Читать книгу Время памяти. Книга первая - Ирина Юльевна Енц, Ирина Енц - Страница 6

День прошел совсем быстро. Как ни странно, но, сев за работу, я незаметно увлеклась. Антропогенное влияние на лесные массивы Карелии меня захватило полностью, и я не заметила, как закончила монографию. Закрыла последнюю страницу рабочей тетради, и только тогда вспомнила про своего нового жильца. В доме тихо тикали ходики на стене. С улицы не было слышно ни звука. Я резко встала из-за стола, и понеслась на улицу. Выскочила на крыльцо. Во дворе не было никого, включая и мою собаку. Господи! Куда же он делся?! Ну вот, теперь ищи его, бегай по лесам. Не ровен час, опять куда-нибудь пропадет! А солнце уже оседало за верхушки деревьев. Подступающий вечер размазывал кистью по небу сиреневые полосы, постепенно меняя светлые оттенки красок на более темные, предвещая скорое наступление ночи. Я заметалась по двору, словно курица, которой не до конца отрубили голову. Кинулась к сараю с сенником. Никого! В бане тоже никого не было. Я встала посредине двора соображая, куда надо бежать в первую очередь. Кругом лес, на все четыре стороны. Беги хоть куда. Жалко, у меня нет собачьего нюха. Кстати, о собаке. Хукку тоже нигде не было видно. Памятуя нежность, с которой мой пес ластился к этому чужаку, можно было предположить, что собака сейчас находится с ним рядом. Это меня несколько успокоило.

Кобель знал все опасные места в округе, и наверняка, позаботится о моем госте. Хукка обладал почти человеческим умом, точнее, волчьим, что намного лучше человеческого. Особенно, в лесу. Я слегка расслабилась. Вышла за калитку и громко, по-разбойничьи свистнула. Резкий пронзительный звук разлетелся далеко так, что с ближайших деревьев заполошно взлетели птицы, уже устроившиеся было на ночевку в густых кронах. Откуда-то издалека, до меня донесся звук собачьего лая, короткого и сдержанного. Мы обычно с Хуккой так перекликались в лесу, когда ходили на охоту. Он любил убегать далеко, и я всегда так подзывала моего верного друга.

Кидаться на звук я не стала. Просто присела на бревно, заменяющее мне скамейку возле ворот, и принялась ждать. Вскоре, из быстро темнеющего леса выскочил мой пес. На мгновение замер на опушке, оглядываясь назад, в лесную чащу, словно хотел убедиться, что тот, кого он сопровождал, идет за ним следом. А потом широким волчьим скоком, распластывая свое мускулистое тело почти горизонтально над землей, понесся ко мне. А через некоторое время, следом за собакой из леса показался и мой подопечный. Он шел, неторопливо опираясь на толстую суковатую палку. Выглядел согбенным древним старцем, которому нелегко дался его путь. Видимо, физические нагрузки были ему еще в тягость. Я с облегчением выдохнула. Значит, не придется по ночи метаться по лесу в поисках пропавшего.

Хукка подлетел ко мне, и с разбегу кинулся на грудь, чуть не повалив меня с ног. И тут же принялся облизывать мне лицо. Вяло отмахиваясь от собачьих ласк, я проворчала:

– Ну, будет, будет… Не подлизывайся… Сперва Авдей, а потом и пришлый чужак… Если с Авдеем хоть как-то понятно, все-таки, можно сказать, крестный, то с этим, убогим, – я кивнула в сторону приближающегося Найдена, – совсем все грустно получается. Выходит, ты меня предаешь с первым встречным-поперечным. А теперь еще и подлизываешься, как ни в чем не бывало. Тебе не стыдно?

Вопрос, заданный моему псу, конечно, был риторическим, но Хукка воспринял его всерьез. Потому что, закончил свой подхалимаж, повесил голову и стал, поскуливая, глядеть на меня жалобным взглядом. Я потрепала пса по лохматой башке и примирительно проговорила:

– Да ладно уж… Понимаю, что все это неспроста. Видно, и впрямь, человек хороший. А то, что ты за ним присматриваешь, это чудесно. Мне так даже спокойней. – Хукка замотал радостно хвостом, и дружба была спасена.

