Читать книгу Домовой на страже закона - Ирина Владимировна Соляная - Страница 9

Наутро Матузков принёс в кабинет заключение пожаро-технической экспертизы по делу об убийстве Плотникова.

– Жаль, Борода, что ты читать не умеешь, обсудили бы,– покачал он головой, – одна голова хорошо, а две лучше.

—А три – Змей Горыныч, – ввернула Степанида.

– А ты словами спроси, не с подковырками, а напрямки, мож, чего и скажу, – буркнул домовой.

Степанида уселась перед следователем, чтобы ни одно слово не укрылось от её любопытных ушей.

– Я читать умею и юридическим заковыкам обучена, грызла «Уложение о наказаниях» и у Бороды аблакатом была на суде Надмирной Инквизиции, – похвалилась она и тут же хвост зубами закусила. О таком эпическом провале не стоило бы и вспоминать. Следователь сделал вид, что не услышал последних слов мышки.

– Вот что тут написано, – Матузков взял карандаш и стал сажать «птичек» в тексте, – изба сгорела сверху, очаг возгорания был значительного диаметра, не менее трёх метров.

– Это ж сколько керосину нужно было плеснуть на крышу! – ахнул домовой.

– Это не всё. Тело Вити Плотникова, помещённое в печь, сгорело не в ней. Вите кто-то голову проломил, от этого он и погиб.

– Как это, как это? – засуетилась мышь.

– Получается, кто-то его в печь засунул для отвода глаз? – удивился домовой.

– Получается так, верхняя часть туловища была цела, а вот ноги обгорели, то есть горело там, куда доставал огонь пожарища, – развёл руками следователь.

–Царица Савская, – ахнула Степанида, – это ж какие злоумышленники продуманные, не с бухты-барахты решали.

– Именно, – подтвердил следователь и погладил Сепаниду по спине, а потом обратился к домовому, – а ты, Борода, когда прилетел к пепелищу, печь осматривал, прикасался к ней?

– Боже упаси, – ответил Борода, – нешто я не понимаю, что к осквернённой печи домовой прикасаться не должон?

– Почему же к осквернённой? —удивился Матузков.

– Всякому понятно, что в устье хлеба пекут, млаленцев недоношенных допекают, а трупу там не место, – сказал домовой, как отрезал.

– Кому же понадобилось печь осквернять? – спросила мышь.

– Наиважнейший вопрос – для чего! – добавил Матузков.

 На наиважнейший вопрос ответа пока не было, и обдумать версии не получилось, потому что в кабинет к Матузкову участковые Берёзкин и Будкин втолкнули беспризорника. Домовой растворился при появлении незваной троицы, а мышь ушмыгнула за фикус.

– Это что за унылое создание? – недовольно спросил Матузков.

– Товарищ капитан, – доложил Будкин, – бродяга это. Без документов, спал в парке «Южный», вот мы его… Говорит, что незаконно лишён жилища.

– Прямо как я, – выдохнул невидимый домовой, и это заставило всех троих посетителей вздрогнуть.

Матузков отпустил участковых и указал парнишке на стул.

– Рассказывай, – приказал он, прикрыв морщинистые веки.

– Что рассказывать? – испуганно спросил парнишка.

– Почему спал на скамейке? Из дому ушёл?

Парнишка молчал, угрюмо глядя в окно. Матузков вздохнул, достал из кармана пачку «Памира», закурил и предложил мальчишке. Тот ловко поддел сигарету и прикурил от спички. Следователь бросил спичку на пол, но её ловко подняла мышь Степанида, выскочив из-за фикуса, шустро бросила спичку в мусорную корзину и вскарабкалась на плечо Матузкову.

– Ни фига себе! – выдохнул парнишка.

– Ну и ты появись, суседко! – скомандовал Матузков и театрально хлопнул в ладоши. Слева от бездомного на несгораемом шкафу материализовалось серое облако, из которого медленно проступили босые волосатые ступни, синие штаны с лампасами городового, мундир с латунными пуговицами, рыжеватая борода, а потом добродушное лупоглазое лицо домового Бороды.

Парнишка качнулся на стуле и упал в обморок, закатив глаза.

