Читать книгу Здрасьте, муза (сборник) - Ирина Маркова - Страница 4

Он в дождь бы надел капюшон,

Он жил бы в потоке идей,

Когда б в переулке крюшон

Поэту ни впарил халдей.

Поэт вдохновения ждёт

И в дождь, и в морозы, и в зной.

Поэт – не какой-нибудь жмот —

Он путник дороги иной.

Халдей же всё тыкал, подлец,

Крюшоном, как ножиком, в спину —

Не знал он: Антипов – творец,

И жив не крюшоном единым!

Поэт ведь ума не лишён —

Прощать он умеет грехи.

В отместку за тёплый крюшон

Он впарит халдею стихи!

Он жил прекрасно, без затей,

Казалось, делал всё, как надо,

Пока межрёберных чертей

Ни замаячили отряды.

Себя поэты укоряют —

Едва приблизится весна,

То бесы в рёбра ударяют,

Хоть в бороде и седина.

Ведь бес как грипп, как аллергия,

Он словно кашель или корь,

Межрёберная невралгия —

Чертей межрёберная хворь.

Она опасна, и тем паче —

Для бороды любой длины,

Но вот опять же незадача —

Ни бороды, ни седины…

Когда ж седин настанет время,

И хворь поэту надоест —

Глядишь, его покинет племя

Лихих межрёберных существ.

Лезут в голову мысли рьяные,

И язык несёт околесицу,

Даже строчки, как будто, пьяные,

То ли носятся, то ли бесятся!

Не в горячке ль поэт находится?

Замаячили звёзды с месяцем,

Снова строчки бегут, расходятся —

То ли носятся, то ли бесятся.

За виденьями с табуреткою

Наш поэт по квартире носится,

Слово крепкое, слово едкое

С языка порой так и просится.

Ждать рассвета нету мощи,

За окошком ветер свищет,

На пороге тёмной нощи

Копошатся где-то мыщи.

Средь бродяг и алкащей

Кто-то, где-то, что-то ищет,

Обожравшийся мыщей,

Рыжий кот здоровьем пыщет.

Букве гимн поём шипящей

И чем далее – тем хлеще,

Стиль поэта – меч разящий,

Знать, его попутал лещий.

Глупой жаждою томим,

По России он слонялся,

Но желанный Серафим

Почему-то не являлся.

Сам влачился, по себе,

Обойдясь без Серафима,

Шёл к «бревенчатой избе»,

Да прошёл, как видно, мимо.

Где же гения печать?

Как разжиться этим средством?

Мыслил буквой прозвучать,

Да увлёкся буквоедством.

Сергею Есенину

Хочется поэтам поголовно

Создавать шедевры, не спеша.

Кто-то бы и создал, безусловно,

Да сбивают с толку кореша.

Трудится Богданов над строкою,

Будто бы ворочает мешки,

Пушкин не даёт ему покоя,

С ним же – декабристы-корешки.

В творчестве порой иным поэтам

Свойственны огрехи и грешки,

Впрочем, не мешало бы при этом

Различать вершки и корешки.

Чем писать и глубже, и полнее,

Чем творить серьёзное решиться,

Иногда и проще, и вернее

С кем-то из великих скорешиться.

Стал поэт тщедушным,

Тощим и нескладным,

Злым и непослушным,

Мелочным и жадным.

Вредные привычки

Стали вдруг весомы —

Соберёт вещички

И бежит из дома.

Выкинул коленце —

Утащил подушку,

Щётку, полотенце,

Ложки, вилки, кружку.

Баночку варенья

Спионерил где-то, —

Всё для вдохновенья

Надобно поэту!

Жил бы без заботы,

Жал на все педали,

Только отчего-то

Нобеля не дали.

Видно, судьи строги —

Строги к трубам медным.

…Стал поэт в итоге

Тощим, злым и вредным.

Поэт готовил книжку,

Жил просто, не влюблялся,

Мог, правда, выпить лишку,

И на полу валялся.

Валялся на дороге,

Валялся у забора,

И навалял, в итоге,

Свой том довольно скоро.

Поэт влюбился с горя —

Не стоит удивляться,

И на дороге вскоре

Он перестал валяться.

