Читать книгу Девятый год черной луны - Ирина Шанина - Страница 10
Глава VIII
ОглавлениеКогда Ксения открыла дверь, я сразу же отметила, что работа в сфере оккультных услуг не пошла ей на пользу. Она сильно похудела, глаза ввалились, лицо стало неприятного желтоватого оттенка. Пожалуй, ей теперь не нужно наносить устрашающий макияж, чтобы выглядеть как колдунья.
– У тебя со здоровьем все в порядке? – выпалила я, не поздоровавшись, настолько меня потряс болезненный вид подруги.
– Почему ты меня об этом спросила? – в голосе Ксении явственно зазвучали подозрительные нотки.
– Похудела, выглядишь неважно, – честно ответила я, – Или ты опять села на безуглеводную диету?
Она не успела ответить, из комнаты в коридор вышел маленький мальчик. Из телефонного разговора я знала, что ему шесть лет, но выглядел он года на четыре, – худенький, какой-то болезненный, выражение лица несколько отсутствующее, как у детей, имеющих проблемы с коммуникацией. Поскольку Ксения не выказывала желания пригласить меня войти, я воспользовалась моментом, шагнула через порог, не слишком вежливо отодвинув хозяйку плечом, и протянула руку.
– Здравствуй, Сережа. Я Ирина, мы с тобой сегодня разговаривали по телефону.
Он быстро взглянул на Ксению, она слегка кивнула, мальчик сунул мне свою ладошку.
– Здравствуй.
– У вас тут ни одного круглосуточного супермаркета нет, – громко сказала я, продвигаясь в комнату, – ничего к чаю не захватила.
– Спасибо, нам ничего не нужно, – ответила Ксения, прошла за мной в комнату и встала в дверях, скрестив руки на груди.
Сережа тоже просочился в комнату, присел на диван и теперь смотрел на меня во все глаза, как будто изучал.
– Вижу, у тебя в семействе пополнение, – я продолжала в упор не замечать Ксенькиной недоброжелательности, – откуда сей прелестный отрок?
Ксения поняла, что я не отстану, и нехотя ответила:
– Это мой племянник, сын двоюродной сестры.
– На каникулы приехал?
Я произнесла это и тут же вспомнила, что Сережа пока не ходит в школу.
– Нет, – сухо ответила Ксения, – сестра заболела, пришлось его к себе забрать.
– Надолго? – спросила я и осеклась, очень уж нелюбезно взглянула на меня Ксения.
– Тебе спать пора, – обратилась она к Сереже, – а ты еще зубы не чистил.
Мальчик сполз с дивана и поплелся в ванную, Ксения быстро подошла ко мне:
– Послушай, какого черта ты приехала? Что ты здесь вынюхиваешь? Думаешь, что и дальше сможешь вредить? Как я тебя раньше не раскусила, не знаю. Хорошо, нашлись люди, которые мне на тебя глаза-то раскрыли…
Она метнулась на кухню, а я замерла. Совершенно очевидно, что у Ксении поехала крыша. Неудачный роман с Алексеем, разочарование, а теперь еще и работа в магическом салоне, где вместо нормальных людей – глупые тетки, желающие узнать свое будущее или приворожить обратно мужа. Похоже, этого оказалось слишком много.
Я начала потихоньку, стараясь не делать резких движений, отступать к выходу. До входной двери оставалось не более четырех секунд, как из кухни выскочила Ксения с бутылкой воды в руках, на ходу она отвинчивала крышку, явно намереваясь вылить на меня содержимое бутылки. Мелькнула суетливая мысль о серной кислоте, но я тут же отругала себя за мнительность, вряд ли кто хранит серную кислоту в пластиковой бутылке.
– Ухожу, ухожу, – я успокаивающе вытянула руки перед собой, – просто хотела тебя увидеть.
– Знаю, что хотела, – Ксения бросила крышку на пол, вылила себе на ладонь немного воды и брызнула на меня, бормоча какие-то слова.
Глаза у нее стали совершенно безумные, я нащупала за спиной замок, повернула ключ и пулей выскочила из ставшего таким негостеприимным Ксенькиного дома.
