Читать книгу ******ный мир - Иван Чернецкий, Иван Владиславович Чернецкий - Страница 5

Харон поднялся на крыльцо и постучал в дверь (на этот раз он не притронулся к кольцу, чтобы хорошенько размять кулак). Спустя несколько минут он загадал, когда, наконец, выйдет хозяин. «Может, все-таки спит? Ночью беззаботные должны это делать», – подумала мумия.

Забинтованный человек прислонился к стене и посмотрел на дневник. Однако в глаза ему бросились обожженные лоскуты на левой руке и отсутствие двух пальцев.

Харон стоял под теплым светом и смотрел прямиком в ночь. В воздухе все еще слышался запах дождя, а с крыши бежали кислотные капли (на сырую землю и траву, а не на старые лоскуты мумии). Кто-то ходил по траве. Кто-то шумел в сарае за домом. В доме напротив кто-то открывал и закрывал входную дверь, но за ней нельзя было разглядеть ничего, кроме своего воображения. В городе, по словам Фалька никто не жил, но все понимают, что это не так.

Фокси сидел возле хозяина, и он подскочил, как только послышались шаги за дверью. Харон приготовился к теплому приему, но никто не открыл. Шаги удалялись, пока вовсе не растворились в свежести ночи. Мохнатый друг мумии хотел обратиться к звездам, но его внимание приковала крыша, на которой сидел маленький зверь, напоминающий кота. Это существо смотрело на них с высоты чуть ли не птичьего полета, и даже с такого расстояния можно было разглядеть голубые (как у человека) глаза. Причем они были широкими, холодными и… глупыми. Слишком глупыми (как будто эти голубые глаза просто вонзили зверю в голову, и он ничего ими не видел, но продолжал таращиться). Харон с трудом оторвался от этого зрелища и снова постучал в дверь.

Снова послышались шаги, но на этот раз Харон ни на что не надеялся. Глухие шаги приблизились к двери. Фокси прислушался, но уловил лишь тишину с улицы. Харон убрал руки в карманы, оставив идею постучать еще раз.

– Фальк! Открывай, чего стоишь?

Дверь заскрипела так же, как в первый раз, только еще медленнее. Перед этим даже не прозвучало никаких щелчков (Фальк не отпирал замок). Дверь просто медленно открылась, и в человека внутри ударил прохладный до мурашек ветер. На свет выглянули щеки с бакенбардами (а вот глаза и рот остались в тени). Фальк был какой-то мрачный (как будто его разбудили, и он понял, что вот это все за окном – не сон).

– Фальк, лоскут мне в зад! Ты чего там делаешь?

– Я? Сплю…

– Я до тебя еле достучался!

– А-а-а… А вы кто?

Мужчина за дверью будто бы пытался проснуться.

– Давай открывай, я уже посмотрел подвал.

– Что? Подвал?

Харон заметил, как человек в приоткрывшейся щели пощипывает свое мягкое и просторное запястье (и с каждым разом все сильнее).

– Слушай, человек, открой мне дверь, а я все тебе расскажу.

Фальк захлопнул дверь, и до Харона стали доходить глухие едва различимые звуки:

– Нет, не открою! Я знать вас не знаю!

Забинтованный человек снял шляпу и прислонил ее к груди. Он наклонился к двери.

– Фальк, откуда я тогда знаю твое имя?

– Но я же вашего не знаю! И вообще, мне это снится! Вы – монстр, мой ночной кошмар!

– Да это правда какой-то кошмар… – сказала мумия. – Фальк! Тогда скажи мне на милость, откуда я знаю твоего кота, Фис… Физика!

– Чего? – спросила глухая дверь. – У меня нет кота!

Харон поднял голову, постоял какое-то время в раздумьях, а потом повернулся к коту.

– Слыхал? Видимо, нет у тебя больше дома.

Кот вытаращился на мумию так, словно увидел призрака. Харон усмехнулся, надел шляпу. Фокси, лежащий на траве, заскулил, но со стороны их реакции как бы намекали, что скоро эти двое сойдут с ума.

Харон ходил под дверью из стороны в сторону. Он подумал о том, что можно разбить окно (которое, судя по внешнему виду, мог изрешетить простой дождик), что можно вскрыть замок, что можно выбить эту чертову дверь и поставить Фалька на колени. Он прокрутил в голове еще несколько сценариев (а один даже пару раз), но не взялся критиковать ни один из них. В итоге он подошел к двери и спросил по-человечески:

– Фальк, а что ты рисуешь сейчас?

