Читать книгу Codex Somnia - Ирина Яновская - Страница 15

Татьяна Николаевна затаилась на кухне. Она убавила звук телевизора, и теперь до нее доходили безудержные рыдания любимой внучки. Любая другая бы родительница разволновалась на этот счет, попыталась бы узнать в чем дело, утешить, успокоить и, в конце концов, прекратить эти страдания. А Татьяна Николаевна сидела тихой мышкой и улыбалась, понимая, что у её единственной, драгоценной внученьки начался процесс выздоровления.

«В этом году всё будет иначе, теперь у Миечки обязательно всё будет хорошо, всё непременно наладится. И уходить мне можно будет со спокойной душой, зная, что она теперь не будет одинока», – и, подумав о своей смерти, Татьяна Николаевна тоже расплакалась.

Последние десять лет она неистово желала встретиться со своей дочерью, свято веря в то, что все мы после смерти встречаемся на небесах. Татьяна Николаевна очень тосковала по ней, временами тоска овладевала ею с такой силой, что не спасал даже Храм, в который она ходила ежедневно. Но позволить себе такую роскошь – как прекратить страдания и покинуть этот мир, Татьяна Николаевна не могла. У нее была ответственность за Мию. Сначала она дала себе срок вырастить ее до совершеннолетия, потом до двадцати пяти лет, а потом, глядя, как Мия с возрастом всё больше замыкается, уходит в себя, тяготится обществом, чурается людей, поняла, что переход на тот свет откладывается у нее на неопределенный срок.

«Пожалуй, не буду у нее ничего расспрашивать, захочет – расскажет. А я хотела ее психиатру показать, а он вон, нарыв-то сам и вскрылся» – бормотала себе под нос Татьяна Николаевна, помешивая манную кашу в кастрюле.

– Доброе утро, бабулечка! – заглядывая в кухню, поприветствовала Мия Татьяну Николаевну.

– Ой, проснулась? А что так рано? Ты вроде сказала, что на три дня отпросилась?

– До чего же ты, ба, врать не умеешь. Я же прекрасно вижу, что ты всё слышала. Да и глаза у меня красные и опухшие.

Бабушка перевела тему разговора:

– Манночку варю тебе, твою любимую! Умывайся, да садись, остынет, холодную есть не вкусно. И чем же ты сегодня займёшься? – наливая жидкую кашу в тарелку, поинтересовалась Татьяна Николаевна.

– Планов нет. Голова совершенно пустая, ни одной мысли в ней ни на этот счет, ни насчет чего-то другого. А у тебя?

– У меня что… «день сурка». Сейчас в Храм, потом на рынок, потом обед…да что я тебе перечисляю, тебе неинтересно ведь. Ты просто так спросила, верно?

– Совершенно не просто так. Я с тобой поеду, бабуль.

– Куда? На рынок?

– И в церковь.

Бабушка очень подозрительно посмотрела на Мию, не в силах поверить в то, что услышала. Дело в том, что у Миечки, после потери родителей, сложились свои, особые отношения с Богом. Она была на него в страшной обиде. Бабушка на её вопрос: «Бабуль, а где мама с папой?», – в тот день ответила, что мол, их Господь забрал. Маленькая девочка еще долго докучала бабушке с вопросами: «А зачем они ему? Что, разве может так быть, чтобы они были Господу, нужнее, чем их дочери? А где он их держит и когда обратно отдаст?» Боль от расставания с родителями становилась тяжелее день ото дня, потому что бабушка так отвечала на вопросы, что девочка ей не верила. Вот не верила и всё! А потом Мия устала, выбилась из сил из-за страданий, и спрашивать перестала. Спрашивать перестала, а вопросы остались. И вот сейчас наступил для Мии момент задать их снова, но уже не Татьяне Николаевне…

– Бабулечка, пойду с тобой в храм, мне у священника необходимо узнать кое-что, – надевая сапоги и шапку, сказала Мия.

Мия шла очень быстро, Татьяна Николаевна еле-еле поспевала за ней. Но девушка как будто этого не замечала, торопясь как можно быстрее получить ответы на так давно мучившие её вопросы.

– Мия, в самом деле, не иди так быстро. На службу уж верно и так опоздали, чего теперь ты несешься, как угорелая. Стой, дай хоть под руку тебя возьму, скользко, боюсь упасть.

Мия остановилась и позволила Татьяне Николаевне себя догнать.

– Это ж надо, то в церковь пойти тебя уговорить двадцать лет не получалось, а теперь вон, гляди, бежишь туда. Чудны дела твои, Господи!

– Господь сейчас ни при чем, ба – резко заметила Мия.

В храме для Татьяны Николаевны всё было привычно, оттого ей стало вмиг спокойно. Для ее внучки, наоборот – в новинку. Мия сняла с головы шапку и перекрестилась слева направо.

– Фу, ты, Господи прости! – воскликнула бабушка. – Шапку надень обратно, или иди вон там платочек возьми и покрой голову. И креститься ты у меня даже не обучена.