Только выйдя во двор и сев в машину, я почувствовала себя в относительной безопасности. Перед тем, как уехать, я еще раз посмотрела на Ксенькины окна. Два, кухня и спальня были темны, свет горел только в гостиной. В окне торчали два силуэта, – Ксения и мальчик Сережа. Мне показалось, что они смотрят прямо на меня (впрочем, вполне возможно, что так оно и было, я припарковалась прямо под фонарем, а Ксения прекрасно знает мою машину). От вида этих двух темных голов мне стало жутко.
Всю ночь мне настойчиво снилась какая-то чушь, пришлось даже дважды вставать и пить снотворное, – в три и в пять часов утра. Пятичасовой прием оказался эффективным, я задремала, но почти сразу же была разбужена мерзким звоном будильника. Мне казалось, что проспала я не больше пятнадцати минут, но, если верить стрелкам, выходило, что прошло уже два часа. Я открыла глаза, на душе было пакостно, – такое ощущение «праздника наоборот».
Давным-давно, когда я еще верила в Деда Мороза, в канун праздника родители клали подарок мне под подушку. И утро следующего дня, будь то день рождения или Новый Год, было очень приятным. Еще не открыв глаза, я просыпалась с ощущением, что сегодня день будет удивительным, что-то обязательно произойдет, и это «что-то» будет очень хорошим. Сегодня я тоже проснулась с ощущением скорых перемен, только, в отличие от ощущений детства, сегодня я была совершенно уверена, что события, которые произойдут, окажутся очень и очень неприятными.
Приехав на работу и прочитав мониторинг, я убедилась, что мой индикатор неприятностей работает исправно. Вчерашний прокол руководства не удалось полностью купировать. Информация все-таки вышла, правда, в сильно обрезанном виде, но ее оказалось вполне достаточно, чтобы информационные агентства перепечатали текст. Начальство гневалось и топало ногами, требуя немедленного снятия уже вышедшего материала. Спорить бесполезно, я плотно села на телефон и через полтора часа пакостный материал был удален из первоисточника. Я еще раз контрольно набрала ключевые слова в поисковике, кликнула на выпавшие ссылки, убедилась, что все они не работают, и отписала руководству, что задание выполнено.
Теперь можно было пойти пообедать. Неприятности закончились, вторую половину дня я рассчитывала провести относительно спокойно. Ожидания мои не оправдались. Я успела съесть салат и полтарелки супа, как зазвонил мобильный телефон. Высветившийся номер был мне незнаком, поэтому я немедленно ответила. У меня есть правило, – всегда отвечать на незнакомые звонки. Будь сейчас на дисплее номер Влада или Маринки, я бы даже не подумала прерывать обед. Исключение, в свете последних событий, составляла Ксения. Если бы она мне позвонила, я обязательно сняла бы трубку. Однако незнакомый номер, – это совершенно другой разговор. Это может означать, что некто успел прочесть информацию и теперь жаждет услышать комментарии. И лучше будет, если первой с этим человеком переговорю я, а не кто-то из аналитиков. Я положила ложку на стол и решительно сняла трубку.
Пронзительный женский голос никак не мог принадлежать аналитику.
Налоговая? Вряд ли, декларацию я заполнила и сдала вовремя. Страховая компания? До окончания срока страховки еще полгода. Платежи за коммунальные услуги и телефон я тоже плачу исправно.
Пронзительный голос не стал долго держать меня в неведении. Выяснив, что я и есть Ирина Котельникова, голос поинтересовался, знакома ли я с Ксенией Федосеевой. Я подтвердила знакомство с упомянутой Федосеевой. В таком случае, продолжила свою речь женщина, не могу ли я подъехать в институт Склифосовского. Это было настолько неожиданным, что я даже переспросила.
– Куда, куда?
– В Склифосовского, – терпеливо повторила женщина, чувствовалось, что такая реакция ей не в новинку.
И, предваряя мой следующий вопрос, сказала:
– Сегодня утром Ксению Федосееву доставили к нам с переломом черепа. Она без сознания. Вот только сейчас разобрали ее вещи, в мобильном телефоне ваш звонок был последним. Мы решили, что, раз вы звоните ей ночью, стало быть, знакомы довольно близко.