Пока мы так общались, наш гость успел доковылять до ворот. И сейчас стоял, тяжело опираясь на свой импровизированный посох. Вид при этом имел хоть и усталый, но вполне довольный. Мне бы за него порадоваться, что вот, мол, человек обретает интерес к жизни, получает удовольствие от обычных вещей, как например, солнышка, птичек и всех остальных благ жизни на кордоне. А меня это, почему-то раздражало. Попеняв себе, что он все ж таки мой гость, да к тому же, еще и болен, я попробовала убрать недовольное выражение со своей физиономии, и проговорила с излишней ласковостью:

– Сейчас баню истоплю. Тебе помыться надо. А завтра приступим к лечению.

Моя ласковость почему-то возымела обратный эффект. Будто я его обругала, или ремнем отстегала. Он виновато посмотрел на меня, и проговорил, словно оправдываясь:

– Прости… Надо было тебя предупредить. Но ты так была занята, что я не захотел тебя отвлекать. Вот и Хукка меня сопровождать вызвался… – И он ласково потрепал пса по голове.

А тот подлец, только что не мурлыкал от удовольствия! И тут меня поразила одна мысль, внезапно пришедшая в голову. Я настороженно посмотрела на Найдена, и подозрительно прищурясь, спросила:

– Погоди… А ты откуда знаешь, как зовут моего пса? Я тебе не говорила этого, и при тебе его по имени не называла. Дед Авдей сказал?

Найден удивленно вскинул на меня глаза:

– Нет, Авдей мне ничего такого не говорил… да я и не спрашивал. – Наивные и честные васильковые глаза смотрели на меня с детской непосредственностью.

Но мое подозрение разрасталось со скоростью надвигающегося локомотива.

– Тогда, откуда ты знаешь имя моей собаки? – Не отставала я от Найдена.

По неизвестной мне причине, ответ на этот вопрос стал для меня очень важным. Я не сводила с гостя пристального взгляда. Тот, смущенно переминаясь с ноги на ногу, виновато проговорил:

– Так Хукка сам мне сказал. Это имя как нельзя лучше ему подходит. В его жилах течет волчья кровь, оттого, и повадки похожи на волчьи.

Это было сказано так просто, обыденным голосом, как само собой разумеющееся. Я аж поперхнулась. Мне даже показалось, что я ослышалась.

– Прости, я правильно тебя поняла? Свое имя пес САМ ТЕБЕ СКАЗАЛ???!

Найден посмотрел на меня своим честным взглядом, и просто ответил:

– Да… – И застенчиво улыбнулся.

Я пару раз хлопнула ресницами, с трудом сглотнула, и уже, открыла рот, чтобы задать очередной дурацкий вопрос своему новому жильцу, но вовремя опомнилась. Если его речь звучит, как бред сумасшедшего, то как будут звучать мои вопросы? Правильно. И если Найдена можно считать слегка не в себе после таких заявлений, то кем можно будет считать меня, приди мне желание задавать ему соответствующие вопросы. Не скрою, желание (и очень большое, я бы даже сказала, жгучее) у меня было. Но я сдержалась. Для начала человека следовало привести в чувство, то есть, в адекватное состояние. А уж потом начинать ему задавать вопросы. Хотя, в глубине души, я была почему-то убеждена, что он ответил правду, и, скорее всего, мой пес ему на самом деле сказал свое имя. Правда, чтобы поверить в такое, всего моего воображения было недостаточно.

Но, прожив на этом кордоне довольно большую часть своей жизни, воспитываясь моими дедом с бабкой среди всего этого природного чуда лесов и голубых озер, суровых скал и топких болот, я должна была бы уже привыкнуть, что мир – вовсе не такой, каким мы его считаем. И то, что большинство людей, живущих в городах, называет, кто чушью, кто сказками, на самом деле, гораздо реальнее, чем мы себе представляем, и во много раз превосходит наши самые смелые фантазии. Поэтому я захлопнула рот и молча пошла топить баню. Все время, пока я занималась хозяйственными делами, я ловила себя на том, что то и дело поглядываю то на Найдена, который вертелся тут же, пытаясь мне помочь, то на Хукка, лежавшего на крыльце и оттуда снисходительно поглядывавшего на нашу суету. Наблюдая за ними, я словно хотела понять что-то и вовсе недоступное моему разумению.

