Читать книгу Куда уходят скалы. Книга первая - Ирина Мисевич - Страница 2

Квартира профессора Романовского

на Спиридоньевской улице. 1936 год

Гость говорил почти без акцента. «Вероятно, из эмигрантов», – подумал Михаил Кондратьевич. Профессор был из тех немногих русских, кому позволялось не только общаться с иностранцами, но и принимать их у себя. «Ария заморского гостя», – усмехнулся про себя Романовский, ему, светилу Советской фармакологии, вербовки были привычны. Нельзя сказать, что он был рад Советской власти, но Россию любил, уезжать не хотел, несмотря на то, что в 17-м его повели на расстрел, поставили лицом к стене собственного дома, благо, не убили, тяжело ранили, Софья Александровна выходила, спасла. С двухлетней Верочкой на руках, с еле живым мужем как-то выбралась в другую губернию, выправила всем новые документы, немного изменив фамилию. Как-то затерялись, выжили и приспособились к новой власти.

Профессор с приходом красных начинал аптекарем, но умище не спрячешь, и вскоре уже преподавал в медицинском институте, 1-м ММИ на Пироговке.

Идеи бессмертия, вечной молодости или хотя бы долгой безболезненной старости всегда притягивали сильных мира сего. Пока он может работать, пока подает надежды, семья – в безопасности, более того, они живут в огромной отдельной квартире, сыты, пайки из спецраспределителя, Софья Александровна и Верочка одеваются в Торгсине. Нет, эмигрировать профессор не хотел, Россия давала простор для науки, творчества, в поисках составляющих для его «таблетки молодости, здоровья и долголетия», которую он для краткости именовал препаратом, он мог ездить на Кавказ, на Дальний Восток, в Сибирь. Какая страна даст еще такой размах?!

Софья Александровна была на всю жизнь напугана революцией, новыми вождями, полуграмотными, но очень хваткими и жизнестойкими коммунистами. Она пыталась уговорить мужа уехать в спокойный и респектабельный Лондон или в беззаботный, легкий Париж… Но всякий раз муж убеждал ее в том, что «кровавое время пережили, жизнь налаживается, люди остаются людьми, зверское начало не может доминировать в человеке». Поскольку он со своими знаниями и открытиями нужен стране, науке, вождям, то и его близкие – под защитой. Подали чай и домашний пирог с вишней, фирменный шедевр Софьи Александровны.

– Я понял, господин профессор, что вы собираетесь ответить отказом, но не спешите, такие решения наспех не принимаются. Давайте возьмем паузу, но знайте: вас ценят и ждут, если вдруг вы решитесь, либо какие-то события вас заставят принять наше предложение, дайте нам знак, – произнес гость и вложил в руку Михаила Кондратьевича листок.

«Смотри-ка: был готов к отказу… Умный и предусмотрительный, впрочем, другого и не прислали бы», – отметил про себя Романовский. Текст-инструкцию внимательно изучил, дал просмотреть и запомнить супруге, затем, раскуривая сигару, поднес спичку к листку и сжег его. Романовский не курил, но запах дорогих сигар ему нравился, а особенно его любила супруга, даже просила иногда: «Покури немного, Миша, пусть в доме мужчиной пахнет…»

Гость ушел.

«Только бы эта инструкция не понадобилась никогда», – подумал профессор.

«Как же я скучаю по Парижу», – пронеслось в голове у Софьи Александровны.