– Я сейчас приеду, – быстро произнесла я.
– Подождите, – сказала женщина, – запишите, куда идти.
Я записала.
– Меня к ней пустят?
– Нет, – ответила женщина, – операция закончилась полчаса назад, она сейчас в реанимационном отделении, туда никого не пускают. Вы не знаете, у нее есть родственники?
На этот вопрос я ответить не могла. Я знала, что Ксения родом из Ростова, там у нее наверняка должна быть какая-то родня. Тут меня осенило.
– Сестра у нее есть в Ростове, – сообщила я сотруднице института Склифосовского, – и племянник. Сестра двоюродная, сейчас болеет. Тоже… – зачем-то добавила я, как будто проломленная голова это болезнь.
– В Москве есть кто-нибудь? – продолжала допытываться дама.
– Нет, в Москве нет, – ответила я и тут же засомневалась, а вдруг я ошибаюсь, вдруг у Ксении за эти два месяца кто-то появился.
Через час я уже беседовала с сотрудником полиции, приехавшим в больницу на случай, если пострадавшая придет в себя и сможет что-нибудь рассказать. Сотрудник маялся там уже довольно продолжительное время, но обратно на службу не уезжал, хотя прооперировавший Ксению хирург однозначно сказал, что сегодня она в сознание не придет. Как очень скоро выяснилось, сотрудник дожидался меня. Мой звонок зафиксировался в телефоне Ксении в ноль часов сорок пять минут утра. Больше никаких звонков не было, и сама Ксения никому больше не звонила. А через семь с половиной часов мужчина, выгуливавший собаку, обнаружил ее лежащей в овраге, в пятидесяти метрах от хорошо протоптанной тропинки, по которой жители Ксенькиного микрорайона сокращали дорогу к автобусной остановке.
Несмотря на то, что тропу протоптали уже лет как десять, муниципалитет не спешил ее асфальтировать, с непонятным упорством меняя асфальт на дороге, запланированной генеральным планом благоустройства района. Однако несознательные граждане не желали жить в соответствии с генпланом и продолжали ходить народной тропой, несмотря на то, что в периоды осенней слякоти и весеннего таяния снегов, тропа становилась малопроходимой. В последние две недели дождей не было. Мужчина, проживающий, как выяснилось в процессе следствия, в соседнем с Ксенией подъезде, выбежал на утреннюю прогулку со своим спаниелем. Углубившись в лесной массив, мужчина спустил собаку с поводка. Ведомый охотничьим инстинктом, спаниель рванул на запах крови и никак не реагировал на крики хозяина. Пришлось тому сходить с тропы и тащиться к оврагу, где он и обнаружил Ксению. Думаю, что оказавшийся не в то время не в том месте владелец прыткого спаниеля немедленно был внесен в список возможных подозреваемых. Однако ж, у него оказалось убедительное алиби, – в предполагаемое время нападения он объяснялся с соседом, который, несмотря на неоднократные предупреждения, продолжал захламлять общий коридор своими вещами. Показания недружественно настроенного соседа выглядели вполне убедительными, собаковод был вычеркнут из списка подозреваемых, перебазировавшись в список свидетелей.
После тщательного осмотра вещей потерпевшей, выяснилось, что звонила она крайне редко, и, в основном, на работу, а ей звонили еще реже. Если не считать моего ночного звонка, предыдущий входящий вызов был двухдневной давности. Естественно, сотрудники правоохранительных органов так сильно желали пообщаться со мной, что вызвали меня в больницу, – побеседовать, так сказать, в неформальной обстановке.
