Читать книгу Я есть… - Ирина Мартова - Страница 9

На кафедре зоотехнологий появился новый преподаватель. Молодой, холостой, лет тридцати пяти, он сразу заставил трепетать одинокие девичьи сердца. Высокий, широкоплечий, глазастый, улыбчивый, недавно защитивший кандидатскую диссертацию, Валентин Ильич перевелся в Москву из Нижнего Новгорода.

К пятому курсу уже многие девушки вышли замуж или имели женихов. Только немногие остались не у дел. То ли слишком переборчивые, то ли чересчур занятые, то ли не больно привлекательные, они на пятом курсе уже и не делали особых усилий для привлечения мужчин.

У каждой из них все складывалось по-разному. Степанида, например, давно решила, что пойдет замуж только по большой и обязательно взаимной любви. Строгая и слишком требовательная, она за все время учебы так и не встретила человека, который бы поразил ее. Парни, которые на первых курсах вились вокруг нее роем, вдруг все куда-то исчезли. «Нашли более уступчивых и сговорчивых», – шутила по этому поводу Катерина.

Степанида на подколы подруги внимания не обращала, а вот постоянные навязчивые уговоры матери идти поскорее замуж ее нервировали. И хотя мать при каждой встрече напоминала, что «век девки недолог» и угрожала, мол, «будешь вековать в девках», но Стеша не торопилась, не давала никому обещаний и хранила себя для единственного суженого.

Катерина, не в пример подруге, долго сидеть в девках не собиралась, хотя тоже особо не выбирала. Она еще со школьных времен любила парня из их родного села. Сейчас он учился в колледже неподалеку от Заречного на токаря. Девушка давно согласилась выйти за него замуж, и теперь с нетерпением дожидалась лета, чтобы, наконец, получить диплом и сыграть свадьбу.

Их всей этой троицы только чернокудрая Маринка беззаботно крутила романы то с одним, то с другим, то с третьим. Девушка была абсолютно уверена, что любой из ухажеров с радостью возьмет ее в жены, как только она намекнет ему об этом.

Но поначалу Маринке замуж не хотелось. Она от всей души веселилась, жила легко, порхала, словно та стрекоза из басни, а когда пришло время, с удивлением обнаружила, что никто из ее избранников не спешит предлагать ей руку и сердце.

Как-то, сидя в аудитории после лекции Валентина Ильича, Катя ткнула подругу в бок.

– Стешка, что творится, а?

– Да что творится? – Степанида недоуменно нахмурилась. – Ты о чем?

– Ой-ой-ой, – хитро прищурилась Катерина. – Только не говори, что не понимаешь.

– Что я должна понимать?

– Господи, – нетерпеливо вскочила из-за стола Катя. – Не зря твоя мать говорит, что ты – твердокаменная! Разве не видишь, как новенький на тебя смотрит?

– Какой новенький? – не поняла Степанида.

– Да, ладно! Так ты действительно не замечаешь? – ахнула Катерина. – Стешка, раскрой глаза! Этот, молодой, который лекции по зоотехнологиям читает, глаз с тебя не сводит.

– Во-первых, его зовут Валентин Ильич, – усмехнулась Степанида. – А во-вторых, видеть-то видела, но хочу отметить, он на всех так смотрит. А что ему? Молодой, свободный, независимый. А интерес к девушкам – это нормально для мужчины.

– Да что ты философию развела, – не поняла подруга. – Разве не собираешься воспользоваться его симпатией?

– Кать, ты будто с луны свалилась. Как я воспользуюсь? Он же преподаватель. Есть же субординация, правила хорошего тона… Мало ли кто ему нравится, но ухаживать за студенткой он не может.

– Почему это? – опешила Катерина.

– О, боже! Да потому что это неприлично. И я не могу сама подойти к нему, это будет выглядеть довольно странно.

– Фу, какие глупости, – поморщилась Катя. – Где ты этого набралась? Ханжество какое-то! Если люди нравятся друг другу, причем здесь их положение?

– Слушайте, девчонки, – вдруг вздохнула Марина, – а ведь мне он тоже понравился. Классный такой… Умный, красивый, спортивный. А улыбка какая – глаз не отвести!

– Что я слышу? Ничего себе, – изумленно обернулась к ней Катя. – Только ты сюда не лезь!

