Читать книгу Гибель империи казаков: поражение непобежденных - Иван Черников - Страница 11

Апокалипсис переворота 1917 г. соответствовал духу времени. В конце XIX в. расцвел буйно эклектизм, символисты ощущаемую действительность трактовали как ворота в сущность духа.

Писатель граф Л. Н. Толстой (1828–1910) отрицал установившиеся формы государственной, общественной и религиозной жизни России. Как и большинство образованных людей, с юности равнодушный к РПЦ, изучал первоисточники христиан на древнегреческом и древнееврейском языках. Позже критически относился к православным батюшкам и казённой церковности. В 1899 г. вышел роман «Воскресение», в котором духовенство механически и наскоро исполняет обряды, а холодного и циничного Топорова многие приняли за карикатуру на К. П. Победоносцева, обер-прокурора Святейшего Синода.

В феврале 1901 г. Синод отлучил Толстого от РПЦ. Лидер Российской социал-демократической рабочей партии В. И. Ленин в работе «Лев Толстой как зеркало русской революции» (1908) отметил, что писатель лишь выражает идеи и настроения миллионов русских крестьян. За это религиозный философ Николай Бердяев в 1918 г. обвинит Толстого во всех грехах: «Восторжествовал его анархизм, его отрицание государства и культуры, его моралистическое требование равенства в нищете и небытии и подчинения мужицкому царству и физическому труду».

Культура Петербурга, отвергая реализм и утилитаризм, прибилась к так называемому искусству для искусства. Владимир Соловьев считал, что можно примирить небесную благодать и земную жизнь. Андрей Белый заявил, что художник может освоить религиозное творчество – теургию.

Поэт-символист Александр Блок (1880–1921) видел в революции новое нашествие скифов, призванных разрушить и очистить Россию, а затем и всю Европу. В поэме «Двенадцать» он изобразил красногвардейцев Петрограда как библейских апостолов во главе с Иисусом Христом.

Несколько позже футуристы высмеяли символистов за их «мистику», но тоже ждали потрясений вселенной, рождения нового мира и человека. Владимир Маяковский, один из поэтов того поколения и убежденный в юные годы большевик, также считал революцию очистительной силой.

В туманных громадах Петербурга, с его массовыми коммуникациями, техникой и спортом, футуристы призывали «выбросить Пушкина, Достоевского, Толстого» за борт «корабля современности» и обновить язык литературы неологизмами из чрева городской жизни.

Красные взяли на вооружение многое из этих идей. Создание нового человека, гармоничного, разностороннего и сознательного, придав революции огромную силу, обеспечило массовую поддержку стране Советов.

Вооруженный новейшей технологией и теорией социальной революции, «новый человек укажет, где быть горам, а где расступиться, – писал в свое время Троцкий – изменит направление рек и создаст правила для океанов. Средний человек поднимется до уровня Аристотеля, Гёте, Маркса».

Алексей Гастев, директор Центрального института труда, полагал, что человек ассимилирует мир машин. У него будут «нервы из стали» и «мускулы, как стальные рельсы», а механизация пролетарской психологии достигнет таких рубежей, что новые люди станут анонимными единицами, лишенными души и других качеств старой личности, без эмоций и лирики, которые будут выражать свои чувства не посредством крика боли или радостного смеха, а посредством измерения кровяного давления».

Внедрением культуры, отличной от мира аристократов и буржуев, занялся так называемый Пролеткульт, созданный в 1917 г. наряду с другими организациями рабочих. Его теоретик, Александр Богданов, верил, что образ жизни пролетариата, управляемого механическими процессами, выработает иное сознание. В Петрограде работали 150 просветительских и культурных кружков (100 000 рабочих пели хором, танцевали и ставили драму). После Октябрьского переворота они проявили самодостаточность, дистанцируясь от Советского правительства и Коммунистической партии.

Работали в Пролеткульте известный кинорежиссер Сергей Эйзенштейн, реформатор русского театра Константин Станиславский, писатели Евгений Замятин и Андрей Белый. Пролетарские поэты воспевали «Зарю будущего», «Железного мессию» и «Машинный рай», призывая «напрячь силы ума и тела, чтобы возрождение России распространилось по всему миру».

Апогеем Пролеткульта стал май 1920 г., когда в Петрограде прошла грандиозная «Мистерия освобожденного труда» (4000 актеров и 30 000 зрителей). Город стал театром под открытым небом. На подмостках перед зданием Фондовой биржи «капиталисты» в цилиндрах и фраках отплясывали цыганочку и канкан. Заканчивался спектакль всеобщим танцем вокруг Дерева Свободы, украшенного яркими огнями корабельных прожекторов, а оркестр исполнял «Интернационал» в сопровождении мощных заводских гудков, слившихся в оглушительный хор по всему городу.

Пролеткульт полностью зависел от субсидий государства. Осенью 1919 г. этот источник иссяк. Ленин, не доверяя независимым от партии органам, передал образование и агитацию в ведение Н. К. Крупской.

С потерей независимости из Пролеткульта ушел его новаторский дух, и творческий метод писателей стал напоминать классический реализм XIX в.

Основным видом пропаганды большевиков в деревне и частях РККА стали избы-читальни.

Н. К. Крупская видела в них комплексное просветительское учреждение, вокруг которого «…организуются школа взрослых, и экскурсии, и спектакли, и разные культурно-просветительные мероприятия».

Избы-читальни создавали партячейки, комсомольцы, красноармейцы, они распространяли литературу, разъясняли политику Советского правительства, участвовали в ликвидации неграмотности. В 1920 г. работали более 20 000 изб-читален.