Он становился все круглее и пухлее и, как в фильмах ужасов, постепенно наливался розовой гадостью. А рядом кожа, как будто шевелилась, дыбилась, поднималась рябью. И зрел еще один, такой же жуткий…