За дверью будто никого и не было. Харон отошел на достаточное расстояние, чтобы призванный дух быка смог разбежаться. Он встал наизготовку, напряг руки, чтобы воссоздать прозрачный экземпляр рогатого тарана. Вот в воздухе, под светом болтающейся лампы крыльца стала появляться голова мужа коровы, но из-за двери заговорил Фальк:

– А откуда вы знаете, что я рисую?

Харон остановил призывание.

– Ты сам мне рассказывал.

Мумия пошла к двери. И снова наклонилась, чтобы свет не мешал думать.

– Что? Я вас не знаю, – сказал человек за дверью.

Глаза Харона посмеялись.

– Ну, как же так, Фальк? Мы виделись этим вечером. Я пришел по делу с привидениями, наткнулся на тебя. Ты дрался со своим котом Шизиком и…

– У меня нету кота.

– Хорошо, но я только что с тобой виделся, а ты не помнишь. Ты рассказал мне, что рисуешь и попросил помочь. Я хочу помочь.

Фальк ничего не ответил, но Харон после выдержанной паузы понял, что пора повторить свое требование, только с кнута уже нужно перейти к прянику.

– Открой дверь. Пожалуйста.

Фокси услышал, как по полу затопали босые ноги, только шаги стали удаляться от двери. Затем они прекратились.

– Фальк? – спросил Харон.

Четвероногий вновь навострил уши, потому что шаги стали приближаться к крыльцу, а потом сама дверь защелкала прямо под волшебником.

«Я знал, что творчество спасет мир, но не думал, что оно выручит и меня», – подумал он.

Харон посмотрел в появившийся со скрипом дверной проем: из темноты на него выглянуло знакомое лицо, только еще пухлее и не с такими пышными усами.

– Фальк, да ты похорошел!

Харон пошел прямо на мужчину с черными аккуратными бакенбардами, но тут же остановился, когда увидел, что в грудь ему собирается упереться поварской меч. Забинтованный человек сделал шаг вперед. За ним еще один, и так, пока они не оказались вдвоем в комнате при свечах. Мумия посмотрела на дрожащего хозяина, и забинтованная голова наклонилась к бледной щеке моржа, а забинтованный палец целой руки лег на кончик лезвия. Харон прошептал:

– Если бы я хотел тебя убить, ты бы даже не проснулся.

Из Фалька вышел какой-то звук, больше всего похожий на букву «Ы». Он отошел от прошенного (как бы странно это не звучало) гостя и выставил оружие перед собой. Фальк еще громче издал тот же звук, когда увидел, что в руках он держит леденец в виде полупрозрачного петуха.

– Угощайся, – сказал Харон.

На крыльце послышалось шарканье когтей. Половину дверного проема заслонила чья-то тень, и господа увидели, как Фокси вошел в гостиную без приглашения. За ним же последовал черный кот. Фальк, увидев животных, будто бы растаял.

– Ну, ладно, заходите, – сказал хозяин, стоящий с посетителями посередине комнаты.

Харон вошел в дом своего заказчика, как в собственный дом. Нет, как в собственный дом, который он сдал заказчику.

– Я п-п-просто не п-понимаю, чего в-вы добиваетесь? Я н-н-никого н-не т-трогаю…

Забинтованный человек оказался довольно близко к мужчине в майке, широких трусах и мягких тапках. Забинтованный человек положил забинтованные руки ему на плечи и посмотрел прямо в глаза.

– Фальк, у вас завелись приведения. Я пришел избавиться от них – я волшебник. Это твой кот, его зовут Физикус – следи за ним. Это мой товарищ, Фокси – не лезь к нему. Есть вопросы?

– Д-да-да…

– Так задай!

– О, а… Нет вопросов… О-о-отпустите на пол только…

Харон посмотрел под ноги, и увидел, как на полу стоят пустые тапочки, а возле его колен болтаются голые ступни с оттопыренными пальцами. Мумия поставила Фалька на землю.

– Я б-б-боюсь п-п-привидений… – сказал пострадавший.

– А ты их видел?

Харона увлекла свеча с живым огоньком.

– Кого?

– Того, кого боишься.

