Читать книгу Под крылом доктора Фрейда - Ирина Степановская - Страница 7

– Слышали, у меня теперь будет новый доктор?!

Закончив обед, Оля Хохлакова тщательно протерла туалетной бумагой большую алюминиевую ложку, аккуратно завернула ее в шелковую тряпочку, сверху перевязала ленточкой, упаковала в полиэтиленовый пакетик. А пакетик завернула в упаковочную бумагу и аккуратно поместила в необъятный карман своей вытянутой цветастой кофты. Вопрос ее был адресован Насте и Марьяне – еще довольно молодой женщине, чья кровать располагалась от Настиной с другой стороны.

– Симпатичный? – поинтересовалась Марьяна.

– Красавчик. Как из кино. – Хохлакова закатила глаза и прижала руки к груди. – Только, чур, девчонки, не лезть! Он – мой. А если начнете с ним шуры-муры, я вам обеим морды-то расцарапаю!

– Если красивый, значит, подослан, – заметила Марьяна.

– Кем подослан? – весело посмотрела на нее Хохлакова.

– Не знаешь, что ли, кем? Ходят, все вынюхивают, выискивают… Надоело уже.

Марьяна была полноватой черноглазой брюнеткой с одутловатым лицом, с короткой стрижкой, открывающей невысокий, совершенно гладкий лоб и короткую крепкую шею.

– Ой, Марьянка, он на шпиона совсем не похож! – воскликнула Хохлакова, и поскольку глаза у нее вращались быстро, а язык, наоборот, из-за своей величины ворочался во рту медленно, то вместо имени Марьяна Ольга произносила что-то нечленораздельное.

На Настю новый доктор особенного впечатления не произвел. И вообще она чувствовала себя плохо. По сравнению с утренним настроение у нее поменялось на сто восемьдесят градусов – последнее время у нее все время было так: то хотелось порхать, а то провалиться в койку под одеяло и лежать, ни на кого не обращая внимания. Настя опустилась коленями на пол, животом навалилась на край кровати и закрыла глаза.

– Ты чего? – толкнула ее Хохлакова.

– Отстань! – Насте было тошно, противно, голодно и зло. Хотелось растерзать целый мир. Еще и обед был, как всегда, пресный, невкусный. Она попробовала две ложки и не стала есть, отдала Хохлаковой.

– А фигура-то у него… Класс! И плечи широкие! А руки сильные, если сожмет… – закатывала Оля глаза. – Представляешь, Настасья?

– Ой, отвали! Живот болит.

– Месячные, что ли? – заинтересовалась Марьяна.

– Нет. Еще целых пять дней. Просто болит. И тошнит.

– Давно это у тебя?

– Не знаю. С обеда началось.

– Ну ясно, подсыпали что-нибудь в суп, – сказала Марьяна. – Видели, цвет был зеленый? Это мышьяк все продукты в зеленый цвет окрашивает.

– Это из-за капусты, – сказала Хохлакова. – Капусту молодую в щи положили. А мяса нет. Уже четвертый день. Вот скажите, на хрена было деньги на свежую капусту тратить? А я слышала на пищеблоке, что лимит больницы на питание исчерпан. И пенсию выдавать не будут. Либо будем теперь с голоду дохнуть, либо все расписку дадим, чтобы наши пенсии на питание пересчитывали.

– Слушай, замолчи! – сказала Настя.

– Я двадцать лет на Севере отработала, а теперь «замолчи»?! – Хохлакова и ругалась так весело, что непонятно даже было – ругается она в самом деле или просто так шутя борется за справедливость. – Мало того что лекарства дорогущие, так теперь я еще должна всю больницу кормить? Что ты молчишь, Настасья? Скажи!

– Ты что, за лекарства платишь? – спросила ее на ухо Марьяна.

Хохлакова зыркнула на нее:

– Еще не хватало! Но выпишут – так буду платить.

– А у нас наверху мужики платят.

– Да я бы тоже заплатила, лишь бы отсюда выбраться.

