Читать книгу Соленые реки - Ирина Рикас - Страница 3

– Короче, чувачки, я все узнал. Как получаем дипломы, отпуск две недели. Потом едем все в Москву, являемся в ГУК. Там нас собирают со всех ин-язов, делят на группы по странам. В основном будут москвичи из военного института переводчиков, из Минска пару ребят и мы. Мы уже назначены в Мозамбик.

В последних числах мая 1980 года, утром, в квартире на первом этаже одной из русановских многоэтажек встретились три выпускника переводческого отделения Киевского Госуниверситета: Костик Каретник – хозяин квартиры, его закадычный дружок Шурка Ярцев и их приятель Борис Тиманович. Собираться у Костика – дело обычное, за пять университетских лет многие их однокурсники освоились здесь не хуже, чем в собственном доме. Однако посиделки по утрам – это бывало только после слишком серьезного загула накануне, когда гости оставались у Костика ночевать.

Но в тот день все трое были, что называется, «ни в одном глазу» и на кухонном столе не было ничего, кроме оловянной пепельницы, похожей на миниатюрную селедочницу и полупустой пачки «Примы».

Борис рассказывал:

– Отпуск можно брать через год, целых сорок пять дней! Билет в отпуск оплачивают в оба конца. Два года работы засчитываются, как срочная служба в армии. Так что, мужики, где-то в августе двинем.

– Что, все втроем? Клево! А там тоже вместе будем? – Шурка, компанейская душа, был готов куда угодно, лишь бы с друзьями.

– А в Москве где жить? Это же не в один день все будет? – спросил Костя, прикидывая, можно ли взять с собой жену.

– Будь спок. В Москве общагу дают. Но кто хочет, может остановиться у родственников. У кого таковые имеются, – Борис глянул на Шурку.

– О, я у жены буду. Они в Подмосковье живут.

– Ну ты, Шурка, как всегда, лучше всех подсуетился, – подмигнул Борис. – Но, видишь, не всем такое счастье.

– Ладно, Тима, не гони, лучше скажи, как с португальским будем? Все-таки это не испанский.

– Да о чем ты, Шурка, – усмехнулся Тиманович. – Летом полистаешь учебник – и вперед. Родственные же языки.

– А как же с женами? – беспокоился Костик. – Они могут сразу с нами ехать?

Костик почти все пять университетских лет, как какой-нибудь герой из курса ранней западно-европейской литературы, добивался взаимности и вот, наконец, недавно женился.

– Эх, Коська, жениться надо было внимательнее, – проговорил Борис, выпуская струю табачного дыма. – Сомневаюсь я, что твоя Лелька так и бросится за тобой в загранку.

– А ты не очень-то, – проговорил Костик. – Что ты о ней знаешь?

– Ей работа в интуристе светит, так что не боись, она здесь скучать не будет. Да ты слушай. Девчонки могут приехать позже, месяца через два-три. Им пришлют вызов из ГУКа.

– А чего же майор гнал, что за границу без жен не выпускают?

– возмутился Шурка Ярцев. – Мы тут переженились все, как…

– Ну-у, два месяца ждать, это долго, – протянул Костя.

– Да, месяца через два, не раньше. Но! – Борис значительно поднял вверх указательный палец, – Они будут получать здесь нашу лейтенантскую зарплату – по сто двадцать рэ!

– О, не слабо! – воскликнул Шурка. – Но, надеюсь, это не все?

– Таки да! Там мы будем получать в ВАЛЮТЕ по семьсот долларов в месяц!

– Что, прямо доллары будут платить?

– Да, держи карман. Кто тебе их покажет. Счет нам откроют. Внешэкономбанк такой есть в Москве. Так вот, туда нам будут перечислять такие… инвалютные рубли. А мы, как приедем, можем снимать там чеки: ну это вроде морских бонов, для Березки.

– Да ты что! Во клево!

– Как это ты, Борик, все разузнал? Может, липа? – заметил Шурка. – Что-то сомнительно, чтобы столько платили.