То, что они подозревают меня, я сообразила далеко не сразу. Поэтому сначала наша беседа складывалась нетрадиционно, – я задавала вопросы, сотрудник полиции пытался на них ответить. Спохватился он только когда я спросила, что с мальчиком Сережей? Оказалось, что про Сережу никто ничего не знает. Я взглянула на часы, – половина четвертого. Детские сады работают максимум до пяти, и в одном из них сейчас сидит племянник Ксении и ждет, когда она за ним придет, а она не только не в состоянии прийти, но даже не может сказать, в какой садик ходит Сережа. Я немедленно поделилась своими опасениями с сотрудником полиции. Он поинтересовался, откуда я знаю про Сережу и я, святая простота, выложила все про вчерашний свой ночной визит в квартиру Ксении. Примерно на середине рассказа я сообразила, что сотрудник вполне может истолковать изложенные факты по-своему. Первый же вопрос убедил меня, что он именно так их и истолковал. Сотрудник, нимало не стесняясь, поинтересовался, не произошла ли вчера между мной и Ксенией ссора. На самом деле вопрос был идиотский, так как я только что сама, без принуждения, поведала ему, как нелюбезно встретила меня подруга. Аккуратно подбирая слова (и так уже наговорила на 105-ю), я рассказала о летнем романе Ксении, о том, чем закончился этот роман, что ей пришлось несколько недель обитать у меня. Личностью Алексея сотрудник заинтересовался чрезвычайно, а уж после того как я сообщила, что Алексей, можно сказать, украл у Ксении все деньги, спросил, есть ли у меня координаты Ксенькиного женатого кавалера. Я с мстительной радостью продиктовала номер мобильного телефона. Сотрудник записал его и отметил, что они обязательно проверят, занесен ли этот номер в телефонную книгу Ксении.
– Она могла и стереть его номер, – доверительно сообщила я, – Ксения очень эмоциональная женщина.
Сотрудник лихо строчил в блокноте. Некоторое время я наблюдала, как он записывает, пока мой взгляд не упал на часы, висящие над столиком дежурной медсестры. Часы показывали четверть пятого. Я не стала дожидаться, пока сотрудник задаст мне очередной вопрос, отвлекла его от записей и поинтересовалась, установили ли они, в какой детский садик ходит племянник Ксении Сережа. Сотрудник, сделавший в процессе беседы несколько звонков и продиктовав кому-то номер телефона и основные данные Алексея, непонимающе уставился на меня. Он был полностью поглощен разработкой новой, перспективной версии убийства на почве неприязненных личных отношений между бывшими любовниками. Племянники в стройную картину преступления не вписывались никоим боком. Сотрудник с трудом оторвался от записей, похоже, про Сережу он просто-напросто забыл. Первый же вопрос подтвердил мои опасения:
– Кто ходит? Куда?
– Племянник, – раздраженно ответила я, – племянник Ксении, Сережа зовут. Я вам про него рассказывала. Она его утром в детский сад водит…
И тут я вспомнила, вспомнила фразу из не слишком содержательной беседы с юным Ксенькиным родственником.
– Держу пари, – выпалила я, – что на Ксению напали, когда она отвела Сережу в садик. И мальчик видел нападавшего. Этот мужчина спланировал свое преступление давно.
– Откуда вы знаете, что это мужчина? – быстро спросил сотрудник.
Я вытащила из рукава почти забытый в суматохе козырь:
– Да потому что он мне по телефону рассказал про «страшного дядьку», который «прячется за кустами».
– Что ж вы раньше молчали? – напустился на меня сотрудник. – Морочили голову своим Алексеем.
– Я забыла, – отбивалась я, – со всеми этими волнениями просто забыла. А сейчас вспомнила про Сережу и вспомнила его вчерашние слова. Хотя…
Я сделала паузу, сотрудник немедленно переспросил:
– Что «хотя»?
– Мальчик, как бы это помягче выразиться, немного странный. Ксения ему мороженое не купила, про дядьку вполне мог нафантазировать. С детьми такое бывает.
Он согласился, что такое бывает, но все равно нужно как можно быстрее разыскать Сережу и расспросить его, что произошло сегодня утром. Я предложила ему начать поиски немедленно, а не тратить время на разговоры со мной. Сотрудник насупился, но все же признал мою правоту, вытащил мобильный телефон и набрал номер. Судя по разговору, звонил он тем же самым людям, которых не позднее, чем полчаса назад, подпрягал на розыски Алексея. Даже с моего места было слышно, что люди недовольны такой частой сменой заданий. Однако упоминание о возможном свидетеле нападения настроило его коллег на рабочий лад. Им потребовалось не более четверти часа, чтобы выяснить, в какой из окрестных садиков ходит мальчик Сережа Федосеев (двоюродный племянник Ксении носил, оказывается, ее фамилию). Сотрудник (в самом начале нашей беседы он представился, звали его совсем по Лермонтову, Максимом Максимовичем) протянул мне вырванный из блокнота листок бумаги.