Настя спустила матрас с постели на пол, задвинула его под свою кровать и распласталась на нем на животе, как лягушка, под навесом расстеленной на голом каркасе кровати простыни. Свое розовое, атласное, привезенное из дома одеяло она скомкала и подпихнула под бок.

– Ну, деньги-то не твои, а материны, – заметила Хохлакова. – Не то что у нас.

– Сверху мужики говорят, что тех, кто деньги платит, лечат хорошими лекарствами, – опять зашептала Марьяна. – А тех, кто платить не может, но лечиться хочет – заставляют лекарства отработать.

– Как отработать?

– Заведующий там чего-то строит.

– Это у них трудотерапия называется. – Оля опять плохо выговорила трудное слово. – Если будут выписывать – сначала курс трудотерапии надо пройти. Верный признак.

– Меня сейчас вырвет. – Настя вдруг судорожно закашлялась, и содержимое супа вылилось из ее рта на розовую шелковистую ткань.

– Чего же ты одеяло запачкала? Надо было на пол блевать!

Оля Хохлакова расстроилась. Она любила хорошие вещи, пусть даже не свои. Марьяна тоже присела к Насте под кровать и с подозрением стала рассматривать зеленую жижу, расплывшуюся на атласе широким пятном. И чем больше она смотрела, тем больше ей казалось, что у нее тоже болит живот.

– Меня сейчас тоже вырвет! – объявила она, еще даже не выпрямившись от Настиного лежбища.

– А меня уже вообще пронесло! – заявила еще одна обитательница с кровати подальше.

– Это не с супа! Это с котлет. Котлеты были морковные с луком. А лук вонял! – раздалось еще одно авторитетное мнение.

Дискуссия о качестве еды разгорелась пожаром и начала охватывать все отделение, как вдруг откуда-то появилась Сова.

– Чего разорались, как на базаре?

Женщины разом замолкли и быстро расползлись по местам. Очень быстро сборище больных возле Настиной кровати рассосалось, и стала хорошо видна голая простыня.

– Где Полежаева? – спросила Сова, увидев, что Насти нет на месте. – В туалет пошла?

Все молчали. Нинель поправила очки и грозно осмотрела владения.

– Здесь она. Под кроватью, – ответила за всех Хохлакова.

Нинель подошла к Настиному месту, постучала по пружинистой сетке.

– Опять от кого-то прячешься? Ну-ка, вылезай! – Она заглянула под кровать, увидела пятно. – А это что такое?

Настя поднялась, села на матрасе, пригнув голову, чтобы не стукнуться.

– Вырвало меня. И живот болит.

– Она беременная, наверное! – не обращаясь особенно ни к кому, но больше разворачиваясь в сторону медсестры, сказала Хохлакова.

Марьяна опять подумала про мышьяк, но вслух ничего не сказала. Сова наклонилась к Насте.

– Поболит – перестанет. – Она достала что-то из кармана. – На вот тебе ключ от душевой, сходи туда, умойся и постирай одеяло. Ключ через полчаса мне отдашь! – Она снизила голос до полушепота: – Хотя и не время сейчас пользоваться душевой, но для тебя делаю исключение. Поняла?

– Поняла.

Сова выпрямилась и оглядела молчавших вокруг нее женщин.

– Ты, Хохлакова, возьми ведро и тряпку и протри два окна. А вторые два окна Марьянка протрет, а то сквозь пылюку и дороги не видать.

Остальные сжались на своих кроватях, желая сделаться незаметнее, чтобы и им не дали какою-нибудь работу. Нинель, удовлетворенная наведенным порядком, еще раз окинула всех взглядом поверх очков и удалилась.

Больные некоторое время молча сидели по койкам, не поднимая глаз. Но вот одна тетка, сидевшая недалеко от Марьяны и слышавшая предыдущий разговор, сказала:

– Вот вам и трудотерапия!

И всех будто прорвало. Пациентки зашевелились, захлопали дверцами тумбочек, начали переговариваться – обрадовались, что гнев медсестры их не коснулся.

Оля Хохлакова, которая не боялась никакого труда, заговорщицки наклонилась к Марьяне:

– Дашь мне шоколадку за то, что я вместо тебя протру твои два окна?