Спать, по своему обыкновению, я отправились рано, предварительно проверив, как устроился мой гость на новом месте. Честно говоря, я за сегодняшний день слегка умаялась. Хотя, если разобраться, то ничего особенного в течении дня и не сделала, чтобы чувствовать себя подобным образом. Полежала немного, ворочаясь с боку на бок и прислушиваясь к ночным звукам и шорохам. Все звуки были родными и знакомыми еще с детства. Тикают часы на стене, в сенях возится и тихонько ворчит Хукка. Должно быть, видит во сне, как гоняет белок. Из рукомойника с мелодичным тихим звуком падают в таз редкие капли. Из комнаты нового гостя не доносится ни звука. Наверное, он уснул. Да и то сказать, у него последнее время неспокойные и трудные дни выдались. Конечно, наверняка легче, чем были до того, как его нашел дед Авдей, судя по его состоянию, но тоже – не из легких. Так, незаметно для себя я и уснула, вопреки ожиданию очередной бессонницы.

Что мне снилось, я не помню. Но точно, что-то не очень приятное. Потому что проснулась я от звука волчьего воя. Первой мыслью было: «Откуда тут взялись волки?» Нет, живя на самом краю леса, я привыкла, что волки иногда заглядывали на мой кордон, но больше из любопытства или уж в очень голодные и снежные зимы, которые, впрочем, были не такими и редкими в наших краях. Но волки в августе…? В следующее мгновение я поняла, что уже не сплю и вой – это не продолжение моего сна, а вполне себе реальность. Только выл не волк. Выла моя собака. Еще несколько мгновений я лежала неподвижно прислушиваясь. Хукка даже не выл, он рыдал. Тоскливо, горестно, как по умершему хозяину или другу. Это окончательно привело меня в чувство. Я соскочила с кровати, накинула на плечи халат, и вылетела на крыльцо, чуть не сшибив по дороге лавку с ведрами, стоявшие в сенях. Распахнула двери, ведущие на улицу, и едва не споткнулась о сидящего на крыльце пса.

Собака сидела почти у самого порога, и время от времени, задирая морду к звездному небу, принималась завывать, сопровождая эти рыдания горестными, почти человеческими всхлипами. Я накинулась на пса.

– Хукка!! Ты чего?! Совсем с ума сошел?! Что на тебя нашло?! Прекрати сейчас же, пока всех волков с округи не собрал! Представляю, то-то веселье начнется…

Кобель посмотрел на меня, как мне показалось, с негодованием, и опять завыл еще горестнее. И тут на меня накатила волна какого-то необъяснимого страха. Я на несколько секунд замерла столбом на крыльце, а потом, кинулась обратно в дом, в комнату, в которую поселила недавнего гостя. Постель была пуста. От неожиданности я оторопела, и несколько мгновений стояла и тупо пялилась на кровать. В голове произошло какое-то помутнение, иначе я никак не могла объяснить своих дальнейших поступков. Я подошла ближе к кровати и осторожно приподняла скомканное одеяло. Не обнаружив под ним ничего интересного, опустилась на корточки, и заглянула под кровать. Там, кроме комка пыли, тоже ничего любопытного не было. И тут я пришла в себя. Что со мной, черт возьми, происходит!!? Еще бы в платяной шкаф заглянула или в сундук! И тут меня словно обдало жаром. Сундук!! Я кинулась опрометью в бабушкину комнату. На полу, рядом с ее сундучком валялся разноцветный полосатый коврик, а крышка самого сундука была откинута. Встав на колени перед резным коробом, я принялась лихорадочно вытаскивать завернутые в холстины книги. Хотя, уже знала, что медальона с изображением Звезды Инглии я там не найду. Но, все же продолжала упорно вытаскивать содержимое по всегдашней привычке, все доводить до логического конца.

На дне я обнаружила несколько амулетов, вырезанных из дерева, пару браслетов из старинной бронзы в виде переплетенных замысловатых символов с растительным орнаментом, доставшихся моей бабуле по наследству. Но вот холщового мешочка с серебряным медальоном там не было. Точнее, мешочек был, а медальон в нем отсутствовал. Я вскочила на ноги, и бросилась в свою комнату. Нужно было переодеться. Бегать по лесу в ночной сорочке, конечно, можно (у меня не было никаких предрассудков на этот счет), но было бы весьма неудобно. На ходу поздравила себя с вернувшимся здравомыслием, обула свои лесные ботинки с высокой голяшкой, сдернула с гвоздя карабин, проверила заряд, в сенях прихватила фонарь, и рванула на улицу.