– Вот адрес садика. Мальчик там, ждет, когда его заберут. За ним уже поехали.
– Подождите, – перебила его я, – напугаете ведь ребенка. Давайте лучше я поеду, меня он, по крайней мере, уже видел.
Максим Максимыч на секунду задумался, потом согласно кивнул и опять схватился за мобильник.
– Стойте, стойте… Что? Уже подъехали? Нет, пока заходить не нужно. Пусть кто-нибудь пойдет к директору или к воспитательнице. Мальчика пока не трогайте, сейчас за ним знакомая приедет. Что? Да, ждать, пока она не приедет. Директора или воспитательницу поставить в известность, но мальчика, мальчика ни в коем случае не пугать.
Он повернулся ко мне:
– А вы что сидите? Машина вас уже ждет. Поезжайте, заберите этого горемычного Сережу.
– Вы… – начала я. – Вы его допрашивать будете?
– Не имеем права допрашивать несовершеннолетних в отсутствие родителей или опекунов.
– Но… Как же, – растерялась я, – а вдруг он что-нибудь видел?
– Вот вы с ним и поговорите, если что узнаете, – нам расскажете.
– Вы хотите сказать, что если мальчик что-то вспомнит, вы будете отрабатывать эту версию? – заинтересовалась я.
Максим Максимыч сделал неопределенный жест рукой.
– Поезжайте уж, – он захлопнул блокнот, – если будет нужно, мы вас пригласим на беседу.
Он встал и направился к лестнице.
– Эй, подождите, – засуетилась я, – а куда мне Сережу везти?
Максим Максимыч пожал плечами:
– Лучше всего, конечно, чтобы вы переехали на время в квартиру Федосеевой. Ну, если вам совсем неудобно, можете ехать домой.
– А Сережа?
– Его мы временно пристроим в больницу, пока не сообщат родственникам в Ростове.
Я твердо заявила:
– В больницу не надо. Лучше я в квартире Ксении поживу.
Детский садик, куда ходил Сережа, располагался почти на опушке парка, в некотором отдалении от жилых домов. Тот, кто спроектировал это здание, очевидно, был свято уверен, что детей по утрам развозят только и исключительно на машинах. Пешие переходы явно не брались в расчет. Теперь жителям близлежащего жилого массива для того, чтобы отвести детей в садик, нужно было перейти оживленную улицу.
Мы с Максим Максимычем вылезли из служебной машины и прошли через калитку, около которой дежурил один из Максимычевых коллег. Второй коллега разговаривал с невысокой полноватой женщиной в очках, – то ли заведующей, то ли воспитательницей.
– Это Зинаида, – представил нам женщину Максимычев коллега.
Не знаю, как они объяснили ей отсутствие Ксении, скорее всего, никак, и женщина по имени Зинаида сделала из полученных обрывков информации свои собственные выводы. Так, она почему-то решила, что Ксения виновна в тяжком преступлении, никак не менее чем в умышленном убийстве. Второй вывод, – ее, Зинаиды, задача: помочь следствию, которое не располагает необходимым количеством улик. Женщину по имени Зинаида переполняла чистая незамутненная радость, так радуется статистка, когда примадонна ломает ногу. Она упивалась вниманием со стороны официальных лиц, и явно переживала лучшие и самые яркие моменты своей жизни. Я практически сразу почувствовала к ней сильное отвращение. Женщина Зинаида принадлежала к довольно распространенному типу граждан, обожающих ходить на чужие похороны, а потом с удовольствием обсасывать детали этого мероприятия: как была одета вдова, и как страшно закричал младший сын, когда закрывали гроб. Женщина Зинаида рассердила меня, я начала злиться.