Марьяна немного подумала и вытащила из кармана своих хлопчатобумажных шортов небольшую «Аленку». От жары шоколадка растаяла, помялась и испачкала Марьяне руки.

– Чего в холодильник-то не положила? – недовольно спросила Хохлакова.

– Щас. Сама знаешь – или украдут, или подсыплют чего-нибудь. Не хочешь, не бери!

Марьяна не стала облизывать пальцы, аккуратно вытерла их салфеткой. Оля посмотрела, как она их вытирает, и у нее изо рта потекла слюна. Оля любила сладкое и представление о мягком, растекающемся по языку шоколаде было так соблазнительно, что она, не став спорить, быстро протянула руку к Марьяне и через секунду уже шуршала оберткой. Ее круглое красное лицо с испачканными шоколадом губами, языком и даже щеками светилось таким неподдельным удовольствием, что Настя, случайно взглянувшая на нее со своего матраса, опять испытала приступ тошноты.

Настя Сову не боялась. Знала, что мать с отчимом приедут и отвалят ей приличное вознаграждение, и даже знала, что они уже звонили Сове, договаривались, чтобы та помягче относилась к их дочери. Поэтому Настя хотела снова залечь под кровать. Но выполнить это ей не удалось. Противная тетка, чья койка располагалась у дальнего окна, схватила Настю за плечо и горячо зашептала в ухо:

– Дай мне на полчаса ключ от душа! Ты же еще не скоро туда пойдешь! Даже только минут на пятнадцать!

Настя молчала. Ключ от душевой в неурочное время был ее личной привилегией. Насте нравилось, что Сова отличала ее от других больных и была с ней вежлива. От тетки же исходил мерзкий запах дешевого дезодоранта, чеснока и пота. И вообще эта больная с ее просьбой была неприятна. Если Нинель узнает, что Настя нарушила правила и отдала ключ (а при распространенном всеобщем доносительстве Нинель обязательно это узнает), Настины привилегии закончатся. Насте рисковать не хотелось. Однако больная не унималась:

– Я тебе дам два яблока и лак для ногтей.

– Не нужны мне яблоки. – Настя крепче сжала ключ в кулаке.

Женщина, уговаривая, обняла Настю за плечи и пахнула ртом.

– Ну, лаком тогда дам покрасить ногти. На руках и на ногах! Лак самый модный. Сиреневый!

Кроме запаха чеснока и дезодоранта, от тетки исходил еще какой-то присущий только ей невыносимо резкий запах тела. Насте стало дурно. Цепкие потные пальцы не только не отпустили ее плечо, но переместились ниже к ладони и стали выдирать ключ из ее пальцев. Настя сжала кулак, но скоро поняла, что собственными силами ей не справиться.

– Оля-я-я! – отчаянно закричала она из-под кровати.

Хохлакова в этот момент собиралась отправить в рот последний кусок шоколада. Настин крик вывел ее из состояния шоколадной нирваны. Оля не любила, когда ей мешают.

Хороший пинок, нанесенный крепкой Олиной ногой, заставил Настину противницу оставить попытки силой добыть ключ от душевой. Больная ослабила хватку, встала перед Настей на четвереньки.

– Ну, что ты хочешь взамен?

Настя поняла: от нее не отвяжутся и надо извлечь из этого пинка пользу.

– Хорошую сигарету.

– Нет у меня сигарет.

– Тогда иди на фиг.

Просительница изменила тактику.

– Ну, д-а-а-ай ключик, пож-а-а-алуйста! Что тебе, жа-а-алко! – заныла она.

Вой был такой противный, что Настя уже готова была сдаться. Выручила опять Хохлакова.

– Она тебе даст ключ, а ты постирай ее одеяло! – сказала она с набитым ртом.

Такой вариант всех устроил.

– Мыло давай! – Цепкие руки сгребли одеяло в охапку.

– Возьми порошок в тумбочке. – Настя разжала пальцы и снова легла на живот.

Ольга проглотила последний кусок и икнула.

