Читать книгу Русский Колокол. Журнал волевой идеи (сборник) - Иван Ильин - Страница 4
Задание журнала[1]
Оглавление1. Национальная Россия нуждается в патриотической, волевой и ведущей идее. Эта идея должна установить цель всей предстоящей борьбы за Россию и притом не только на ближайшие сроки, а на целые десятилетия. Она должна воодушевить и вести все здоровые элементы России – как в зарубежье, так и внутри страны. Она должна быть не только государственной и национальной, но охватывающей все стороны духовной культуры.
2. Революционное крушение России было прежде всего идейным и волевым крушением русской интеллигенции. Отсюда наше основное задание: идейное и волевое обновление духа в русском образованном слое. Всякую страну всегда ведет ее интеллигенция, дающая своему народу духовное направление, образование, власть и дисциплину. Так всегда было; так всегда и будет. И посему там, где национальный образованный слой оказывается несостоятельным – на его место вступает интернациональная или чужестранная интеллигенция.
Мы верим, что Россию поведет и впредь ее собственный национально чувствующий и мыслящий образованный слой, но уже с новою идеею, с новою верою, с новым творческим пафосом. Эта идея и этот пафос были выношены в нашей белой борьбе. Они имеют свои глубокие, национально-исторические корни. Они нуждаются в раскрытии и обосновании.
Строить Россию значит прежде всего строить дух ее интеллигенции. И к этому мы обязаны приступить немедленно.
3. Журнал мыслится редакцией как идеологически-философский и политико-публицистический. При этом он не должен иметь отвлеченно-научного характера: он должен быть прост и доступен. Но общий тон должен быть волевым и ведущим; проникнутым верою в свою правоту; произносящим определительное да и недвусмысленное нет. Ибо идея есть не только отвлеченный идеал, но движущий мотив, руководящая сила, живое умонастроение и творческое воленапряжение. Только вера зажигает сердца. Только убежденность родит убеждения. Только слово, равносильное поступку, кует характер и ведет к борьбе.
Это совсем не означает, что всякая статья должна быть «патетическим воззванием». Мы вовсе не должны впадать в банальную агитацию или аффектированность. Напротив: необходимы и разъясняющие, и спокойно аргументирующие, и идейно-полемические статьи. Но желательно, чтобы журнал создавал атмосферу волевой уверенности и некой ответственной властности.
Этим и должен определяться тон нашего журнала.
Мы должны говорить мужественно и твердо, не боясь возможных ошибок и не стремясь предвосхитить все возможные грядущие «политические конъюнктуры»: судить нас будет Россия и история, но не современники.
Далее, волевая определительность неизбежно упрощает многое, и нам придется мириться с этим. Однако упрощенная формула не должна упрощать нашего опыта и разумения: тогда мы будем застрахованы от вульгарности.
Наконец, говорить публично значит не говорить только перед друзьями, но и перед врагами. Ныне это верно, как никогда. Отсюда необходимые умолчания в темах и ответах. Однако резервации наши должны быть мудры, честны и взаимны только интересами самого дела: тогда мы будем застрахованы от неискренности.
4. Для того чтобы выдвинуть идею, а не просто политическое требование или тактический лозунг, нам необходимо увести наше внимание от политической злобы дня и подняться над текущими событиями. События дня не будут предметом наших суждений; они могут дать лишь повод для идейного освещения и раскрытия общей проблемы по существу.
Далее нам надо умственно отрешиться как от дореволюционных, так и от специфически зарубежных делений, течений и постановок вопроса, ибо весьма возможно, что ни те ни другие совсем не улавливают основного существа каждой из состоящих перед нами проблем. Так, например, проблемы монархии и собственности не имели верной постановки до революции; проблемы национального воспитания и художественного кризиса совсем не поставлены в зарубежье. В частности, дореволюционные политические партии были вообще безыдейны в настоящем смысле этого слова; и все крайне правые и все левые течения зарубежья движутся ныне по-прежнему в русле этой безыдейности и потому фальшиво ставят и ложно решают все вопросы.