Хукка чувствовал мои сборы, и теперь метался перед закрытыми воротами, ведущими со двора. Откинув щеколду с калитки, механически, безо всяких эмоций, отметила про себя, что затвор был аккуратно заперт, словно ушедший человек делал все неторопливо и обстоятельно. Хукка протиснулся мимо моих ног наружу и стрелой метнулся в сторону леса. Не тратя время и голос на напрасные окрики, я устремилась за ним следом. Тоненький серп нарождающейся луны уже скрывался за деревьями, на небе виднелся только край острого рожка ночного светила. Значит, время движется к полночи. Луч фонаря метался передо мной, высвечивая под ногами небольшую нахоженную тропинку. Впереди слышалось слабое потрескиванье кустов и сухих веток. Это Хукка летел, не разбирая дороги. Тревога пса передалась мне, и я еще ускорила шаг, почти перейдя на бег. И без направляющего звука, отмечавшего путь моей собаки, я уже знала КУДА ушел мой подопечный.

Несмотря на то, что этот путь я знала, как путь в собственном доме от стола до печи, я то и дело натыкалась на старые пни и низкие ветки деревьев. И вскоре лицо и руки мои были исцарапаны почти в кровь. Но времени, на то, чтобы пожалеть себя у меня не было. Я это чувствовала, знала, знала, как знал это мой пес, который стремительно летел по лесу впереди меня. Налетая на очередную ветку, больно хлещущую меня по лицу, я только крепче сжимала зубы, иногда шипя рассерженной змеей от боли, иногда ругаясь, как боцман, не сумев удержаться от крепкого словца. И вообще, всю дорогу пока я неслась, словно дурак с письмом, до Плакучего, я, не переставая, ругала про себя сначала своего жильца, а потом уже и себя. Хотя, если по чести разбираться, что мне нужно было сделать? Привязать его к кровати, или заколотить гвоздями двери и окна? Он же не пленник, он ведь пришел ко мне за помощью.

Молодой месяц совсем исчез за стеной леса, когда я выскочила на берег озера. От воды поднимался зыбкий туман, почти полностью скрывающий поверхность воды. Остановившись у самой кромки озера, я замерла, прислушиваясь к звукам, похожая на настороженного зверька. Если в лесу можно было разобрать какие-то шумы и шорохи ночных зверей и птиц, то здесь, над Плакучим царила мертвящая тишина. Мороз пошел у меня по коже. И чтобы хот как-то успокоится, я произнесла вслух:

– На кладбище в эту пору и то веселее…

Голос прозвучал как-то глухо, почти поглощенный расползающимся от воды туманом. Нужно было найти Хукку. Там, где пес, там и найденыш. Обычно, в лесу на охоте, когда собака убегала далеко от меня, я просто стреляла в воздух, и умная псина прибегала на звук выстрела. Сейчас карабин тоже висел у меня на плече, но стрелять, нарушая эту глухую тишину, мне, почему-то, совсем не хотелось. Словно я боялась разбудить неведомого кого-то. Только вот кого? Водяного? Русалок? Лешего с кикиморами? Или кого похуже? Пойди, разберись… Поэтому, я просто тихонько посвистела, и произнесла имя собаки:

– Хукка… пес, ты где? – Голос звучал жалобным блеяньем, отставшей от стада и заблудившейся овцы. Собственно, на данный момент я таковой себя и чувствовала.

Но, несмотря на тихий зов, мой пес меня услыхал. Слева от меня, где-то в зарослях камышей послышалось шебуршание, потом повизгивание, и вскоре Хукка черно белым комком выкатился из зарослей прямо мне под ноги.

– Нашел?! Ты нашел Найдена? – Я задавала собаке вопросы, будто бы ожидая от него ответа.