– Только отсыпь при всех! – сказала она. – А лак для ногтей давай сюда за посредничество. Я ногти покрашу. У меня теперь новый доктор!

Обладательница лака для ногтей потерла ушибленную задницу, пробурчала: «Ладно, принесу!» – и скрылась в направлении душевой.

– Думаешь, она там мыться будет? – скептически прокомментировала Марьяна. – Губы накрасит, глаза подведет, разденется догола и будет душем себе между ног наяривать. Потом привалится к стене и зарыдает басом. Она все время так делает, я уже не раз видела.

– Это последнее дело, – укоризненно покачала головой Хохлакова. – Я лично так не могу. Только с мужчинами. А каким другом способом – ну уж нет! Не по-божески это!

– А мне это вообще не надо! От этого только одна зараза! – отозвалась со своего места Марьяна.

– Да тебя послушать, и мужиков-то нормальных на свете нет! – Оля Хохлакова была натурой любвеобильной и верила в людей. До помещения в больницу она была замужем четыре раза.

– А их и быть не может, если вокруг и света нет, только тьма…

Интересную беседу прервал звук открываемой ключом двери. Послышались незнакомые шаги. Обе женщины обернулись: в их отсек вошел новый доктор Дмитрий Ильич. В руках он держал пачку историй болезни. Доктор явно не знал, с какой палаты начать. Собственно, отделение состояло не в прямом смысле из палат, а из отсеков с широкими проемами вместо дверей. Все было устроено так, чтобы от входной двери просматривались все койки.

– Не бойтесь, идите к нам, доктор! – позвала его Хохлакова, увидевшая Дмитрия первой, – ее кровать располагалась ближе всех к проему. Радость первого свидания чуть омрачало только сожаление о ненакрашенных ногтях.

– Почему вы думаете, что я вас боюсь? – остановился около ее постели Дима.

– Я не думаю. Я вижу! – сказала Хохлакова. – Начните с меня! Что это у вас? Истории болезни? А Альфия Ахадовна никогда с собой истории не берет. Думает, что сопрем. И правильно – мы это можем!

Оля бравировала. При виде любого молодого сильного мужчины она испытывала острое возбуждение. Но возбуждение ее не просто связывалось с желанием. Она чувствовала к избраннику страсть сродни материнской – если бы Оле позволили, она ухаживала бы за предметом страсти с тем же рвением, с каким достойная мать ухаживает за первенцем.

– А зачем вам истории болезни красть? – спросил Дима.

– Ну как же, доктор! – в недоумении надула испачканные губы Хохлакова. – Для нас история болезни – все равно что паспорт.

– А паспорт тоже бывает фальшивый, – сказала Марьяна. – Только фальшивые паспорта делают мошенники, а фальшивые истории болезни – темные люди. И здесь такие есть! – добавила она, понизив голос.

Дима окинул взглядом помещение – куда бы сесть. Кругом только койки, койки, койки… И на них женщины. Скучные, землистого цвета лица. В дальнем конце коридора – столовая. Он решил сесть туда.

– Доктор, вам помочь? – За спиной его раздался голос Совы. Она подошла и остановилась рядом. – Вообще-то у нас доктора к больным не ходят.

Дима в недоумении посмотрел на нее.

– Вы скажите, с кем хотите побеседовать, я вам в кабинет больную приведу. – Сова мягко отобрала у него картонные папки.

– Я просто познакомиться зашел, – пробормотал Дима. – А для беседы, конечно… – Он сообразил, что в кабинете с глазу на глаз с больными действительно работать спокойнее.

– Так отнести истории? – спросила Сова.

– Куда?

– В кабинет.

Дима на секунду задумался. Почему-то ему все-таки захотелось настоять на своем.

– Отнесите. Но я все-таки здесь познакомлюсь со своими больными. И скоро вернусь.

Сова недовольно на него посмотрела и ушла. Дима взялся обеими руками за круглую металлическую спинку Олиной кровати и громко сказал в направлении с пятнадцатой койки по тридцатую:

– Я ваш новый доктор. Для первого раза хотел бы просто узнать, как кого зовут.