– Почему? – Марина вызывающе взмахнула ресницами. – Каждый сам борется за свое счастье.

– Давай скажем честно, подруга, – Катерина аж задохнулась от такой наглости, – у тебя уже сто раз была возможность замуж выскочить. В том, что ты одна до сих пор, никто, кроме тебя, не виноват. Ты мужиками крутила как хотела. А Стешка – другое дело. Она – человек серьезный, романов не заводила, мужиков не дурила, и, кстати, еще никого до сих пор не любила.

– Так, может, и я никого не любила, – задумчиво пожала плечами Марина. – Просто развлекалась.

– Как это? – Катерина недоверчиво прищурилась.

– А так. Может, это я от одиночества глазки строила мужикам, чтобы не сидеть за городом с теткой в пустом огромном доме.

– Да ладно, – скептически хмыкнула Катя.

– Можешь не верить, мне все равно, – Маринка пожала плечами. – А вот что будет дальше, мы еще посмотрим.

– Ты меня разочаровываешь, – возмущенно покачала головой Катерина. – Не думала, что ты способна на подлость.

– Ну, что, Стеш, поборемся? – Маринка, не обращая внимания на Катю, обернулась к Степаниде.

– Я бороться с тобой не собираюсь, – невозмутимо отозвалась Стеша. – Если мне суждена любовь, она придет, независимо от того, кто на нее еще претендует. Я события подгонять не буду. Что будет, то будет.

– Ладно, девчонки, расслабьтесь, – засмеялась Марина, заметив, что ее откровения шокируют подруг. – Пошутила я. Не нужен мне ваш Валентин Ильич. Не расстраивайся, Стешка, мешать не стану.

– Да я и не расстраиваюсь, – гордая Стеша посмотрела ей прямо в глаза. – У каждой из нас своя дорога. Поживем – увидим.

Не знала Степанида тогда, что дорога-то, может, у каждого и своя, а вот любовь все-таки им придется делить. Настырная Марина, не привыкшая уступать и отдавать, просто затаилась на время. Отступила в ожидании своего часа.

Прошло три месяца. Валентин Ильич заболел.

Тогда стоял декабрь. Самое начало его, морозное, ветреное и злющее, сковало весь город. Первый месяц зимы серьезно взялся за дело: запорошил город первым снегом, ударил минусовыми температурами, покрыл дороги скользкой коркой тонкого льда, трепал провода порывами северного ветра.

Валентин Ильич, не знавший доселе московскую зиму, сразу слег с воспалением легких.

В первый день его отсутствия студенты болтались по факультету без дела, потом лекции Валентина Ильича быстренько заменили на другие, перекроили расписание, сократив количество учебных пар. Однако через неделю, оценив серьезность ситуации, часы молодого педагога временно отдали заведующему кафедрой Модесту Львовичу, и, успокоившись, на время позабыли о больном Валентине.

Факультетская администрация, решив проблемы замещения преподавателя и координации расписания, облегченно выдохнула и занялась привычными рутинными делами, а студенты, погалдев, вскоре и думать забыли о болеющем молодом лекторе.

Однако Степанида волновалась. Ей не спалось. Она вдруг осознала, что за эти три месяца так полюбила Валентина Ильича, что теперь и думать ни о чем не могла. Каждый день просыпалась и засыпала с мыслью о нем. Вспоминала его улыбку, прищур глаз, взмах руки… Считала дни без Валентина Ильича, читала в интернете про его болезнь, изучала способы лечения народными средствами.

Девушка каждый день ждала появления преподавателя, но, когда и через две недели Валентин Ильич не появился на работе, нервы у нее не выдержали. Степанида подхватила свою сумку, выбежала из аудитории и отправилась на кафедру. Робея, долго стояла под дверью, кусая губы и стыдливо подбирая нужные слова, но, переборов смущение, наконец, шагнула вперед и решительно потянула на себя массивную деревянную створку.

Модест Львович, восседающий за огромным старым столом, заваленным какими-то бумагами, папками и книгами, недовольно поднял голову.

– Чего тебе, Зорина?

– Модест Львович, я хочу спросить… Вернее, узнать… – Стеша еле-еле оправилась от смущения.