Наш журнал принципиально отрицает безыдейную политику и безыдейную «культуру». Он ищет идейного обновления и идейного творчества в уверенности, что именно на этом пути может и должна возродиться волевая и здоровая традиция русской национальной культуры.
5. В этом идейном искании следует отправляться от того отрицательного опыта, который дала нам революция, доводя его до осознания и очевидности и двигаясь вперед при свете этой очевидности. Революция обнаружила гибельность известных путей. Этой гибельности мы должны противопоставить спасительность других путей, которые могут оказаться и противоположными путями, но могут оказаться и путями меры и середины.
Во всяком случае, мы должны стремиться к тому, чтобы указуемые нами решения исходили из глубокого существа вопроса, учитывали общечеловеческий духовный кризис и общечеловеческий социальный опыт и указывали России духовно-верный и политически спасительный путь на целый ряд десятилетий вперед.
Иными словами: именно глубина идеи обеспечит ее верность и ее длительную полезность родине. Мы должны выдвигать такие идеи, чтобы у нас самих была уверенность, что наши потомки и через пятьдесят лет и через сто лет признают нашу патриотическую и историческую правоту.
6. Именно это и должно положить начало духовному и волевому единению между внутренней и зарубежной Россией.
Идеи, выдвигаемые нами, должны принципиально идти мимо этого исторически сложившегося, но патриотически несостоятельного и политически вредного деления: они должны выражать тот духовный и национальный опыт, который объединяет патриотически чувствующих и национально мыслящих русских, независимо от их местопребывания. Наши статьи должны быть (неподчеркнуто) обращены одинаково и к зарубежному, и к подъяремному русскому патриоту. И это имеет особую важность ввиду того, что известное количество номеров журнала будет печататься на тонкой бумаге и переправляться через кордон.
Наряду с этим мы должны позаботиться о том, чтобы наш подъяремный читатель почувствовал, что мы не только не осуждаем его за его пребывание под большевицким ярмом, но что мы знаем о его верности родине, что мы любим его как брата и чтим его как страдальца, что мы дорожим нашим единомыслием с ним и мечтаем о нашей грядущей совместной работе.
7. Признавая, что революционный кризис наших дней больше обличил и скомпрометировал в русской интеллигентской идеологии, чем действительно разрушил и ликвидировал в душах, и что, следовательно, необходима и важна сознательная довершающая работа по ликвидации обличенных умонастроений, мы тем не менее должны все время отводить первое место положительному идейному творчеству и выяснению. Обличая и разрушая, мы должны зорко и нещадно договаривать все до конца; но в то же время мы не должны впадать в чистое отрицание и разрушение (наподобие «Московского сборника»[2] Победоносцева). Наоборот: идейное корчевание должно быть всегда покрыто могучею новою порослью, так, чтобы всегда чувствовалось, что эта сама новая поросль выкорчевывает отжившие пни.
8. При этом мы мыслим наш журнал, как безусловное отвержение «красного», «черного» и «розового»; и как углубление и развитие Белой идеи, в ее противопоставлении всяческому атеизму, интернационализму, социализму, революционности, большевизму и коммунизму. Мы мыслим эту идею, как идею волевой религиозности, патриотизма, чести, служения, характера, свободного повиновения, монархии, собственности и великодержавия. Но эта идея должна развиваться и утверждаться нами не как идея междоусобной войны, или партии, или зарубежной организации, а как идея самого русского Православия, здоровой и великой России, всей национальной России и самой исторической России, России славных традиций, трехцветного флага и двуглавого орла.
Именно поэтому мы считаем нежелательным сотрудничество в нашем журнале лиц, неприемлющих эту идею, колеблющихся в ее приятии или входящих в чужеродные, тем более враждебные ей организации; в частности, мы не мыслим нашими сотрудниками ни евреев[3], ни масонов, ни католиков[4].
9. Твердо и последовательно поддерживая эти грани, мы в то же время считаем неполезными всякие непредметные деления в пределах национального единомыслия, как деления на «эмигрантов» и «оставшихся»; на «отцов» и «детей»; на лиц с «русскими» и «нерусскими» фамилиями; на «бывших либералов» и «бывших монархистов». Каждый является для нас тем, во что он искренно и цельно верит ныне, и мы должны стремиться к тому, чтобы наш журнал помог верным и сильным сынам России найти друг друга и объединиться в кадры будущего ордена и будущей национальной русской партии[5].