– Я всегда говорил тебе, Борода, что появляться надо менее эффектно, ты не конферансье Борис Брунов, – с укоризной в голосе сказал Матузков, а мышь Степанида хихикнула.

Борода и следователь усадили нервного бездомного на стул, брызнули в лицо водой из графина, а Степанида пощекотала хвостом под его носом. Борода устроился на столе слева от следователя, а мышь вернулась к обжитому фикусу.

Постепенно у парнишки прояснилось в глазах, и он глупо заморгал.

– Как ты понимаешь, врать здесь бесполезно, – широко улыбнулся Матузков, и парнишка, который оказался Колей Соловьёвым, выпускником школы-интерната № 45, выложил всё, как на духу.

– Ситуация, в целом, стандартная, – прокомментировал следователь.

– Злыдни обманули, выманили квартиру, мальчика на улицу выгнали, – подытожил Борода.

– Сиротинушка, – смахнула слезу мышь Степанида, – жизненного опыта никакого.

Домовой Борода подпёр крупную голову кулаком, чтобы не расплескались мудрые мысли, варившиеся в ней, как в котелке. Матузков терпеливо ждал, когда варево дойдёт до готовности. После слёзного разговора и чая со сладкой булкой Коля Соловьёв совсем обессилел и уснул на раскладушке, припасённой за несгораемым шкафом. Когда Матузков вконец устал ждать мнения домового, тот глубокомысленно изрёк:

– Нам без суккуба Лиллит не обойтись.

– Да чтоб у меня хвост отвалился, да чтоб плешь на пузе выскочила! Да ни в жизнь я больше с этой развратницей не свяжусь и тебе, мой шёлковый, не советую. Обманет, треклятая! – запричитала мышь Степанида, сдёргивая для пущей убедительности косынку с головы и бросая её перед Бородой. Матузков наблюдал за сценой ревности, скрывая улыбку ладонью.

– Дело говорю, не шурши! – прикрикнул на мышь домовой, и та ушмыгнула за фикус, недовольно пища.

– Не люблю я этих упырей из ИВС, но… Давай расклад, обсудим, – потребовал следователь, покачав головой. С одной стороны ему было жаль мелкую лейтенанку с её лютой ревностью, с другой – он чувствовал, что Борода дело говорит.

Домовой обстоятельно рассказал, как именно суккуб может помочь. Она проникнет в квартиру, охмурит мошенника, который выманил у простодушного Коли Соловьёва подпись на договоре дарения квартиры, и стибрит этот договор. Если же договор не при себе у барыги, то она заставит негодяя сесть за карточный стол. А тут уж Борода выиграет в карты злосчастную квартиру обратно.

– Обтяпаем на раз-два! – убеждённо сказал Борода.

– Ах, так! А моё мнение не важное? Но я всё равно имею право голоса, у нас демократия и равенство, и даже феминизм в отдельно взятом кабинете! – выскочила из-за фикуса мышь Степанида, – вы не токмо квартиры не выиграете, а ещё хужее всё усугубите. И в долги перед суккубой влезете и будете ей дань платить, сами знаете, какую.

– Риск есть, – задумчиво произнёс Матузков, – но и другого плана-то нет.

– Да и суккуба уговорить надо… – протянул Борода.

– За этим дело не станет, – снова пискнула мышь, – энту женщину с пониженной социальной ответственностью токмо позови – не отделаешься. А знаете, чем суккуб питается? Не боитесь ей всю мужскую силу отдать?

Домовой покраснел и потупился.

«Ах, какой словесный оборот Степанида придумала про пониженную социальную ответственность! – восхитился Матузков, – надо кому-нибудь предложить использовать».

Жаль, что мышь не смогла ни напугать, ни убедить Матузкова и Бороду. Те вызвали суккуба, и Лиллит быстро явилась к ним во всей красе. В этот раз она предстала в серебристом плаще, под которым на ней не было ничего, кроме сетчатых чулок и пояса на таллии с кокетливо свисавшими золотыми цепочками. Степанида плюнула на пол: «Не смотрите на энту! Глаза повылезут». Но Матузков, Борода и внезапно проснувшийся Коля смотрели.

