Читать книгу Волшебство в подарок - Ирина Валерьевна Игнатьева - Страница 4

За два часа прерывистое дребезжание над ухом успело надоесть. Как и непрекращающийся зуд в районе лопатки.

Я начинала дёргаться от любопытства.

– Может быть, уже покажешь?

– Угу. Сейчас на телефон сниму, – пара секунд, и перед лицом появилось долгожданное изображение. – Вот, смотри.

– Ох ты ж, ё…

Продолжение про «мать» застряло в горле вместе с неприятным скользким комом. На экране смартфона, кокетливо кося одним глазом, разместилась рыже-коричневая лиса. Впрочем, угадать милую хищницу в перекошенной и оскаленной харе было сложно.

– Нравится? По-моему, удачно, прямо как на рисунке. Ещё белого добавим в нужных местах, и вообще лисичка будет, как живая!

Я с ужасом воззрилась на тату-мастера.

– Как на рисунке?! Да она как будто бешеная и самая уродливая из всего помёта! Только пены у рта не хватает.

Парень искренне не понял такого возмущения.

– Подожди, сейчас доделаем. А потом опухоль сойдёт, и контуры ровнее будут.

И снова принялся с энтузиазмом протыкать мне спину.

Через полтора месяца контуры, как я и боялась, не выправились. Зажив, ровнее лисья «харя» не стала, зато её выражение из агрессивно-сумасшедшего перетекло в обречённо-печальное.

Я же взирала на лопатку с чувством отвращения и разочарования, стараясь лишний раз не поворачиваться спиной к зеркалу.

Давняя мечта сделать тату в последние два года стала навязчивой идеей. Как помешанная, я облазила кучу сайтов, выбирая из бесконечной реки снимков и эскизов ту самую. Не слишком большую, но заметную, не вызывающую, но яркую и изящную.

И вот, мечта сбылась. Но, как случалось довольно часто, через одно место, вспоминать которое всуе считается неприличным.

А ведь ещё предстояло как-то рассказать о татуировке маме. Когда я представляла их первую встречу, прямо начинала чувствовать жаркое прикосновение ремня к моим, почти тридцатилетним, «полушариям».

Устав пребывать в унынии, в очередную пятницу решила наконец поделиться горем с подругами.

– А я предупреждала! – начала Элька, разглядывая фото. – Тебе теперь жить с этой, прости Господи, кривой лисой.

– Да перестань, ей и так хреново! – Лена была менее категорична и старалась проявить сочувствие. Правда, через тщательно сдерживаемый смех.

А я пыталась, что называется, напиться и забыться. Пока не очень успешно

– Хорошо ещё, что на лопатке! Хоть не увидишь, если специально не смотреть в зеркало.

– Я чувствую-у-у! – провыла горестно, а подруги всё-таки не сдержались и громко заржали.

– Да ну вас, – и я обиженно встала из-за столика и направилась к барной стойке.

Приветливый взгляд бармена чуть приободрил.

– А что-нибудь убойное можете сделать? Чтоб, так сказать, с одного выстрела?

Вскоре передо мной нарисовался бокал с разноцветным содержимым.

– Приятного вечера!

Осторожно пригубила: «Сладенько!» – и уже уверенно принялась наслаждаться коктейлем. А через минут десять мозг благополучно сдал вахту и отключился.

По-моему, я танцевала и пила что-то ещё, причём на спор.

– Правду говорят: вы, рыжие, на голову больные! – звучит в ушах насмешливый низкий голос.

Потом открытый люк автомобиля, шум ветра и сигналы встречных машин.

Меня куда-то несли. Закинув на плечо, периодически хлопая по мягкому месту, чтобы не горланила слишком громко: «Мама, я танцую…» – вперемешку с: «Ветка-а сире-ени упала на гру-у-удь…»

– Что-что там про грудь было? – заинтересованно раздалось сзади.

– А тебе бы всё про грудь! – возмутилась я, пытаясь вспомнить, почему, собственно, здесь вишу. Ну да, потому что у него нереально синие глаза, густая колючая борода и огромные ручищи…

– А почему мы ехали не на байке? У тебя по-любому должен быть, ведь ты вылитый, как его… э-э, байкер, во!

Между тем мы поднялись на крыльцо.

– Я с плохими мальчиками ни-ни-ни! Чё ты смеёшься? – он наконец поставил меня на ноги и весело хрюкнул. Нашарил ключи и открыл входную дверь.

Внутри пахло горелой гречкой.

– Извини, я спалил сегодня ужин. Вроде проветривал, но запах всё равно остался.

– А что, я гречку люблю… – протянула, приземлившись с размаху на диван в гостиной. – С молоком и с сахаром.

Он присел напротив и принялся растягивать застёжки на моих босоножках.

Я же не могла отвести пьяного умилённого взгляда от его чёрных кудряшек, спадающих на лоб. Так и тянуло поворошить их, зарывшись пальцами.