10. Для этого наш журнал должен быть идейно цельным и единым: подобным монолиту в своем существе и подобным симфонии в своем выполнении. В нем не должно быть места ни случайным статьям (не имеющим отношения к идее), ни взаимной полемике сотрудников. Посему очень важно, чтобы сотрудники предварительно, до написания статей, сговаривались или списывались с редакцией о желательной теме. Для облегчения этого дела к настоящему досье прилагается особая записка об общем направлении журнала.
11. Журнал будет иметь два отдела: общеидейный и инструктивный. В последнем отделе будут помещаться статистические данные, теоретические тезисы, полемические схемы и практические наставления, необходимые каждому русскому человеку и белому борцу в его идейной и политической борьбе за родину. Этот отдел мыслится как своего рода идейно-научный арсенал или справочник русского патриота.
Редакция просит всех сотрудников помогать ей в замыслах и в инициативе; собирать отзывы единомышленников и сообщать их редактору; побуждать единомысленных читателей обращаться в редакцию непосредственно с откликами, запросами и пожеланиями; и содействовать распространению журнала.
Журнал будет выходить ежемесячно, каждое первое число, в размере 5 печатных листов. Ввиду основного задания нашего журнала художественная проза и поэзия не будут помещаться в нем.
Каждая напечатанная рукопись будет оплачена в размере не менее одного доллара за печатную страницу обычного формата (30–35 тыс. букв в 16 страницах).
2
«Московский сборник» – журнал обер-прокурора Священного Синода К. П. Победоносцева (1827–1907), первое издание журнала 1896 г. Г. Флоровский отмечал характерный выбор Победоносцевым авторов своего журнала: Карлейля, Эрьесона, Гладстона и даже Герберта Спенсера. В. В. Розанов называл «Московский сборник» грешной книгой («это грех уныния, безверия, печали…»).
3
Предсказание Ильина не заставило себя долго ждать. Не прошло и полугода, как в берлинской газете «Руль» появился крайне отрицательный отзыв Ю. И. Айхенвальда. Сам этот отзыв характерен и вскрывает природу антагонизма между Ильиным с его соратниками и их принципиальными противниками. Поэтому мы приводим его здесь полностью.
«Русский Колокол Журнал волевой идеи. № 1 Только что вышедшая первая книга этого журнала, издаваемого и редактируемого проф. И. А. Ильиным, в большей своей части последним и написана: шесть статей снабжены его подписью, а там, где ее нет, там, где выступает “Старый Политик” и даже “Прибывший оттуда”, тоже чувствуется энергичный и внушительный, стальной стиль И. А. Ильина. Дело не меняется от того, что две из упомянутых шести статей подписаны сверх того еще А. Бунге. Таким образом, перед нами пока – не столько журнал, не столько труд коллективный, сколько единоличное духовное поместье почтенного редактора-издателя. Этой явной печатью определенной личности и объясняются приметы “Русского Колокола”, звучащего громко, звонко, патриотично и… риторично. “Волевая идея” облечена в такую словесную форму, в такую фразеологию, которая меньше всего проста и больше всего приподнята и напыщенна. Этот холодный пафос в читателе горячности не вызывает. Даже неприятно и неловко становится, что те высокие религиозные, национальные и государственные ценности, на защиту которых “Колокол” так желанно поднял свой призывный звон, нашли себе подобное прославление, благовест подобного тона. Высокое не высокопарно; высокого не надо приподымать. Иначе убедительность проповеди не возрастает, а наоборот, слабеет. В связи с отмеченной особенностью журнала его изложение выдержано в тонах дидактических и слишком общих. Конкретное надо извлекать здесь из абстрактного и места частные отмежевывать от общих мест. Сделав это и услышав наиболее внятное и понятное, что идет с высот новой колокольни, мы с удовлетворением узнаем следующее: грядущая Россия, освященная и очищенная, рисуется “Колоколу” не как восстановленная в своих дореволюционных порядках, – “мы желаем… чтобы она была избавлена от нового, повального, имущественного передела, и, следовательно, от новой гражданской