Лиллит улыбнулась и запахнула плащ, села рядом с Матузковым и положила ему на плечо голову с высоко заколотыми на затылке локонами. Пахло от неё мокрой садовой сиренью и розовым зефиром «Услада». Следователь смущённо кашлянул.

– Зачем понадобилась? – пропела Лиллит.

Борода вкратце объяснил, прерываемый смачными плевками на пол, которые исторгала мелкая серая Степанида. Никто не обращал на рассерженную мышь ни малейшего внимания.

– Фу! – отпрянула Лиллит и покачала головой, – какой-то сиротка, какая-то квартира, какой-то барыга. В чём мой интерес?

– Ну, я думал, что ты вольная художница, жрица любви… – разочарованно вздохнул Матузков.

– Не бери на понт, мент, – неожиданно хищно оскалилась Лиллит, – если я что и делаю, то это для себя. Повторяю для непонятливых: что я получу за выход? У меня в ИВС разом тринадцать вонючих мужиков. И мне от них по триста граммов сами знаете чего каждую ночь, безо всякого труда. Сидят они давно, баб не видели, а тем более таких.

С этими словами Лиллит выкинула стройную белую ножку из-под плаща и бесцеремонно положила узкую ступню на колено Матузкову. Следователь заёрзал, а Лиллит захохотала.

– Ну, милочка… Будет тебе выгода. Барыга-то мужик в соку. Хоть всю ночь его потом мучь, – предложил Борода.

– Мне бы тебя, Бородушка, – ласково пропела она, поглядывая из-под чёрных загнутых ресниц на домового, – такого красавца упускать – не в моих правилах. Может, пришло наше время любви?

Борода не соглашался, топал ногами так, что папки со стола Матузкова падали на пол. Суккуб смеялась, точно по хрустальному графину постукивали серебряной ложечкой. Смотрела на восторженное лицо Коли Соловьёва и облизывала острым язычком полные алые губки. В общем, навела мороку…

 Пока раздосадованный Матузков и Борода торговались с несговорчивой негодяйкой, а Коля Соловьёв с непривычки от общения с суккубом уже сомлел и закатил под потолок глаза, мышь Степанида потихоньку шмыгнула в дыру под плинтусом и юркнула в коридор.

Без труда она нашла в хозчасти подругу кикимору Хаврошку. Та по своему обыкновению помогала начальнику отдела материально-технического обеспечения составлять отчёты по утилизации продуктов, изношенного обмундирования и якобы выплаченной матпомощи. Хоть Степанида оторвала Хаврошку от важного дела, но кикимора не пожалела. Мышь предложила соратнице шалость, от которой никак нельзя было отказаться.

– В командировку едем, – скомандовала Степанида.

– Брать ли поганую метлу, дырявую кастрюлю, ржавую сковороду? – осведомилась Хаврошка.

– Без такого арсенала не справимся.

По дороге подружки заглянули в котельную. Запечник Агафоша дремал.

– Спишь, лентяй? – грозно спросила Хаврошка и ткнула наметельником приятеля в бок, – вставай, пригодишься. Послужи Степаниде.

Ценивший тепло и сухость помещений, запечник вздохнул, но согласился. Ещё по дороге Степанида проинструктировала приятелей и распределила роли в спектакле. Пообщавшись с Матузковым, она основательно поднаторела в юридической терминологии, и теперь всё реже применяла устаревшие словечки из «Уложения о наказаниях, уголовных и исправительных», которое ей удалось как-то изгрызть до корешка. Особенно ей нравился современный термин: «Группа лиц по предварительному сговору с распределением ролей». Было в этом сочетании что-то эпическое, масштабное, под стать замыслу мыши Степаниды. Трактовала она данный термин по-своему: «Во-первых, лиц, а не морд. Лицо означает самоуважение. Группа – означает отсутствие одиночества в этом холодном и жестоком мире. А сговор – означает вдумчивый подход к мероприятию, а уж о распределении ролей и говорить нечего». Хаврошка и Агафоша были согласны с мелкой лейтенанткой.

