Читать книгу Код человеческий - Иван Беденко - Страница 17

Человек, выбравший цель, узревший смысл своего существования, обречен быть несчастным. Его терзает вечная дилемма: как помирить реальную жизнь со своим внутренним миром? Как в броске к заветному не забыть о насущном, как выдержать свою беспомощность в противостоянии с бесконечной массой трудностей и не отчаяться от ничтожности достигнутого? Это как болезнь – осознавать ежедневно, что время идет неумолимо, унося по крупице отпущенный тебе срок, но ничего не меняется. Вокруг по-прежнему ложь и низость, по-прежнему двуногие истребляют в себе людей. Во имя чего? Может быть, здесь кроется то самое зерно, отличающее несчастного от остальных? Некий субъект начинает с ужасом понимать, что не может смириться с реальностью. Как вынести материального бога, культ мяса и самоуничтожения, жизнь начеку в ожидании подлости от ближнего? Субъект едет в автобусе, покупает батон хлеба в магазине, корпит в офисе или на заводе – и постоянно думает об этом. Оно преследует его в хорошие и плохие дни, даже в самые счастливые моменты и в минуты краха.

Нет, несчастный не начинает с демонической силой менять мир, убивать «контру» или проповедовать на площади. Он, скорее всего, даже не скажет никому о случившемся: пылкая горячность быстро сходит на нет, здесь же запускается системная внутренняя работа Человека, рассчитанная на всю жизнь. Он выбирает способы деятельности, единомышленников, пересматривает себя с ног до головы, ведомый своей Идеей, и начинает с бескомпромиссным упорством бороться!

Дебаты о морали остаются лжецам, тем самым проповедникам с площади. Эти горазды вести прекрасные дискуссии с умными ссылками на историю и святое писание, они могут театрально заламывать руки и вопрошать на высокой ноте «Доколе?!», но, как только закончится проповедь, недавний моралист профессионально и ловко поставит подножку лучшему другу.

Человек же совершает поступки, среди которых самый важный – первый. Невзирая на насмешки и горькое непонимание близких. К сожалению для него, такой Человек – не просто белковая форма жизни с примитивной желудочно-жевательной нуждой, ему важней душа. Он, по-видимому, обречен быть и несчастным, и счастливым одновременно.

Летней душной ночью Матвею не спалось. В тесной квартирке, наполненной жужжанием комаров, стоячий воздух липким киселем обволакивал тело. Пропитанная потом простыня от частого ворочанья свалялась в тряпку и больно давила складками под ребра. Пришлось встать. Стакан холодной воды ненадолго освежил и отвлек от зуда расчесанных комариных укусов. Этих тварей расплодилось неимоверно много, а «Монсанье» заломила неадекватные цены на птиц. Власти заупрямились с оплатой, вот и случилась беда.

Измученный организм требовал отдыха. Матвей облил себя репеллентами, вышел на балкон второго этажа и, облокотившись на перила, мгновенно задремал. Пахло травой и теплой корой деревьев, монотонно взвизгивал синтетический сыч. Видимо, спохватившись, власти пошли на попятную, оплатили фаунпакет – и компания «Монсанье» зарыбила фонтаны новыми карпами и выпустила свежую партию птиц. Теперь казалось, что серые коробки социального жилья вновь окружены естественной природой. Жаль, с комарами проблема моментально не решится.

Окраина Защекинска мирно спала.

Дрему прервали приглушенные расстоянием голоса. Где-то неподалеку явно общались на повышенных тонах. Один из говорящих возмущенно возражал, другие угрожающе басили в ответ. Матвей прислушался, и сон быстро слетел. У дома, за углом, два копа разводили позднего прохожего на деньги.

– Ты пьяный, – безапелляционно провозгласил один из стражей порядка, – ХАЭН свой протяни. Куда направляемся, а?

– Водитель я, грузовик вожу, с рейса только, мне б домой, – оправдывался мужчина, – ХАЭН разрядился вот, что поделать? Это ж не преступление…

– Дай сюда руку, говорю. Домой пойдешь, если я разрешу. Сейчас в дежурке разберемся. Ты не бубни, а отвечай мне, пил? – На этих словах голос вопрошающего подобрел и смягчился, мол, признайся, с кем не бывает.

Мужичок повелся на провокацию:

– Да выпил немного пива после рейса…

– Ну тогда, уважаемый, пройдемте. – С ержант мгновенно сменил милость на строгость, поймав дурака на слове.

– Куда пройдемте, мужики, я ж кружку только…

– Не мужики, а должностные лица органов внутренних дел для тебя, говно! И тыкать не надо, – зачем-то грозно добавил второй коп.

– Вы мне в сыновья годитесь, что ж вы делаете?! – Осознав, как его провели, мужчина в отчаянии попытался взять на жалость. Все это выглядело безнадежно, собаки уже затравили дичь.

– Закрой рот, ща на освидетельствование, а потом «привет, пятнадцать суток!». – И напарники весело захохотали.

– Не имеете права! – воскликнул обреченно мужчина и отдернул свою руку с ХАЭНом, на которую сержант уже надевал наручник. Лица напарников сразу исказились гримасами злобы.

– Ах ты, сука! Не понимаешь по-хорошему?! На сотрудника при исполнении, падла?! – С этими словами, не мешкая, оба блюстителя выхватили дубинки и, повалив задержанного на тротуар, принялись выколачивать из него пыль. Мужичок, прикрыв голову руками, по-собачьи подвывал и пытался отползти.