– Раз-з-в-ве я б-бы б-б-боялся их, если б-бы у-увидел?

– Да, Фальк, я тебя обожаю… – он отвернулся от свечи, чтобы она не сбивала его с мысли. – Так, значит, я был в этом подвале, и там нашел какую-то интересную вещь (правда, я не знаю, пригодится ли она нам).

Забинтованная рука нырнула в сумку на плече, вынула книжку и помахала ей перед Фальком, который стоял посреди гостиной, как посреди кабинета командующего армией Кор де Менте. Глаза Харона посмеялись, а вместе с ними развеселился и Фальк.

– А п-п-про к-какой подвал в-вы имеете в-в-в виду?

– Ах, да, ты же ничего не помнишь, не знаешь, не понимаешь… Я про подвал, который находится в доме, который можно увидеть из этого окна.

– И-и-и-и что же там такое?

– Пыль…

– О-о-о, боги… Т-так, м-м-может, это п-призрачная пы-пыль?

– Мистер Фальк, вы гений!

– Н-н-не пы-пытайсь м-м-меня задобрить…

– Вы когда-нибудь разговаривали с Богом?

– Й-й-йа? – морж огляделся (Великий Дракон, это так глупо…).

– Вы-вы, мой друг.

– Н-ну, конечно же, нет!

– А с Дьяволом?

– Ч-что за ересь!?

Харон посмотрел влево, туда, где стоял дорогой подсвечник на комоде.

– Поздравляю, сегодня у вас будет возможность похвастаться грехами!

Волшебник понял, что в ближайшее время ошарашенного Фалька лучше не трогать. Он вспомнил, что любит нарушать личное пространство, и прошел вглубь комнаты, чтобы воспользоваться столом, на котором лежали палитра и кисти. Как только забинтованный человек оказался на позиции, он положил перед собой сумку и добыл из нее ключ. Хатем он покрутил дневник, чтобы найти, куда этот психоаналитический символ поместить, но в книге не нашлось подходящего отверстия. Фокси опустил голову на передние лапы и вздохнул. Фальк посмотрел на него и подумал, что зверь возле его дивана заснул.

Тогда Харон пожал плечами и поднес ключ к дневнику (понадеялся, волшебник, что все заработает волшебным образом). В воздухе появился призрачный замок, а как только забинтованный человек повернул ключ, защита растворилась, и страницы дневника зашелестели в пострадавших руках агента. В содержании были даты, но не указывался год, из-за магической защиты дневник всегда хрустел и свежо пах – Харон не смог понять, насколько старая книжка в его руках. «Ну, что, примерю шкуру охотника», – подумал он. Забинтованный человек стал читать (про себя, как взрослый):

«Пятьдесят пятый день уходящего лета,

Пишет Соломон:

Прибыл в место назначения. Лайер дезинформировал меня. В городе апокалипсис, никто ту не живет. Расположился в самом чистом доме, подготовил оборудование, чтобы наблюдать аномалию. И, кстати, Лайер, пишу специально для тебя – в городе нет приведений. Жаль разрушать городскую легенду, но местные журналюги разочаруются, когда я вернусь с результатами.

Пятьдесят шестой день лета: сегодня был в подвале одного очень интересного дома. Лайер, ты и не предполагал, что под землей имеются катакомбы. Хотя, учитывая то, насколько большое скопление энергии в этом месте, данное предположение напрашивалось само собой. Оборудование почти настроено, и хоть запасов хватит с лихвой, я стараюсь сделать все как можно быстрее.

Пятьдесят седьмой день лета: сегодня заглянул в другие дома (на всякий случай). В некоторых из них, как мне показалось, висели похожие друг на друга портреты (что это значит?). То место, которое я осмотрел вчера, явно является источником аномалии (в отличие от этих домов). Звонила мама, интересовалась, как много у меня воды. Пришлось сказать, что я сплю под двумя одеялами (Нет). Эта женщина собиралась вызвать сотрудников академии для моего спасения. Вечером, мне кажется, термос остывает непривычно быстро. И еда тут портится за сутки – это интересно. Температура едва опускается, но изо рта я замечаю пар. Еще меня местами морозит, и аппетит просыпается почти сразу после еды. Возможно, я слишком много работаю.