Мужчина поднял глаза и, поймав мой взгляд, хмыкнул:

– Кир, ты обалдеть какая пьяная! – задумчиво помял пальцами мою ступню. – Помнишь хоть, как меня зовут?

Несмотря на то, что память на имена всегда была кошмарной, я помнила. Он обречённо покачал головой и, подхватив меня под коленки, куда-то понёс. Оставалось расслабленно уткнуться во вкусно пахнущую шею.

Я никогда не представляла себя с таким мужчиной, у которого брутальность прёт даже из ноздрей. С глубоким баритоном, густой бородой и широченными плечами в кожаной куртке.

А такой вот, рядом, раздувает, тащит на второй этаж. Рома-а-антика, чтоб её…

– Ром?

Мужлан только вопросительно промычал в ответ, опуская мои ноги на пол спальни.

– А борода сильно колется?

Рома возвёл глаза к потолку, будто спрашивая у высших сил разрешения придушить меня и прикопать где-нибудь за домом.

А потом стало жарко. Даже кончикам ушей и коленкам. И колко подбородку и шее от его бороды.

– Замок заело… – выдохнул хрипло и развернул меня спиной к себе, начав целовать и прикусывать плечи.

Свистнула молния, платье наконец поползло вниз, и тут сзади раздался тихий вой.

Я покачнулась от неожиданности и развернулась.

Рома медленно оседал на пол, издавая тихие всхлипы.

– Это… Это что?! – трясущийся палец показывал куда-то мне за спину.

До меня наконец дошло, и в красках представился момент, когда из недр платья на горящего энтузиазмом мужчину уставилась перекошенная лисья харя.

Кажется, я даже протрезвела.

«Не стоило и начинать» – пронеслось в голове.

Подхватила сползшее платье, попятилась к выходу.

– Кир не обижайся! Я просто не ожидал! – Рома, всё ещё похихикивая, снова схватил меня под коленки и опрокинул на себя.

– Я, конечно, видел и более неудачные татуировки, но чтоб было так красочно… Думал, сейчас оживёт, выскочит и вцепиться в нос, – видя, что я на грани горестного рёва, он торопливо продолжил. – Ну, прости!

Мужчина игриво куснул меня за мочку уха.

– Давай колись, где это могли изуродовать такую красивую спинку?

Я всхлипнула и назвала салон и мастера. Рома зло прищурился.⠀

– Говорили, москвич, опытный, есть чему моим ребятам поучиться! Хрен ему заплачу за курсы, с таким-то раскладом! – раздражённо дёрнул носом.

Увидел, что я непонимающе уставилась, и добавил:

– А вам, барышня, я сейчас же возмещу причинённые моральные страдания, – рука скользнула под подол платья. – Потом сам исправлю рисунок и сделаю нормальную татуху! Но придётся потерпеть, оба, хе-хе, процесса будут долгими…

Д-з-з-з, дзик!

Ощущения иголки на коже сменяются приятной прохладой.

– На, смотри.

Я принялась придирчиво разглядывать фото.

– Гораздо больше предыдущей. Такая хитрая морда! – скользкий ком, предательски подкатывающий к горлу весь сеанс, наконец исчез.

– С тебя бил, – Рома довольно шлёпнул меня пониже спины.

На что лиса с экрана телефона (или мне почудилось?) ехидно усмехнулась.

А я подумала:

«Это, конечно, хорошо. Но как всё-таки сказать маме?»

Это волшебный вечер.

Когда тишина опускается вместе с медленно летящими белыми пёрышками снега. И не нужны салюты и громкие речи: музыка души наполняет пространство вокруг.

Маленькие валенки подбрасывают пушистый снег. Под фонарём медленно бродит из стороны в сторону одинокая фигурка. То и дело поднимает голову вверх – любуется происходящим.

Улицы в деревне почти опустели, жители в канун Нового года разбрелись по домам или по гостям. Девочка, что гуляет под фонарём, тоже скоро пойдёт домой, где мама уже накрывает на стол. Только дождётся бабушку и дедушку, которые придут встретить праздник.

А снег идёт. Хлопья становятся крупнее и летят всё чаще.

Девочка напевает что-то, пританцовывая в круге света.

– Дочка! – голос отзывается в сердце радостью. Бабушка идёт медленно, немного переваливаясь, а дедушка, как всегда, бодро шагает и поторапливает её.

Внучка, которую они всегда называют дочкой, и никак иначе, бежит навстречу: снег вихрем разлетается в стороны из-под маленьких ног.

Дома, сняв холодную с мороза одежду, они садятся вместе у ёлки, фотографируются и смеются. Это и есть настоящее волшебство – когда любимые рядом.

И чтобы снег в свете фонаря летел большими хлопьями, наполняя душу предвкушением чего-то хорошего. Ожиданием чуда.

Скучаю…