Татьяна Николаевна горестно вздохнула и отошла от внучки, почувствовав, что её присутствие только тяготит девушку.

Мия долго стояла на пороге храма, не решаясь пройти дальше.

У больших икон она заметила высокие подсвечники и подвешенные масляные лампады. От запаха горячего воска и елея у нее немного кружилась голова. Солнечные лучи, проникая через разноцветные витражи купола, заливали храм красным, синим, зеленым и фиолетовым светом и пускали разноцветные зайчики, напоминающие драгоценные камни, по полу, сводам и алтарю.

Немного освоившись, она подошла к бабушке, та стояла около какой-то иконы и тихонечко молилась.

– Ба, – шепнула ей на ухо Мия, – а где все священники?

– Так я же тебе говорила, что служба закончилась, – так же шепотом ответила ей Татьяна Николаевна.

– А можно позвать?

– Попробую! А тебе для чего?

– Спросить надо.

– Понятно. Для разъяснительной беседы значит, – констатировала бабушка.

– У вас это так называется? Хорошо, мне надо чтобы он кое-что разъяснил.

Через полчаса к ним вышел небольшого роста худощавый священник и направился сразу в их сторону.

– Тебе, дитя моё, требуется со мной побеседовать?

Мия кивнула. Батюшка указал ей следовать за ним. В дальнем углу он остановился и сказал:

– Какой у тебя вопрос?

Мия растерялась, не зная с чего начать.

– А ты начни с главного, с того, что беспокоит больше всего, – помог ей батюшка.

– Почему Господь забрал моих родителей? Это было несправедливо с его стороны оставить меня сиротой в шесть лет, – на одном дыхании выпалила девушка, – Бог не должен был поступать так, как он поступил.

Батюшка молчал, не торопился сразу пускаться в объяснения. Мия ждала и уж было подумала, что и у него нет оправданий для Господа, но тут священник задал вопрос ей:

– А ты можешь удержать на воздухе хотя бы один маленький камушек? – И, не ожидая Мииного ответа, продолжил:

– Звезды, которые ты видишь на небе, – это ведь не блестящие игрушечные шарики. Это небесные тела колоссальных объемов, которые несутся с головокружительной скоростью и при этом не сталкиваются друг с другом и не отклоняются от своего курса… Да неужели после этого мы будем судить Бога? Что скажешь?

– С одной стороны – здесь есть над чем поразмышлять, а с другой – ваши рассуждения не отвечают на мой вопрос, почему Бог так поступил со мной.

– Понимаю, что очень тяжело смириться с потерей близких без упрёка к Богу. Но ты должна всем напряжением своих духовных сил пройти сквозь страдания и выйти из него укрепленной, углубленной, умудренной. Бог не желает смерти, смерть – это лишь та реальность, которая вошла в твою жизнь. Так ведь, и Христос умер, и святые умирали, и Богородица умерла. Но даже неверующий человек должен задуматься о бессмертии. Например: если ты замечала, всё в природе умирает и снова возрождается: солнце заходит, чтобы подняться вновь; луна уменьшается, чтобы снова родиться; семечко разрушается, гниёт, чтобы дать новое дерево. И примеров вокруг нас великое множество. Всякая разлука временна, потому что любовь – это качество вечности, – сказал он напоследок, повернулся к Мие спиной и скрылся за бордовой перегородкой.

Мия стояла на месте и слёзы медленными полноводными ручейками текли по её бледному лицу. Она хотела сесть, потому что стоять на ногах у неё не было сил. Голова кружилась всё сильнее, а перед глазами забегали черные точки.

«Не хватало еще сейчас в обморок упасть, бабушку напугать. Она и так волнуется за меня», – думала Мия, ища глазами, куда бы присесть.

– Миечка, что ж ты так побледнела? – спросила подошедшая к ней Татьяна Николаевна, и добавила:

– На свежий воздух надо, на улицу, выйди, подыши!

Мия вышла и побрела на ватных ногах домой. Сейчас ей не хотелось анализировать слова, сказанные священником, а хотелось забраться в кровать, накрыть голову подушкой и не думать, не переживать, не сожалеть, не тосковать. Ощущая себя измочаленной тряпкой, ей хотелось стать бесчувственным чурбаном, не способным ни на какие эмоциональные переживаниия.

«Ведь есть же на земле такие люди, которые не испытывают никаких эмоций. По-моему, последнее время я так и жила, в состоянии ноля, не испытывая ни положительные, ни отрицательные чувства. Да, мне было не радостно, но и так плохо, как сейчас, тоже не было, – размышляла Мия по дороге. – Зачем нужно горе, зависть, злость, печаль, стыд? Они только делают жизнь тяжелее и невыносимее. Хорошая идея от них избавиться совсем. Но, тогда опять исчезнет интерес к жизни, это ведь тоже чувство. Жизнь станет снова обычной, пустой, скучной, тягомотной и неинтересной. Всё превратится в рутину и обыденность. Дом, метро, работа. Нет, пожалуй, мне придется учиться справляться и с этим», – твердо решила Мия, залезая под одеяло и пряча голову под мягкую подушку.