Вся троица явилась на улицу генерала Ватутина, к дому номер пятнадцать. Старая, но с виду крепкая пятиэтажка, построенная еще при Верховном Кукурузнике, была угловым домом. Стены мокли и даже снаружи кое-где были покрыты мхом и плесенью. Из подвала тянуло тухлым.

– И на такое жулики позарились! – хмыкнула Хаврошка, привыкшая к уюту и достатку милицейской кладовки.

– Как тут сиротинушкам жильё предоставляют… – покачал головой запечник Агафоша,

В нехорошую квартиру Коли Соловьева, занятую барыгой, проникли легко. Мышь – в дыру для электрического кабеля, Хаврошка – в замочную скважину, а Агафоша через отопительный стояк.

Квартира была заставлена коробками. Барыга успел перевезти сюда вещи. По всей видимости, это были шмотки его любовницы.

– За дело! – скомандовала Степанида.

Через час все платья и трусики были порваны в мелкие клочки и живописно разбросаны по полу. Фужеры, стаканчики и сервиз «Мадонна» раскололи, дамские журналы облили водой из туалетного бачка. Духи вылили в раковину, пудру высыпали, помады растёрли по паркету. Тяжелее всего было справиться с запасом продуктов, Хаврошка очень жалела набитый деликатесами холодильник, но Степанида предложила компромисс. Всё втроём попробовали, погрызли, обкусали и оценили продукты по десятибалльной шкале. Только вонючий плесневый сыр «Дорблю» не понравился никому, получил «единицу», и его раскрошили над унитазом. Троица составила план вредительства на завтра и царственно удалилась. Они решились заночевать у соседей, которые, как нельзя кстати, уехали на дачу.

Оттуда наутро Степанида, Хаврошка и Агафоша с удовлетворением слушали, как краля визжала и рыдала.

– Наверное, все концерт слушают, не токмо мы, – восхитилась мышь.

– Натурально, – согласился Агафоша, не отвлекаясь от починки кухонного крана во временно занятой квартире, – никто не против, что я по-хозяйски? Не сидеть же без дела. Да и равновесие в природе – штука важная. Нагадил одному – помоги другому.

Когда вопли стихли, застучали каблуки по лестнице, и взвизгнула дверь подъезда, Хаврошка дёрнулась. «Не время ещё», – остановила её мышь.

До вечера все скучали, ждали, пока специалисты клининговой компании наводили порядок в нехорошей квартире Коли Соловьёва. Под покровом ночи соучастники вернулась на место преступления.

– И как я проспала доставку мебели? – зевнула Хаврошечка.

– А я слыхал, – пробубнил Агафоша, – да не понял, что именно на этаж волокут.

Степанида оглядела поле битвы. Коробки с испорченными вещами были выброшены. Пол вымыт, в холодильнике – стерильная чистота. В углу комнаты стоял диван и кресла, завёрнутые в полиэтилен. В углу белел новенький торшер со стойкой в виде обнажённой нимфы.

– Дорогие мои соучастники, – проникновенно начала мышь Степанида, – нас ждут великие дела.

Закипела работа. Первым делом разодрали мебель, выпотрошили обивку, сложив из пушистых кучек на полу заветное трёхбуквенное слово. Хаврошечка отпорола от нарядных занавесок кусок невесомой тюли и заскакала кругами по комнате, неистово взбрыкивая. Она именно так представляла себе танец невесты. Что поделаешь, замужем не была, не осведомлена о ритуалах. Степанида была к ней снисходительна. Нимфе откололи обе руки и свинтили абажур.

– Чисто Венера, – восхитилась Степанида изобретательности Агафоши.

– Дык, я в краеведческом пятьдесят лет запечником жил, кой-чего понимаю в искусстве, – горделиво подбоченился Агафоша.

Напоследок Хавроша отвернула два водопроводных крана – на кухне и над ванной. Степанида предусмотрительно заткнула сливные отверстия.

– Хорошо-то как! – всхлипнул от умиления запечник и завёл песню.

«Сама садик я садила,

Сама буду поливать.

Сама милого любила,

Сама буду забывать.

Ах, что это за садочек,

За зелёненький такой?

Ах, что это за мальчишка,

Разбессовестный такой?»