Но мой умный пес все понял правильно. Правда, словами он мне так и не ответил, но зато, коротко тявкнув, кинулся обратно в камыши, без конца оглядываясь, проверяя, следую ли я за ним. Конечно, я следовала. Забравшись за кобелем в заросли, несколько десятков метров мне пришлось шлепать по колено в воде. Не могу сказать, что это мне доставляло особое удовольствие, но я не роптала. Холодная вода в озере обжигала меня, словно я бежала босиком по снежным сугробам. Но я лишь ускорила темп. Мне ли, много лет подряд, каждый день и зимой и летом обливающейся из колодца, бояться холодной воды. Смешно…

Наконец, заросли закончились, и я оказалась на небольшой песчаной косе, глубоко вдававшейся в глубь озера. Странно… Очень странно. Я думала, что очень хорошо знаю Плакучее. Да и грех мне его не знать! Сколько здесь хожено-перехожено и днем, и ночью, и в разные времена года. А вот этой косы, убиться мне дверью, я не помнила. Ладно, с гидрографией и береговыми линиями Плакучего будем разбираться потом. Сейчас главное найти этого найденыша. Тьфу ты…!! Сплошная тавтология!

И тут я его увидела. Точнее, я бы не заметила его в голубоватом расплывающемся тумане, если бы не Хукка. Пес сидел на самом конце косы, и глядя на воду тихонечко подвывал. Найден стоял по пояс в воде, цепочка медальона свисала свободно с кисти левой руки, а медальон, будто обладая собственной жизнью, раскачивался, совершая небольшие круговые движения с затухающей амплитудой. А правая рука прижимала к бедру какой-то предмет. При этом из горла Найдена вырывались какие-то звуки, больше напоминающие горловое пение, нежели слова.

Постояв в легком обалдении от всего увиденного несколько минут, я, будто очнувшись от какого-то морока, рванула к человеку в озере. Подбежала сзади к странно замершему мужчине, и схватила его за плечи. Он никак не отреагировал ни на мое появление, ни на мои действия. Попыталась развернуть его к себе, но из этого ничего не вышло. Он стоял, словно вкопанный в это место, жесткий, словно дерево. Тогда я забежала перед ним и попыталась заглянуть ему в глаза. Но они были плотно закрыты, лицо не выражало никаких эмоций. Только губы неслышно едва шевелились, словно человек читал про себя какие-то не то молитвы, не то наговоры. Опять схватила его за плечи и потрясла, пытаясь вывести его из транса. Голова мужчины стала болтаться, будто шарик на веревочке, но глаза оставались по-прежнему закрыты. Тогда я применила единственный прием, который посчитала правильным и действенным в данной ситуации. Размахнулась и со всей силы врезала ему кулаком в скулу. Костяшки пальцев заныли. Было такое ощущение, что я ударила по пню. В голову пришел неуместный вопрос. Как это каратисты долбят доски и кирпичи ребром ладони? Видимо, мое предназначение в этой жизни было довольно далеко от карьеры бойца каратэ. Потому что, у меня заныли не только костяшки пальцев, но и вся рука так, что я взвыла, морщась от боли. Но мое действие возымело свои положительные результаты. Найден покачнулся от удара, и свалился, будто сноп под молотилкой, прямо в воду у моих ног. И тут же, захлебнувшись, судорожно и суматошно забил руками по воде, как видно, приходя в себя. Я схватила его за ворот простой рабочей куртки из прочной ткани, и, не давая подняться на ноги, поволокла к берегу по воде. Он пытался брыкаться, словно его черти тащили в преисподнюю. Но я была так зла, а он так неуклюж в своем стремлении освободиться, что вырваться из моих цепких рук у него не вышло. Там, на самой кромке песчаной косы, уже захлебывался лаем Хукка. Не утерпев, когда я сама дотащу мужчину до сухого места, он ринулся мне навстречу. Схватил зубами за рукав, и стал со всех своих собачьих сил тащить Найдена на берег.

Вытащив мужчину на сухое место, я плюхнулась с ним рядом. Найденыш тяжело кашлял, все еще отплевывая воду, которой, как видно, при падении хватанул в достатке. Я помогла ему сесть, и стала придерживать его за плечи, пока он окончательно не отдышался. Найден сидел на песке и с удивлением осматривался вокруг. Хукка, скуля, как щенок, стал вылизывать его лицо и руки. Мужчина принялся гладить пса по голове и тихо повторять, обращаясь к собаке:

– Спасибо, спасибо, родной…

Меня он, вроде бы, и не замечал вовсе. Не скажу, что мне стало обидно. Скорее, досадно. Бегаешь тут по лесам за ним, из воды его вытаскиваешь, а он, не то, чтобы «спасибо» сказать (мне его благодарность, как зайцу граммофон), но заметить того, кто тебя держит за плечи в данный момент, все ж таки можно было бы. Поняв, что найденыш уже пришел в себя, я отпустила его плечи, и поднялась, отряхивая штаны от налипшего к мокрой одежде песка и кусочков растительного мусора. И только тогда он обратил свое внимание на меня.

