Читать книгу Дерево в окне - Ирина Листвина - Страница 7

Небо горбится плавно, гóлубо.

Солнце – не огонь, подаяние.

Серебрит листва твою голову,

тени, блики, сень увядания.

От кувшинок – полушки талые,

и потуплены улиц головы.

Тихий голос поёт литанию[11],

улетают птицы из города.

Что ж, прудов опустелых лебеди,

ранний снег ли на ветках бережных,

листопад сквозь дождь – множит знак беды?

Солнца пригоршни – в воду денежкой?

Шаг канала, вдоль уз (с подсказками

от зимы, льда наплыв ли, таянье).

Умолкает музыка ласково,

застывает даль – «До свидания!»

Пустота стоит, смутно каменна.

Я одна – отрицать и каяться.

Серебрит-темнит амальгама на

паутине слёз… да тоска моя.

Это пригород,

куст и изгородь,

горе-счастие мимолётное,

скрытных крыл трепетанье лёгкое.

Это иволга – «милый, милая»,

это снегири – «снег с ресниц сотри»

и синичий глаз – (спички свет погас),

это коростель – (лунная постель).

У малиновки – ал-малинов сад,

опалённый куст ринулся назад,

но всю ночь в окне плакал, не дыша:

«Ты прости, моя малая душа».

Так и сплыл наш дом – лепестком к луне,

о тебе одном плачу я во сне.

Жаворонка жар с тоненьких небес

только продолжал, только о тебе.

Белые листья слетают мои,

красные, жёлтые падают с крон.

Белые листья в четырёх стенах,

чёрные – по ночи – с четырёх сторон.

Ими заполнена, ширится ночь,

красные-жёлтые не в силах помочь.

В ком полускомканный (со звуком «клэп-клок»[12])

белый упал неисписан листок.

«Азбукой Морзе по стёклам мороз

колет в сознании точки насквозь»[13].

Дом стеклоокий, что наискосок,

красные-жёлтые светят – кому?

Им в голубом на прощанье дана

милость: кружась, завораживать тьму.

А за окном – треугольник окна,

сложен, отослан, белей полотна.

Но неопознан его адресат.

Чуть рассветёт, он вернётся назад.

Осень, подмешавшая истому

в невесомость скудных, кратких дней.

Профиль неба в проводах, изломах,

в искрах серо-золотых ветвей.

Кажется, прозрачный этот свет

(к Рождеству он поколеблен не был),

затемно окутав дом и небо,

смыл железо стылое на нет.

А задует и потянет вниз –

дрогнет и забьётся по карнизу

мимолётно мишура ветвей

(финифть с тенью), солнечных и сизых,

проскользнёт по кромке серых дней…

Смутных дней (с пером лебяжьим) шерсть,

спиц мельканье – шаткая ограда,

ненароком сбросишь петель шесть…

Вдруг в гнездо пробьётся луч отрадный,

сбив завалы снега с наших душ?

(Блеск подсветки – с ярких улиц в глушь –

позовёт на театральный ужин,

вот стекло заволокла не стужа –

светло-золотистое вино.)

Но надолго ли гостить, коль в лужах

кровельным железом крыто дно?

Станет ветер рыскать за углом,

вновь завьёт воронку злая скорость,

чтобы оборвать с ветвей покорных

позолоту, ставшую золой.

Что ж, когда вязанья мёртвый перст

запросто дотронуться посмеет –

станет острой проволокой шерсть,

а в гнезде птенец, что он умеет?

Но, укачивая, трепеща

кроткими, безрукими крылами,

талый Ангел дня взлетит над нами,

мгла отступит, сучьями треща…

Боже, дай ему (и нам) с утра –

светлое успение утрат.

Прости нам, Господи, прости…

Как долго (долго ль – мне) брести

продрогшей тенью бездорожья?

Сам вскрик души моей: «Дыши!» –

ужели в чём-то вызов ложный?

Как возникает вновь трава,

когда земля с зимы мертва.

Как голубеет ломкость зданий

весной холодной, в дымке ранней –

она шатается сперва.

И как размытый снег – слова,

что дремлют в ране без сознанья…

Прости и не оставь! Внемли,

ведь я росток Твоей земли.

Прости и корни, и долги

в ночи земной, до первой зги…

Когда в ней оживёт трава

и снег растает, как слова:

«Весной холодной, в дымке ранней».

Что же было в тебе, любовь?

Сном ведёшь вглубь кольца, век ждёшь.

И на срезанной ветке кровь

всё свежа, как оставил нож.

Но зачем сквозь землю мерцать,

словно город таит свой свет

и зовёт затонувшим звоном?

Ждёт в короне оленья ветвь

и орешник – в звёздах зелёных.

Что же есть, если нет конца?

…

На пуантах свежесть цветка,

разрывается обруч почки.

Мир, сведённый к исходной точке,

раскрывается – в облаках.

Вспышка – чиркнувший снег,

лёгкие ресницы,

до утра к дрёме век

каменных лепиться.

Вспышка – в камере сад,

чёрно-белый, чёткий.

Статуи стоя спят,

тени на решётке.

В камне – воска ожог,

колебалось, тлело,

чуть живое в чужом,

лёгкой тени тело.

Но не вспыхнет извне