В этот момент Матвея будто током ударило. Впоследствии на память приходили только болезненное ощущение, словно при сорокоградусной температуре, и странное течение времени, где за секунду проносились табуны мыслей, а действия получались быстрыми и четкими.

Все складывалось в удачный пасьянс: ночь, никаких свидетелей, люди спят, а большинство обитателей квартир вообще отсутствует дома – они либо на дачах, либо в развлекательных центрах; у двери в прихожей стоит новенькая бита – заготовленный подарок племяннику ко дню рожденья; в той же прихожей на полке валяются льняные строительные перчатки и шарф – утром, словно специально, они попались на глаза. Надев перчатки, схватив биту, Матвей в кедах на босу ногу и шортах выскочил на лестничную площадку и уже там обмотал шарфом голову, оставив открытыми только глаза. Когда он тихо вышел из подъезда, копы доделывали дело – все реже ударяли дубинки по телу человека. Наконец, запыхавшись, один отошел от места расправы и, устало вытерев рукой пот со лба, вытащил сигареты.

– Хватит, Витек, ему еще до отделения топать. Слышишь? Иначе нам придется тащить, а я уморился. – Прикурив, «труженик» сделал сладкую затяжку и выпустил струю дыма. – Фу, как в бане… Когда эта проклятая жара спадет?

Его товарищ порылся у несчастного в карманах и не спеша приблизился к напарнику за сигаретой. Мужичок медленно встал на четвереньки, сплевывая в пыль кровавую юшку.

– Что дал обыск? – деловито уперев руку в бок, поинтересовался сержант. Весь его вид выражал удовлетворение.

– Четыре сотки всего, – тот, кого назвали Витьком, протянул мятые банкноты.

– Нищает народ, скоро и полтиннику будешь рад, – посетовал коп, засовывая добычу в карман, – но ничего, мы на этом еще показатель сделаем, «по хулиганке» пустим и…

Он не договорил, бита оборвала фразу, плотно приложившись к сержантскому черепу. Второй страж не успел ничего толком сообразить, как увесистый удар сразил и его. Двумя тюфяками вымогатели осели на тротуар. Зло, с остервенением бил их Матвей. Затем он вытащил у сержанта деньги и протянул владельцу. Тот дрожащими руками взял свои бумажки, развернулся и хромая, придерживаясь руками за живот, поковылял в темноту.

По возвращении в квартиру Матвей заперся на ключ, прошел в ванную, зачем-то плотно притворив дверь, и посмотрел в зеркало. В отражении он увидел худого вспотевшего мужчину в окровавленных льняных перчатках, нелепых шортах и с головой, обмотанной клетчатым шерстяным шарфом. Губы растянулись в невольной улыбке:

– Ниндзя, блин…

Утро следующего дня началось для Матвея с ощущения тепла, разлившегося в груди – он проснулся счастливым. Бодро вскочив с кровати, Туров приготовил себе завтрак из двух вареных яиц и ломтика хлеба с маслом, насытился и, довольно поморщив нос, запил еду растворимым кофе с привкусом паленого ячменя. В поисках чистых носков пролетело минут десять, остальные сборы заняли примерно столько же времени.

Матвей вышел на улицу и увидел скопление народа у крайнего подъезда, там стояли четыре копа, дворник, несколько соседей и еще с десяток зевак. Поодаль, ближе к торцу девятиэтажки, на месте вчерашней расправы небольшой пятачок буквально кишел людьми в форме. Квадрат земли они отгородили цветной лентой на колышках и сновали по нему со всякими хитроумными устройствами, видимо, в поисках улик.

Заметив Турова, к нему направился участковый – на редкость гнусный парень по имени Василий. Он недавно принял участок, но уже успел опротиветь аборигенам подленькой манерой общения.

– Эй, уважаемый, – фамильярно обратился он к Матвею, – постой-ка, дело есть. Здесь живешь?

– Ну, здесь. Какое дело?

Участковый нагло разглядывал парня, выражая полное презрение. Такой ради показателя легко повесит обвинение во всех смертных грехах, не мучаясь угрызениями совести. Туров вдруг понял, что люди делятся на две категории: те, с которыми он хотел бы жить в одном мире и те, кого он однозначно готов «отсеять».

– Как фамилия, имя? Где был вчера ночью?

Вася однозначно тяготел к категории «отсеиваемых», подкатегории «отсеиваемых путем линчевания». Наличие подобных людей в реальности вызывало у Матвея приступ фрустрации и никак не согласовывалось с внутренним мироощущением.

– А по какому поводу вопросы? – ответил он холодно участковому.

Бесцветные глаза Василия сузились, он повернулся к коллегам и громко сказал:

– Идите сюда, у меня появился кандидат!

Повторного приглашения не потребовалось, и вот уже группка сотрудников в сером окружила Матвея. В приливе злого бессилия пришло понимание угрозы. Само задержание случилось нелепо и быстро, Турова затолкали в патрульную машину и заперли. Там, на виду у всего двора он просидел не меньше часа, в то время как блюстители неспешно прохаживались неподалеку, зловеще поглядывая в его сторону и о чем-то переговариваясь.

Так началась история Ночного Ястреба.