– Да что я зря, что ли, майору с третьего курса отчеты писал! Источник информации достоверный, лучше не бывает.

– Ну зря или нет – это тебе виднее, – хохотнул Костик.

– Ну так и не выступайте! Ладно, чувачки, надо это дело обмыть, – Борис встал и начал рассовывать по карманам сигареты, зажигалку, очки в плоском кожаном очешнике с желтой олимпийской эмблемой. – Коська, мы сбегаем, а ты тут пока насчет закуски покопайся у мамы в холодильнике.

– Да не, ребята, я с вами. Еще одиннадцати нет, вам не дадут.

– А тебе, что, дадут?

– Аск! Мне тетя Фрося всегда отпустит.

Тетя Фрося – продавщица винного отдела ближайшего гастронома, немолодая уже, но пышная «пергидрольная блондинка», была своего рода знаменитостью в кругах русановских выпивох. Свою клиентуру она, соответственно каким-то собственным критериям, делила на несколько категорий: «интеллигентный клиент», «приличный мужчина», «алкаш чертов», «пропащий», «несчастненький» – последние два не удостаивались существительных. Всегда вежливый Костик пользовался ее особым расположением и назывался «хороший мальчик».

Трое друзей отправились затовариваться. Шли неспеша, продолжая разговор и все еще не веря своему счастью: все страхи и волнения последних недель пятого курса, когда над всеми висел главный вопрос и головная боль каждого пятикурсника – распределение – позади!

Из них троих только один Костик Каретник мог себе позволить не очень волноваться о работе. Его мать принадлежала почти что к элите: работала в университете марксизма-ленинизма. Уж как-нибудь пристроила бы сыночка в городе, не допустила бы, чтобы ехал на периферию школьников испанскому учить.

Борик Тиманович тоже не случайно проскочил – на курсе ни для кого не были секретом его нередкие встречи с сероглазым, неброским с виду пареньком в штатском. Об этом, конечно, никто не трепался, но – дело ясное. Отслужит в «загранке» и – прямиком в кадры.

Кто действительно непонятно как и почему попал в «загранку», так это Шурка Ярцев. Вот уж кому прямая дорога была идти учителем в среднюю школу в каком-нибудь Урюпинске.

Парень из глухой провинции, папаша – простой слесарь на заводе. Как ему вообще удалось поступить с такими данными аж в Киевский государственный университет, да еще на престижное переводческое отделение факультета романо-германской филологии?!

Это в конце-то семидесятых, когда к такому ВУЗу без блата и комар близко не подлетал! Просто везуха, другого слова не придумаешь. А он, похоже, вообще везучий.

Вот взять хоть тот случай со справками. Через год после поступления он так освоился, что стал прогуливать лекции, а чтобы оправдаться перед старостой, раздобыл в студенческой поликлинике чистые бланки и представлял их как справки о болезни.

Раздобыл – не совсем верно. Бланки справок попали к нему случайно.

Однажды сосед по комнате, Леша Пименко, прибежал из кухни с закатанным по плечо рукавом рубашки:

– Блин, Шурка, мазь какая-нибудь есть?

– А что с тобой?

– Руку обварил паром.

– Ого, красная вся. Как это ты?

– Там какая-то кастрюля девчачья кипела. Я заглянул, думал, борщ варят.

– И че?

– Че-че? Хотел попробовать. А там тряпки какие-то кипят. Паром как дало, думал, весь сварюсь.

– Да нет, Леш, вроде не так сильно. Я слышал, вроде при ожогах не надо ничем мазать. Хуже может стать.

– Шурка, я в поликлинику двину. Как думаешь, справку дадут под это дело?

– Наверное, дадут.

– Слушай, пойдем со мной. Ты подтвердишь, что меня обварило.

– Да мне же в универ надо к первой паре, не успею.

– Ты че, чувак, не сечешь? Прогуляешь законно: отвозил к врачу жертву несчастного случая. Вдруг я в обморок по дороге упаду?