– Ну, что спросить-то?

– Хочу узнать, как самочувствие нашего преподавателя…

– Зорина, что ты мямлишь? Какого еще преподавателя?

– По зоотехнологиям, – Стеша, чувствуя, как краснеет, сделала шаг вперед.

– Валентина, что ли? – заведующий кафедрой снял очки и близоруко прищурился.

– Да, – Стеша смущенно кивнула. – Про него я и хотела узнать. Понимаете, ребята интересуются, когда он вернется?

– Ребята? – завкафедрой недоверчиво сдвинул брови. – А им-то чего?

– Ну, просто интересно.

– Что-то ты, Зорина, темнишь. Ну, да ладно. Не знаю, честно говоря, когда Валентин наш поправится, больничный ему продлили еще на неделю.

Степанида неуверенно переступила с ноги на ногу, не решаясь спросить то, ради чего здесь оказалась. Модест Львович, досадливо поморщившись, вернул очки на нос.

– Ну, что топчешься? Что еще?

– Модест Львович, а дайте мне, пожалуйста, его номер телефона или адрес. Мы хотим его проведать. Ему приятно, наверное, будет.

– Адрес? Эка, ты, деваха, хватила! Не уверен я, что больному преподавателю будет приятно ваше нашествие. Ему, скорее всего, сейчас не до вас. Дайте человеку спокойно поболеть.

– Модест Львович, пожалуйста… Дайте. Мы не станем ему надоедать, обещаю.

Заведующий кафедрой, которого настойчивость Степаниды уже стала раздражать, развел руками.

– Ты, Зорина, меня измором решила взять? Адреса Валентина я не знаю. Этими вопросами лаборантка кафедры занимается, но ее сегодня нет. Номер телефона где-то записан, но искать сейчас не стану, некогда мне. Так что помочь тебе ничем не могу. Если есть желание, иди к секретарю деканата, у нее все контакты работников факультета.

Благодарно кивнув, Степанида поспешно ретировалась и стремглав понеслась в деканат.

– Что это вы выдумали? – полная, уже седеющая и очень уставшая секретарша деканата недовольно обернулась. – С какой стати я должна сообщать вам адрес преподавателя? Это личная информация. Закрытая. Понятно?

– А Модест Львович разрешил. Я у него сейчас была, можете позвонить, проверить.

Хмурая секретарша, изобразив удивление, медленно подняла свое полное, утомленное тело со стула, но дойдя до шкафа, вдруг остановилась.

– А почему Модест Львович сам адрес не дал? Он – завкафедрой, мог бы сразу решить проблему.

– Не знаю. Позвоните ему, если не верите.

– Господи, вот навязалась, – лениво отмахнулась секретарша. – Некогда трезвонить без дела. Если завкафедрой разрешил, мне не жалко. Записывай. – Она, придерживая сползающие очки рукою, старательно продиктовала адрес и телефон Валентина Ильича, потом заботливо вернула папку на прежнее место. – Все? Или еще что-то?

Степанида бежала к автобусной остановке, не разбирая дороги.

Шел декабрь. Это была уже та пора, когда оголившиеся деревья стыдливо опустили ветви, приготовившись к долгому зимнему забытью. Когда небо, утратившее былую высоту и яркость, поблекло, посерело и стало похоже на рваный дедовский ватник. То и дело небосвод затягивало бесформенными облаками, которые клубились то ли туманом, то ли мглой. Воздух мутнел, темнел и, теряя прозрачность, сгущался, повисая клочьями.

Время от времени срывался холодный дождь, переходящий в колючую поземку. Безжалостный ветер хватал за полы пальто, обжигал щеки и забирался за воротник.

Стеша ничего этого не чувствовала. Торопясь на автобус, она иногда совала руку в карман, проверяя, не потеряла ли в спешке крошечный клочок бумаги, на котором записала заветный адрес.

Как доехала – не помнила. Словно в забытьи, ни о чем не думала. Остановившись, наконец, перед обшарпанной дверью в старом панельном доме, девушка с трудом перевела дух, сжала кулачки, и, закрыв глаза, прошептала едва слышно: «Господи, помоги! Спаси и помилуй…»

На звонок долго никто не реагировал. Дверь не отворялась, звуков никаких не слышалось, признаков жизни не доносилось. Степанида нажала на большую черную кнопку еще раз. И еще. Тишина плавала за дверью.