Стал щёголем и франтом,

Сказал, труды итожа:

«Таким, как я, талантам,

Валяться, знать, негоже».

Он, как цветок в пустыне,

Всех только удивляет,

И дурака отныне

Он больше не валяет.

Он смотрит с пьедестала —

Зачем ему кривляться?

Талантам не пристало,

Как дуракам валяться!

Александр Сергеич хмурится,

Тютчев топает ногой,

Веренок в смущенье щурится,

Мол, совсем он не другой.

Нет стыда у них и совести,

Всяк из них, наверняка,

Сочинял стихи и повести,

Явно, в стиле Веренка.

Может, это зависть в гениях?

Пушкин сердится и Блок,

Веренок же в их творениях

Пробегает между строк.

У него стихи слагаются,

За строкой бежит строка.

Что ж великие ругаются,

Пальцем крутят у виска?

Веренок, как говорится,

Рядом с Пушкиным стоит,

Что же сходством не гордится

Гениальный наш пиит?

Он не трезв, и он не пьян,

Не в толпе, не одинок —

Замечательный пацан —

Обалденный Веренок!

Пьёт не водку, не вино,

Не из рюмки, не из кружки.

Все мы поняли давно —

Он не Лермонтов, не Пушкин!

Не венец на нём терновый,

И не лáвровый венок,

Не весёлый, не суровый

Сочинитель Веренок.

Кто в героях у поэта?

Не мышонок, не лягушка,

Видно все его сюжеты

Про неведому зверушку.

Поэт признал привычку вредную,

Но от стихов не устранился.

Он приобрёл корыто медное,

И медным тазом вмиг накрылся.

Поэт отнюдь не верил сказкам,

А вот великих уважал,

Хотя ни в Болдино, ни в Спасском

Никто в корытах не лежал.

Он грезит снова, полон прыти,

Литературными призами,

И оттого сидит в корыте,

Накрытый медными тазами.

Лишь зима завьюжит над лугами

В вечной круговерти январей,

Дамы с симпатичными ногами

На погост стремятся поскорей.

С виду все доверчивы и кротки,

Бродят по кладбищенской дорожке,

Симпатичны глазки, подбородки,

Маникюр, перчатки и сапожки.

Дамы все – Натальи Гончаровы

В рамках современного прогресса.

Пал Поэт в который раз и снова

От руки, как минимум, Дантеса.

Довели поэта до дуэли —

Все при жизни бегали за ним.

Ясно всем, кто он на самом деле —

Веренок – всего лишь псевдоним.

Жена, бесспорно, поражает:

Она красива и умна,

Хотя немного раздражает —

Меня затмила, сатана.

Не буду обращать вниманья —

Поверьте, я ведь не шучу!

И собственное обаянье

Я, ей в отместку, в ход пущу.

И я заржу, как мерин сивый,

И полетит со всех сторон:

«Он белозубый и красивый,

И – не по внешности – умён!»

Поэт Вишневский сам сознался,

Что жизнь его слегка побила:

Пообтрепался да помялся

В процессе творческого пыла.

Что пролопочет – непонятно,

Как будто вечно под хмельком,

Когда он чушь несёт невнятно

Слегка помятым языком.

Язык невнятное лопочет,

И смысл едва ли уловим —

Как будто в чёрный ящик хочет

Сыграть с читателем своим.

Вишневский в творческом конфузе

Скорее не горел, а тлел.

Он предпочёл медийность музе

И ни на миг не пожалел.

Среди поэзии стихийной

Вишневский понял до конца

Все плюсы внешности медийной,

Весь блеск медийного лица.

Он знать не хочет пораженья —

Себя почувствовал творцом.

Когда не светит муз служенье,

То можно посветить лицом.

Пытаясь встретить на пути

Успех до головокруженья,

Вишневский силился найти

Своё в зеркалах отраженье:

Вплотную к зеркалу приник

И с зеркалом весь день возился…

Вишневский в зеркале возник,

А вот поэт – не отразился!

Нет, не просто он поэт,

А бриллиант с огранкою,

Лишь пролил на скатерть свет —

Стала самобранкою.