– Ну да, от тебя дождешься. Но мысль клевая. Пошли.

Медсестричка в приемной долго задавала вопросы: фамилия, год рождения, факультет, – щурилась, глазки строила, писала в большом журнале. Потом покопалась в столе и зачем-то вышла, оставив ящик стола наполовину открытым.

– Шурка, смотри, а у нее здесь бланки справок, – проговорил Леша, привстав и заглядывая в ящик. – Давай возьмем несколько на всякий случай.

Саша заколебался:

– Не стоит. На фига они нам?

– Ты что, мало ли! Понадобится пару пропустить – нет проблем, все чин чинарем, болел, есть справочка. Бери, ты же видишь, я не могу, у меня рука болит!

Саша послушно подошел к столу и взял бланки.

И началась свободная жизнь. Хочешь – идешь на лекции, не хочешь – вот справочка. Сообразительности не хватило подумать, что часто – это подозрительно. Потерял бдительность, увлекся свободой. Дело раскрылось, попало в деканат, в комитет комсомола. Встал вопрос об отчислении из университета. Сообщили родителям. Перепуганный отец – а он на заводе у себя уже привык в героях ходить, еще бы, сын – студент КГУ! – прилетел спасать сынка. А как спасать, когда у отца у самого, кроме веры в справедливость, ничего за душой! Ходил отец целую неделю в деканат, плакал, упирал на рабочее происхождение. И помогло!

Сам не верил! Ну что это, как не везение! Сынка оставили учиться. Правда, из комсомола все-таки поперли. А это по тем временам… Неизвестно еще, что хуже: быть отчисленным из ВУЗа или исключенным из комсомола. Без комсомольского билета ты – никто, даже не ноль. Меньше ноля. Подозрительный элемент.

Трудно поверить, но уже через год Санек – так его, младшенького, любимого, отец дома звал – не только в комсомоле был восстановлен, но даже стал комсоргом группы. Ну что это могло быть, как не везенье! Поговаривали, правда, в курилке, будто и у Сашки были особые отношения с ребятками в серых костюмах. Но Борик, который не сильно заботился о том, чтобы скрывать наличие своих «особых» связей, даже наоборот, как будто гордился такой своей исключительностью, развеял эти слухи.

И вот опять Сашке повезло, теперь с распределением. Он и сам с трудом такому счастью верил. Конечно, оценки у него все отличные, дипломная работа – сама зав. кафедрой сказала – блестящая. Но вряд ли это в самом деле сыграло решающую роль. Может, мамаша Костика замолвила словечко за дружка сына? Она ведь всегда приваживала Сашку, подкармливала его, оставляла ночевать.

Ей казалось, что он хорошо влияет на Костика. Сам-то Костик с первого курса стал пускаться в загулы. Дешевое винцо, песенки под дребезжащее пианино, всегда готовые поучаствовать в веселье девчонки из общаги. Квартира у мамы большая, почти номенклатурная. Мама не выгоняла шумные компании, предпочитая иметь сына хоть и навеселе, в компании орущих, пьющих, курящих студентов, но зато – под присмотром.

Счастливая троица бодро шагала по Русановскому бульвару к гастроному. И все вокруг как будто отражало их молодое, бесшабашное, зеленое веселье. Чистые прозрачные лужицы на новом асфальте, еще пахнущие липкой свежестью волны зелени, и вскипающие по ним белой пеной цветы каштанов.

Киев!

В мае месяце – нет лучше города на земле! Броди всю ночь по душистым аллеям Владимирской Горки с какой-нибудь второкурсницей, валяйся на только начинающей нагреваться травке Русановского острова, пройдись по Крещатику в новых, в обтяжку, спекулянтских джинсах, на которые копил полгода, питаясь чуть ли не одним только копеечным хлебом в студенческой столовке – тем смачнее сверкает голубая джинса, отражаясь в совковых витринах, тем завистливее кажутся взгляды тех, кто одет в штаны фабрики «Большевичка».

Хорошо весной в Киеве!