Расстроенная девушка прислонилась спиной к заветной двери и замерла. Отдышалась, справилась с волнением. Постояла еще, потом, потеряв терпение, развернулась и что было силы снова нажала на кнопку звонка. Держала долго, слушая, как льется незатейливая мелодия где-то там, в глубине квартиры. Не дождавшись ответа, приникла ухом к двери.

Абсолютная тишина, чистая, протяжная, безмятежная. Словно за дверью и вовсе нет жизни: не капает вода из крана, не гудит пылесос, не бьют часы, не хлопает форточка. И это полное, глубокое беззвучие испугало Степаниду. Она в изнеможении опустила руки и всхлипнула. Отчаяние и детская обида накрыли ее, но она с собой быстро справилась. Решительно достала телефон и, глядя на заветный листочек, поспешно набрала номер преподавателя.

Она терпеливо ждала. И, словно сжалившись над ней, где-то в глубине квартиры раздались трели звонка. Не дожидаясь ответа, Степанида лихорадочно нажала на кнопку отбоя и, что было силы, заколотила в дверь кулаком. Неожиданно, в ответ на ее стук, распахнулась дверь в квартире напротив. Седая дама с незамысловатым пучком на голове важно выплыла на лестничную площадку и, придерживая полы длинного атласного халата, надменно оглядела девушку с ног до головы.

– Что происходит? Ты чего тут хулиганишь?

– Извините. Я из университета, к преподавателю пришла. Он не открывает, а я волнуюсь.

– Твое волнение больше похоже на хулиганство. Прекрати шуметь, – дама недовольно переступила с ноги на ногу. – Весь подъезд уже на ноги подняла.

Она исчезла так же быстро, как и появилась, сердито сверкнув глазами на прощание. И, словно в ответ на ее слова, в квартире Валентина вдруг послышались шаркающие шаги, гневно заскрежетал замок, и на пороге показался худой бледный мужчина.

Выглядел он ужасно. В полинялых, вытянутых на коленях спортивных штанах, в футболке неопределенного цвета, в тапочках на босу ногу. Всклокоченный, небритый и с шерстяным шарфом на шее, Валентин едва стоял на ногах.

Держась рукой за косяк, он, прищурившись, изумленно уставился на девушку, не узнавая ее.

– Вам кого?

Степанида, чувствуя, как внутри разливается горячая щемящая нежность, прошептала, дрожа от волнения:

– Валентин Ильич, вы не узнали меня? Я – Степанида Зорина. Стеша. Ваша студентка с пятого курса.

Он помолчал, осмысливая услышанное, и вдруг, узнав ее, смущенно покраснел до корней волос.

– Вы? Зачем вы здесь?

– Валентин Ильич, – Степанида засуетилась, боясь, что он ее прогонит, – я пришла вас проведать, меня наша группа отправила. Пожалуйста, разрешите…

– Что разрешить? – закашлявшись, прохрипел он. – Не понимаю. Что вам нужно?

– Разрешите войти?

– Нет… – испуганно съежился Валентин Ильич. – Нельзя, простите. Зачем?

– Я специально приехала, чтобы вас навестить…

– Но ко мне нельзя. У меня такой кавардак! Я болею уже две недели, не до уборки было.

Но Степанида уже пришла в себя и, не слушая бормотания смущенного преподавателя, решительно шагнула ему навстречу.

– Здесь холодно. Не стойте на сквозняке. Пропустите. Я все сделаю.

Он ошарашенно отступил назад, беспомощно прислонился к стене.

– Вы ставите меня в неудобное положение, – едва держась на ногах от слабости, прошептал он. – Мне неловко. Это лишнее!

Она, не слушая его, сняла пальто, сбросила ботинки, и, обернувшись, захлопнула за собой входную дверь.

– Валентин Ильич, ложитесь в постель. Я сделаю вам чай. Вы сегодня ели что-нибудь?

Он походил на маленького мальчишку: растрепанный, растерянный, исхудавший…

Мужчины вообще не умеют болеть, сразу превращаются в беспомощных существ, боятся лекарств и совершенно теряют присутствие духа. Обычно они сразу укладываются в постель, ожидая горячего внимания и всевозможной заботы. Им хочется опеки, покровительства и бесконечной ласки.