войны”. Точно так же успокоенно приемлешь заявление: “ни к кому из русских людей, любящих Россию, как свою родину, мы не питаем злобы, ни мстительных чувств”. Но уже только безусловных единомышленников И. А. Ильина удовлетворит его утверждение, что идея священной России “зовет нас воспитывать в себе” именно “монархические устои правосознания”. Привлекателен возвышенный дух журнала, вызов материализму с его “короткими целями», сильны строки о том, что “вместе с Вольтером и вслед за Вольтером европейское человечество высмеяло и просмеяло свои святыни”; но идеализм не должен вырождаться в идеализацию; а она, слащавая, характеризует “Русский Колокол” – там, например, где о русском народе говорится, что у него “благодушная и благородная, но детская душа”, что “наш простой народ как дитя доверчив, как дитя поддается дурным влияниям, как дитя буянит”. Неприятна игра стилистики в предлагаемом изобильном запасе, в подборе “девизов Белого движения”; бесспорно, они все героичны и благородны, – но вот это обилие, это перепроизводство благородства как раз и смущает, тем более, что и весь журнал вообще страдает в этом отношении каким-то отсутствием стыдливости, душевной нецеломудренностью, т. е. он слишком охотно, много и открыто говорит о самом святом и заветном. Его страницы словно пропитаны добродетелью, моралью, религией. Между тем гораздо большее впечатление производит “Русский Колокол” не этим и не своим теоретико-патетическим осуждением революции, социализма, коммунизма, а теми прослойками фактов и сведений, которые вкраплены в его хотя и патриотическую, но одноцветную и отвлеченную ткань. Так, хотя и в статье И. С. Шмелева “Как нам быть?” немало этого суммарного и безответственного патриотизма (история России, оказывается, не простая, а «как бы священная история, совершенно особенная, чем история других европейских народов, вторая священная история»), но все же размышления автора искупает и над ними возвышается реальный образ его корреспондента – человека, принесшего себя в жертву России, одного из тех, кто теперь “у чужой притолки слонится”; боец этот и мученик семь лет сражался, у него дважды пробита грудь, отца его, скромного педагога, расстреляли, мать у него от голода и горя умерла, брат, забранный в красную армию, застрелился, без вести пропали сестры, загублена невестка; сам он работает под землей, в Болгарии, бьет киркою в черную стену шахты, “бьется незадачливо головой в душные угольные стены”, каторжно трудится из-за горсти бобов – и все-таки духовно живет верой в Россию, в светлую, белую Россию… Такой образ и такая биография насколько же красноречивее красноречивых тирад “Колокола”!.. Тоже фактической и бодрящей правдой ценны (особенно для малоосведомленных в новейшей истории нашего отечества) приводимые гг. Ольденбургом, Бунге и Ильиным данные о России перед революцией, о русской территории 1914–1927 гг., о населении России в 1897–1914–1927 гг. Такой же положительный характер имеет и историческая справка Лоллия Львова о “бесстрашных людях” XVII столетия.
В общем, слишком пространный для прокламации, слишком туманный для программы, первый номер “Русского Колокола” дает больше пышной словесности, чем политической осязательности; и такой набат никак не может достигнуть своей благой цели. Именно о России, именно о защите России следовало бы говорить более по-русски, т. е. не нажимая <на> педали, а просто, задушевно и тепло.
Ю. А.»
Антагонизм Айхенвальда и Ильина заключается в том, что, по афористическому выражению Романа Гуля, Ильин и русские не хотят смотреть на мир «глазами евреев», а Айхенвальд и евреи не желают смотреть на Россию, русский народ и на весь мир «глазами русских». Это «так обстоит», как мог бы сказать Ильин.
См. также его заметку «Об антисемитизме» в Приложении к этому тому.
4
См. статью Ильина «Правда о масонстве» в Приложении к этому тому и статьи о «Православии и католичестве»// Ильин И. А. Собрание сочинений: В 10 т. М.: Русская книга, 1993. Т. 2. Кн. 1. С. 383–395.
5
См. статью Ильина «О рыцарском духе» (с. 473–478 настоящего издания).