Пятьдесят восьмой день лета: я вернулся в тот интересный дом и обнаружил ловушки: растяжки, пресс, обвал и магические клетки (по этой причине в руины попасть я не сумел). Конкретно, мне не понравился зооморфный излучатель, который выстрелит, как только я сунусь в коридоры катакомб. По этой причине я все еще не вернулся обратно, ведь сдавать позиции нельзя. Без этого устройства я к тебе, Лайер, не вернусь. В конце концов, зря что ли ты мне доверился? Здесь такая глушь – мне приходится воспроизводить диалог на этой бумаге. Помимо отсутствия общения, заканчивается еда, которой, вообще-то, должно было хватить на неделю. Те продукты, которые остались, почти испортились – это интересно. И страшно.

Пятьдесят девятый день лета: оказывается, что в городе кто-то живет! Я стоял на крыше, и ко мне с земли обратился житель с вопросом, кто я такой и чем тут занимаюсь. Выглядел он странно, и ничего не смог рассказать про то, куда подевались другие люди. Предложил мне суп с плесенью и воды из высушенного колодца. На мои возражения лишь пожал печами и спросил, где я увидел плесень и засуху. Не то чтобы я хотел доверять сумасшедшему, но этот человек сказал, что не будет мне мешать, и что в подвале дома можно найти что-то, что могло бы заинтересовать меня – охотника. Могу отметить, что человек довольно пассивен и, вроде бы, угрозы не представляет. Оставшийся день я и провел на крыше своего милого убежища. Я пытался прицелиться в аномальный дом со спутника, но он почему-то считает, что здесь нет ничего, в том числе и города. Зеркало показывает сплошное замыленное изображение. Видимо, здесь и правда много энергии и помех. Ночевать стало некомфортно. Меня снова морозит, а термос по-прежнему остывает, как только снимаю его с костра (да и доски тут горят, как щепки).

Шестидесятый день лета: сегодня переберусь в другой дом, так как в этом на чердаке, похоже, завелись крысы. Очень большие. Устал слышать скрип и шорохи. Я раньше и не замечал, что у меня в комнате висит портрет какого-то священника. Сначала даже испугался, когда проснулся и внезапно увидел его. Приемник перестал ловить сигнал, и теперь я чувствую себя одиноко. Человека, кстати, я больше не встречал.

Шестидесятый день лета: видел портрет. Ночью бегали по второму этажу. Я в подвал, за оружием. И сваливаю».

На этом записи в дневнике оборвались. Харон задумался, не обратил внимания на Фалька, следящего за ним. Фокси вздрогнул, когда Харон увидел в окне дома, где он побывал несколько минут назад, бледно-синее лицо (словно человек небрежно поел черники, заляпав ей губы, а затем испачкался в муке). У этого создания были стеклянные глаза, которые Харон почему-то заметил только в этот момент, и еще эти глаза смотрели прямо на него.

– Кхм, Фальк, а вы последнее время никого не встречали здесь, помимо того человека, что исследовал дом?

Фальк пошатнулся в соседней комнате, и об этом Фокси сообщили скрипучие доски. Харон пошел посмотреть, куда ушел мужчина, и почему он больше не переживает, что в его доме непрошенные гости. Как только волшебник вошел, он посмотрел на какую-то картину, где изображался человек в черном пиджаке. Рисунок был чертовски реалистичным, особенно взгляд героя картины (белая лента под воротником как бы намекала, что Фальк смотрел на священника). Морж, наконец, отвлекся на голос Харона.

– А, ды-ды-ды-ды-да. Все, кого я видел здесь, изображены на этих картинах, и с па-по-последним из них мы виделись, кажется, совсем не-не-не-не…

– Недавно?

– Д-да.

Харон тоже засмотрелся на портрет.

– Очень детально проработаны глаза. Они будто смотрят на тебя, под каким углом не подойди, – сказал забинтованный человек.

Он еще раз проверил пейзаж на улице: с другой стороны дома все было так же мрачно.

– О, в-в-вы тоже любите картины? – спросил Фальк?

Харон подошел ближе, чтобы разглядеть другие работы, которых на стенах было чуть меньше дюжины. Почти везде были портреты людей в профиль, а на одной даже было изображено три персоны (гном, гномиха и альвийка).

– Нет, я их на самом деле… Боюсь, – сказал Харон.

Фокси выглядел грустным. Он один лежал возле дивана в гостиной и изображал из себя животное, которому снится кошмар. Иногда он не просто сопел, а скулил.

– П-почему?