– Верея? Откуда ты? Где это мы…? Почему ты мокрая? Я что, ночью полез в воду? А ты… – Он помотал головой, будто пытаясь избавиться от каких-то остатков не то видений, не то сна. – Ничего не помню…

Я тяжело вздохнула. Опять за рыбу гроши…! Ох, горе-горькое…! Свалилось же этакое чудо на мою голову! Но жалеть себя у меня времени не было. Найден вдруг затрясся и зачакал зубами. Вода в озере и, вправду, была ледяная, да и ночи в августе в наших краях не очень жаркие. Я помогла ему подняться, и только тогда увидела, что он прижимал к себе правой рукой. Это был небольшой деревянный сундучок или коробка. Большего в темноте разглядеть не удавалось. Я схватила фонарь, который бросила здесь же на берегу, когда полезла в воду, но рассматривать этот странный, невесть откуда взявшийся предмет, тут же, на берегу, не стала. Это могло подождать до дому. А вот Найден подождать никак не мог, а мог запросто подхватить воспаление легких, если в ближайшее время не переоденется в сухое и не согреется горячим чаем. Да и выяснять сейчас что бы то ни было, возле озера, в темноте, я не видела никакого смысла. Результата это все равно бы не принесло. А попусту сотрясать воздух было бы просто неразумно.

Я попыталась вытащить цепочку с бабулиным медальоном из его рук, но тут тоже вышла неувязочка. По-видимому, его пальцы окоченели от холода и не желали разжиматься. Он вцепился в толстую цепочку, как черт в грешную душу, иными словами, мертвой хваткой. И чтобы эта аллегория из аллегории не превратилась в реальность, я схватила его за руку и поволокла, чуть ли не силой, обратно по тропе в сторону дома. Сначала, он еле переставлял ногами. Понятное дело, силы еще не вернулись к нему после его «явления» деду Авдею, а тут еще сегодняшнее помрачение, да плюс ледяная вода. Все это никак не способствовало его бодрому продвижению. Но, мало-помалу, он начал разогреваться. Я гнала его безо всякой жалости, таща за собой как упирающегося быка тянут на бойню. И только тогда, когда он начал тяжело дышать, а от его спины повалил пар, я сбавила немного темп. В общем, с горем пополам, с несколькими короткими привалами и кучей синяков у обоих, мы почти добрались, таки, до дому.

Когда уже вышли на опушку, и до родной калитки оставалось каких-нибудь метров триста – четыреста, он совсем раскис. Дыханье с хрипом вырывалось из его груди, глаза сделались совсем мутными и пустыми, все черты лица заострились. И я, в досаде на себя, подумала, что как бы мне его, избавив от воспаления легких, не пришлось спасать от сердечного приступа. Но останавливаться сейчас, чтобы он, разгоряченный моей гонкой, уселся на холодную землю посредине дороги, было нельзя. Да и потом поднять такого бугая с земли для меня будет весьма затруднительно. Перекинув его руку себе за шею, как это делали медсестры на войне, вытаскивая раненых бойцов с поле боя, я почти волоком потащила его до родимого крыльца. И там мы чуть не свалились оба от изнеможения. Кое-как, почти на четвереньках, заползли внутрь дома, и только тогда я позволила себе расслабиться. Несколько минут мы сидели оба на полу и тяжело дышали. Я, по понятным причинам, отошла быстрее. Схватилась заваривать горячий чай на травах, достала из буфета плошку с медом и, настоянную на травах, самогонку. Потом помогла ему стянуть мокрую одежду, наконец то вытащив из его рук медальон и странный сундучок, за который он всю дорогу держался, словно там была заключена, как у Кощея из сказки, его смерть.

Кинула ему простое льняное полотенце, велела растираться докрасна. Принесла теплый плед, налила горячего чаю, положив в чашку приличную ложку с горкой ароматного летнего меда, и туда же плеснула из графинчика приличную порцию янтарно-коричневатой жидкости. Закутав его в плед прямо на полу, всунула в руку большую чашку с горячим чаем, и приказным тоном проговорила:

– Пей! И потом живо в кровать!

