Читать книгу Записки на простынях - Ирина Мист - Страница 24

Больницы. Веет от них тоской и безысходностью. Какие-то помню лишь по рассказам родителей. В одну такую мне передали красного плюшевого медведя с меня ростом. Он стал мне другом, мы играли и разговаривали днём, а ночью спали в обнимку. До сих пор сплю с игрушками, если остаюсь одна. Только в супружеской постели места им не было. И они перекочевали в шкаф, чтобы после расставания вернуться в мою постель.

Сейчас кладу с собой другого медведя со свалявшейся шерстью и растрепавшимся бантом. Пятнадцать лет переездов с квартиры на квартиру, сна на чужих диванах и собственных кроватях-сексодромах, а он всё со мной.

Тот красный медведь родом из детства сгинул. Наверное, мама выкинула его, штопанного-перештопанного, с вытершейся шерстью и подрисованными глазами.

А тогда он стал моим спасителем. И взрослому в больнице тоскливо, а уж ребёнку. Скрипучие пружинные кровати. Пронзительный запах лекарств, смешанный с хлоркой, намертво въелся в стены. И страх. Каждый день кого-то из детей уводили в комнату с наглухо закрашенными окнами. Плачущими возвращали назад. От их слов разило страхом – промывали, прокалывали, вырезали. Перед завтраком объявляли тех, кого кормить не будут. Это означало одно – визит в ту комнату. Страх монструозным пауком висел под потолком и ночами выбирал себе новые жертвы.

Каждый день ждёшь, что тебя выпишут, а когда – неизвестно. Дни тянутся один за другим. Карантин – и даже родных не пускают в общую комнату. В приёмные часы дети и посетители толпятся, разделённые крохотным стеклянным окошком, закрытым на задвижку.

Больницы навечно связаны с тремя словами – страх, боль, неизвестность.

Однажды провела в них почти всю зиму. Меня отвезли после того, как наглоталась таблеток. Утро начиналось с вкрадчивых бесед с психиатром. О жизни и смерти. Беседы и таблетки изо дня в день. По времени – туалет, прогулка, сон. И под присмотром. Самый паршивый новый год я встретила там же.

Став взрослой, свидания с больницами стали кровавыми, предсказуемыми и спокойными. Отдельные палаты, собственный режим и возвращение только к ужину. Если могла ходить. Страх отступил. Оставалось гнетущее одиночество. Муж заезжал редко и так же скоро уезжал. А мне даже не фруктов хотелось – чтобы кто-то близкий хотя бы на полчаса остался рядом. Поболтать о пустяках, как тогда, в детстве, когда родители навещали меня каждый день. Они оставались со мной, пока медсестра не объявляла, что приёмные часы закончились.

Сейчас мне есть чем заняться на больничной койке. Вместо красного медведя – ноутбук с кучей фильмов и гора книг на подоконнике. А можно провожать взглядом редких посетителей, пересекающих пустынный больничный двор под низким пасмурным небом. Или вспоминать о том, что осталось по ту сторону и, надеюсь, ждёт моего возвращения.

А в голове всё время вертится вопрос: зачем нужно, чтобы режим в детских больницах так напоминал тюремный?

Одежду отдавали родителям, двери запирали, и мы с соседками по кроватям разрабатывали план побега. Знали, если у столовской алюминиевой вилки отломать ручку, получится вполне годная отмычка. Медсёстры пользовались такими. Нам и домой не нужно было – хотя бы погулять в больничном дворике. Даже еду разрешалось хранить только в общем шкафу в подписанном пакете. Хотя мы умудрялись прятать печенюшки и конфеты, примостив пакет под кроватью и, замаскировав матрасом. Туда медсёстры при обходе никогда не заглядывали.