Он посмотрел на Харона, как это обычно делают вечно обиженные и оскорбленные альвы.

– Ох, не знаю я… Живых я могу понять: знаю, что мне ответят, в каком сапоге спрятан нож. А вот рисунки застывают и чего-то ждут. А в дикой природе это означает только одно…

– Ш-ш-што же?

– Ну… Это сложно объяснить, если ты сам не можешь понять.

Харон подошел к портрету женщины в кресле качалке. В руках у персонажа были спицы, а вязала она нечто длинное и полосатое (будто бы шарф). Он заметил, что у нее неискренняя улыбка, нахмурены брови. «Глаза будто для красоты – я бы добавил ей объект в поле зрения, а то получается слепая бабка», – подумал он.

– Но я думаю, что это мой единственный страх, – сказала мумия.

Морж специально ничего не ответил, чтобы заострить внимание на своем недовольстве.

– Да нет, ты не подумай, что мне не нравятся эти картины – это у меня от рождения.

– Это моя задумка, – ответил морж.

Харон оторвался от картины со старушкой и посмотрел на хозяина имения.

– Какая?

– Чтобы они вызывали страх.

Волшебник снял шляпу и подошел к следующей картине. Ему не понравился аристократичный вид позирующего человека: его монокль, цепочка в кармане, запонки и жилетка. Он подумал: «Я бы добавил ему клоунский нос…» Волшебника привлек маленький зверек, выглядывающий из ухоженных мужских рук (потому что он не выглядел напряженным, в отличие от изображенного хозяина). У него была черная чешуя, оранжевые мордашка и глаза размером чуть ли не с полголовы. «Мне кажется, такая зверюга давно вымерла», – подумал волшебник.

– Почему именно страх? – спросил Харон.

– С-с-страх – н-н-наше г-главное чувство. Зритель д-д-должен чу-чу-чу-чувствовать. Мы все чувствуем страх.

Харон прижал шляпу к груди еще сильнее, и та помялась.

– Чаще случается так, что боятся меня.

– Тогда вы-вы-вы-вы – в-в-великое произведение и-искусства, – сказал морж (он еле заметно улыбнулся). – В-в-все ль-ль-люди т-таковые.

– Тогда это не про меня. Но спасибо.

– П-почему?

– Я не знаю, кто я такой…

Морж нахмурился от того, что ему пришлось подтирать сопли непрошенному гостю.

– О, так а к-кем в-вы себя чу-чу-чувствуете?

– Волшебником.

Фальк замолчал и отвернулся. Он выглядел неудовлетворенным (как будто он тоже хотел почувствовать себя волшебником, но Харон не сделал ему комплиментов для этого).

Харон подошел к картине, на которой была семья. Женщина и мальчик сидели на стульях, а над ними возвышался мужчина. Он держал их (или скорее давил на них) за плечи, и почему-то возникало чувство, что мужчина запрещает им вставать. Выражение лица у женщины было такое же, как и у старушки с предыдущей картины. Мужчина при этом не выглядел строгим: его губы вырисовывались поджатыми, а их верхняя челюсть скрывалась за густыми усами. Он чем-то напоминал Фалька. У их ребенка под глазами были синяки, а сами глаза изображались уставшими. Не было более жуткого персонажа, чем бледный сын этой семьи. Остальные люди хоть и представлялись Харону истерзанными и взволнованными, в них все же была искра надежды, что их когда-то нарисуют жизнерадостными. У мальчика по глазам было видно, что надежды нет. Харон вернулся к столу с дневником, но он все еще видел уставшие, но также и испуганные глаза на каждой из страниц дневника.

– А что вы говорили про замолить грехи? – спросил морж.

Он убрал краски с мольберта. Незаконченную картину морж перевернул еще до того, как Харон вошел.

Мумия оторвалась от изучения страниц дневника.

– Похвастаться, а не замолить… Да, мне нужно поговорить с одним демоном.

Фальк направлялся к полкам, но после этих слов он застыл.

– Господи… – прошептал он.

Харон проинтерпретировал это как «какой ужас» или «я не могу это спокойно воспринимать», но он также допустил третий вариант, в который, впрочем, верилось с трудом. Агенту также показалось, что Фальк хотел сказать этим «ну и кретин…» (хотя Фальк так подумать не мог, ведь как ветер может пожаловаться на то, что ему дует).