И только потом пошла сама переодеваться. После первых глотков Найден перестал чакать зубами о край чашки. На его физиономию, осунувшуюся и постаревшую, стал возвращаться человеческий цвет лица. Он выдохнул с каким-то облегчением, и виновато глядя на меня, спросил:

– Как я оказался на озере, в воде?

Я только хмыкнула:

– Ты у меня спрашиваешь? – Потом умерив свою иронию, проговорила слегка ворчливо. – Скажи спасибо Хукке. Если бы не он… – Продолжать я не стала. А просто закончила. – Так, теперь ступай в комнату и ложись спать. Разбор полетов и всех остальных загадок переносим на утро. Сейчас голова не работает ни у меня, ни, тем более, у тебя.

Помогла ему подняться, и дойти до кровати. Укутав его как следует теплым одеялом, присела рядом на стуле, периодически пробуя ладонью его лоб. Не хватало и вправду, чтобы он простудился. Дождавшись, когда его дыхание стало спокойным и размеренным, как у всякого спящего человека, тихонько вышла, прикрыв за собой дверь. У самой сна, конечно, не было ни в одном глазу, что было не удивительно, после такого. Первым делом, я, усевшись за стол, принялась разглядывать предмет, который принес с собой Найден с озера. Это была скорее шкатулка, чем сундучок. Просто продолговатый предмет, лишенный каких-либо украшений, но, несмотря на его кажущуюся простоту, выглядел он весьма изящно. Я бы даже сказала, аристократично. Глядя на эту вещь, я могла смело сказать, что делал ее мастер, и не простой, а высшей квалификации. Это было видно по плавным переходам граней, по подобранной текстуре древесины, сходящейся и подогнанной так, что казалось, будто шкатулка выдолблена из цельного куска дерева, безо всяких стыков. Таких мастеров сейчас, пожалуй, что и не было. Да и дерево, из которого она была изготовлена, было старым, очень старым, если не сказать, древним. В чем, в чем, а уж в древесине-то я толк понимала. А вот породу дерева, из которой была изготовлена эта шкатулка, я определить так и не сумела, что меня слегка озадачило.

Потемневшее от времени, оно было пропитано каким-то маслом, а сверху натерто воском, что и позволило ему так долго сохраниться и не пострадать от влаги или от жучков-короедов. Шкатулка была плотно закрыта, а щель между крышкой и основной частью была тщательно замазана какой-то смесью. Поковыряв пальцем, мне удалось отскрести крошку этой замазки. Я, как заправский химик-аналитик, сначала его понюхала. Едва заметный запах смолы и того же воска. Затем, осмелев, осторожно попробовала его на язык. Ну да. Смола, воск, и еще что-то, пока мне непонятное, но терпко-горьковатое на вкус. Надеюсь, не мышьяк или что-то подобное. Никаких запоров или отверстий для ключа я не обнаружила. Любопытство раздирало меня на куски, но за ломом я не побежала, даже не встала, чтобы взять нож. Сначала нужно понять, что это вообще такое и откуда оно взялось. Легенду о шкатулке Пандоры я помнила очень хорошо, поэтому осторожность в данном случае взяла верх над любопытством. Вообще-то, я себя считала вполне разумным человеком, способным преодолеть подобный искус. Но вопросов только прибавлялось, и с лукавым бесенышем любопытства справляться становилось все труднее и труднее.

На всякий случай, я взяла эту самую шкатулку, и унесла ее вместе с медальоном бабули, тщательно запрятала все это в сундук. С трудом отыскала в старой вазе, где хранилась всякая ерунда, начиная от ниток и пуговиц, кончая старыми билетами в театр еще с позапрошлого года, ключ от сундука. Он довольно долго пролежал там без дела. Никогда и никому не приходило в голову до сего момента запирать бабушкины книги. И выглядел ключ соответственно. Старая бронза позеленела от времени и потемнела. Я с сомнением повертела его в руках, а потом решительно вставила его в личину и с усилием повернула. К моему изумлению, замок, нехотя заскрипев, сдвинулся с места довольно легко. Совершив этот, небывалый поступок для моего дома, я положила ключ обратно туда, где он лежал. На душе сделалось несколько спокойнее. Как говорится, с глаз долой – из сердца вон.