Спели и пошли почивать в соседнюю квартиру. Поспать не удалось, потому что через три часа их разбудил рёв сирены. Приехали МЧСники, выломали дверь в нехорошую квартиру, навели суету и шум. Степанида ворочалась и вздыхала в чужом пахучем тапке у двери: «Поспать не дадут, шумят, окаянные, могли бы и с утреца поработать…»

С утра тоже было шумно и неспокойно. Участковый, жилкомитет и соседи собрались на лестничной площадке. Весь нижний этаж залило, так что жители дома номер пятнадцать желали видеть юного Колю Соловьёва, который без родительского присмотра тут безобразничал. Какого же было их удивление, что в мокрую квартиру явился хмурый барыга с запахом перегара и следами женских коготков на щеках. С ним пришла неласковая краля в короткой юбке и майке на бретельках. Никем не замеченная мышь удобно сидела на сахарнице в буфете. Невидимая людскому глазу Хаврошка в обнимку с Агафошей устроилась на подоконнике. Краля покачивалась на красных каблуках и дула губки. Барыга оправдывался и тыкал пальцем в договор дарения.

– Изучим, – сказал милиционер, и отложил договор на сухую спинку изуродованного дивана, а сам продолжил «выяснение обстоятельств».

Мышь Степанида не дремала, через пару минут она уже увлечённо драла лапками и жевала ненавистный и лживый документ. Хаврошка и Агафоша тоже не сидели без дела, чтобы заглушить производимый мышкой яростный хруст, они устроили концерт. Пригодился припасённый Хаврошкой арсенал. Кастрюля громыхала, сковорода дребезжала. Перепуганные соседи выбежали первыми. Участковый крутил лопоухой головой в форменной фуражке, но не находил здравого объяснения происходящему. Хаврошка поганой метлой сунула под зад крале. Та взвизгнула и выскочила в подъезд. Барыга насупил густые брови и зыркал по углам, ища причину шума. Его было не так-то просто смутить. Пришлось надеть негодяю на голову дырявую кастрюлю и треснуть сверху ржавой сковородой. Эффект превзошёл все ожидания хулиганской троицы.

– Не моя это квартира, не моя! Будь она проклята! – завыл барыга.

– Проедем, гражданин! Сейчас в отделе, под протокольчик мы зафиксируем ваши показания, – удовлетворённо кивнул участковый и поискал глазами договор, – а документик-то о дарении квартиры пропал… Вот чудеса!

Мышь Степанида вернулась в отдел. Она села за фикус, скромно сложив лапки на пузке, и смотрела в окошко.

Начинался сентябрь с его непредсказуемой погодой. Небесное сито веяло мелкий дождик. Люди надели яркие куртки и ветровки. Зеленел видневшийся угол парка «Южный», но и он был готов поменять летний наряд на жёлтый осенний плащ.

– Как успехи? – спросил Борода.

–Хорошие дела сами за себя говорят, хвалиться не буду, – высокомерно ответила мышь.

 Матузков был доволен работой серой помощницы, дул горячий чай с бубликами, подвигая для неё кусочки лакомства на край блюдца. Авось Степанида заметит и смягчится, отведает угощения.

– Мы тоже даром тут не сидели, мелкая лейтенантка, – сказал Матузков, – кое-что выяснилось.

– Что именно? – вскинулась мышь.

– Пуговица, – самодовольно ответил Борода.

Мышь перебралась к столу следователя, схватила лапками бублик и стала его точить.

– Когда Лиллит приняла свой обычный вид, то мы заметили, что на её блузке не хватает пуговицы. Все нарядные, перламутровые, а вместо верхней – рубашечная, – сказал Матузков, хитро улыбаясь Бороде.

– Помнится, на месте преступления была найдена перламутровая пуговица, – подсказал Борода.

Степанида отбросила бублик, стряхнула с усов крошки и запищала:

– Так это же улика, надоть эту суккубиху допросить и арестовать.

– Ага, так она и скажет правду…– протянул Матузков, – тут надо действовать хитростью.

– Одно мы знаем точно, – весомо сказал Борода, – милицейская машина действительно приезжала на хутор Кривой, и в ней сидела Лиллит с нашим бедным Витенькой.