Преподаватель, не ожидавший появления своей студентки, совершенно смешался.

– Так вы ели сегодня или нет? – вздохнула Стеша.

– Не помню, – он пожал плечами, – кажется, завтракал.

– Все понятно. Ложитесь. Дайте мне минуту. Я помою руки и сделаю вам чай.

На кухне царил хаос. В раковине громоздилась гора грязной посуды, на столе стояли чашки, в блюдце засыхал порезанный лимон. Холодильник был девственно чист и пуст. На верхней полке одиноко грустила банка с каким-то засахаренным вареньем, а в шкафу обнаружился лоток с остатками загустевшего меда.

– Все гораздо хуже, чем я предполагала, – озадаченно присвистнула Степанида.

Минут через десять она вошла в комнату, где на диване лежал Валентин Ильич, с чашкой свежезаваренного крепкого чая.

– Валентин Ильич, сразу хочу вам сказать, что я не уйду, пока вы не поправитесь. Буду за вами ухаживать.

– Вы с ума сошли? С какой стати? Ни в коем случае!

– Не тратьте силы. Я не уйду. Буду вас кормить и лечить.

– Зачем? Ну, пожалуйста, – Валентин испуганно заморгал красными глазами. – Я не могу вам это позволить! Это совершенно не нужно! И неудобно. За чай спасибо, но уходите.

– Не спорьте, это бесполезно, – она обрела обычные для себя присутствие духа и уверенность. – Соглашайтесь. Сейчас я здорова, а вы больны.

Он, сбитый с толку ее напором, поднял на нее умоляющий взгляд.

– Спасибо, конечно, но… Это как-то неправильно. Я чужой вам человек, я ваш преподаватель, мне неловко. Как вы не понимаете?

– Перестаньте. Я все понимаю, но не уйду ни за что, – Стеша подвинула к дивану табурет, поставила на него чай и мед в блюдце. – Вот, пейте чай. И не обожгитесь – кипяток, – она заботливо наклонилась и подоткнула ему подушку. – Садитесь поудобнее. Не волнуйтесь, я умею ухаживать за больными. И вас выхожу, будете как новенький. Вы лекарства пьете? Что врачи говорят?

Он, пораженный происходящим, словно онемел от замешательства, но потом, чувствуя бесполезность сопротивления, взял себя в руки.

– Врач приходил два раза. Антибиотики назначил. И еще какие-то лекарства.

– Вы их пьете?

– Что-то пил, но не все. Остальное еще не купил. Друг обещал заехать, привезти.

– Господи! Вы здесь столько лежите и толком не лечитесь? Валентин Ильич, разве так можно? Что ж вы как ребенок!

– Вы говорите как моя мама, – мужчина улыбнулся краешком бледных губ. – Нет, я, конечно, лечился. Антибиотики пил, мне уже легче.

– Так, все ясно, – девушка достала из своей сумки кошелек, взяла шапку. – Давайте мне рецепты и скажите, где здесь магазин найти, поближе желательно.

– А магазин-то зачем?

– Продукты куплю, буду вас обедом кормить, – она спокойно и уверенно взмахнула рукой, предупреждая его сопротивление. – И не вздумайте перечить. У меня характер знаете какой! Вам со мной сейчас все равно не справиться.

Когда она, забрав рецепты, направилась в коридор, мужчина робко позвал ее:

– Степанида, постойте. Там, на тумбочке у входа, ключ лежит. Возьмите. Открывайте дверь сами.

Так началась их любовь. Любовь, которая соединила непохожих людей. Мужчину и женщину, обладающих разными темпераментами, характерами, привычками и склонностями.

Но ведь любовь не выбирает. Она одаривает блаженством, осыпает радостями, награждает счастьем. Ублажает. Усердствует.

И внимательно наблюдает. Контролирует. Отслеживает. Не спускает глаз. Не выпускает из виду.

И стоит лишь на мгновение оступиться, на секунду отклониться от выбранного пути, ошибиться, споткнуться, поскользнуться… Любовь тут же разочарованно отворачивается. Отступает и уходит.

И вернуть ее невозможно. Любовь не прощает предательства.