Он, поэт, сошёл с ума —

Захотел напиться,

Самобранка ж пьёт сама,

И сама бранится.

Заблестит строкой поэт,

Как алмазной гранью —

… Самобранка же в ответ

Разразится бранью.

Льёт на скатерть яркий свет

Строчек со страницы,

Самобранка же в ответ

Лишь сильней бранится.

Ей от пролитого света

Нелегко уняться,

И читатели поэта

От души бранятся!

Когда в бинтах поэта голова,

Рукою в гипсе ручку не поднять.

На ум приходят умные слова —

Мол, нечего на зеркало пенять.

Быть первым не дано ему – и точка!

Но третьим быть, однако же, мастак!

Рука, что в гипсе, не напишет строчки,

Зато бокал поднимет только так!

При этом, улыбаясь очень мило,

Он тост провозглашает за углом:

«В готовности к облому – наша сила!»

Поскольку, что ни строчка, то – облом!

Лет через сто, не сомневайся,

Увидят все картину в раме —

Народ идёт валить Чубайса —

Кто с вилами, кто с топорами!

Ещё картина: солнце, лето,

Бежит народ, не ради славы,

Валить Вишневского-поэта

Во имя счастия Державы!

Поэт строкой великой бредил, —

Вот Пушкин в качестве подспорья,

Писатель явно не заметил,

Как сам примчался к Лукоморью.

Едва закат погас в предгорье,

Едва зажглись звездою росы,

Русалки вышли к Лукоморью —

Лукавы и простоволосы.

Вокруг дубов учёный кот

Осуществлял привычный кросс,

Но был учёный кот, и тот,

Как никогда простоволос.

Тянулись травы и колосья

К поэту сквозь ночную тьму.

«Смотри, не опростоволосься!» —

Кричали лешие ему.

Луна взглянула из-за кущи,

Поэт запрятался, как тать, —

Не будет он на сон грядущий

Отныне Пушкина читать.

Странным что-то стал поэт —

Не поёт, не пляшет,

Ходит прямо, как атлет,

И руками машет.

Пишет ночи напролёт,

А с утра напился

И в летящий самолёт

Мигом превратился.

Он друзьям сигналы шлёт —

Мол, ещё рюмашку —

Превратился самолёт

В кроткую ромашку…

В темноте – да будет свет!

С рюмкой распрощавшись,

Кем же станет наш поэт,

Вдрызг напревращавшись?

Шипело тело то и дело

На душу, впрочем, не со зла.

Душа ж общаться не хотела —

Не в настроении была.

Подумав: в теле, я как в клетке,

Умолкни тело, чуть остынь!

Схожу, пожалуй, на разведку

Туда, в безоблачную синь.

И если, часом, там не сгину

И по пути не нагрешу, —

По интернету фотку скину

Иль эс-эм-эс-ку напишу.

Как поэт, готов признаться я,

Пригубив слегка стакан,

Наблюдал, с какою грацией

Полз на кухне таракан.

Вызывает уважение —

Говорю не для красы —

Таракана продвижение,

Ножки, рыжие усы.

Своему инстинкту следуя,

И презрев препятствий вал,

Полз он, сам того не ведая,

Как бедняжка рисковал!

Посмотрите-ка внимательно:

Таракан с героем схож,

Мухи ж просто привлекательны,

И паук-злодей хорош.

С недостатками, изъянами

(я душою не кривлю) —

Восхищаюсь тараканами,

Мух же попросту люблю!

В чём же истина искомая

Среди пафосных идей —

Да, бывают насекомые

Привлекательней людей.

Замечательный поэт

По утрам встаёт чуть свет,

И, судьбе наперекор

Поэтический узор

Вышивает, как иглой —

Невысокий и незлой —

Не узбек и не таджик,

Он с утра писать привык.

Тихо ручкой шаркает,

А ворона каркает.

Молча трудится чуть свет.

Он – не дворник, он – поэт.

Ничего идут дела, —

Только ручка, как метла,

По бумаге «Вжик» да «вжик»,

Замер, слушая, таджик!

Кот

Между прочим, Тишка кот

Понял всё наоборот —

Разбросал стихи упрямо,