Читать книгу Литературный оверлок. Выпуск №2 / 2020 - Иван Иванович Евсеенко, Дмитрий Алексеевич Игнатов, Сергей Рожнов - Страница 5

Мой папа – юморист. Выходя из комнаты, он всегда танцует партию из лебединого озера (пузатый умирающий лебедь в кальсонах – трагикомичный дивертисмент), если хочет есть – ржет, как конь, и постоянно рассказывает анекдоты. Особенно любит такие, где муж выставляет в невыгодном свете свою жену.

«Приехала из заграничной командировки жена. Ой, что нам показывали, на стриптиз водили. Такая гадость. Хочешь, покажу? – Ну показывай. – Жена начинает под музыку раздеваться. – Фу, и правда – гадость».

Мы слышали этот анекдот раз пятьсот, но всегда смеялись. Мама смеялась и трагически смотрела на нас. В ее взгляде читалось: «Дети, скажите спасибо, что не алкоголик».

Еще папа был мечтатель, он и сейчас такой, но с годами все же образумился немного. Раньше он свято верил во всякую херню: в светлое будущее, в райком партии, в лучшего друга. Все его обманули, но он от этого только окончательно бросил пить. А юморить не бросил.

Еще в пору своей мечтательности он, бывало, совершал прекрасные своей нелогичностью поступки, в которых как бы объединялись его мечтательность и желание юморить, и непонятно, чего было больше.

Помню, однажды он поехал в Москву за двухъярусной кроватью для меня и сестры. Вернулся с двумя большими коробками, полиэтиленовым пакетом и загадочным выражением на лице.

– Вас ждёт сюрприз, – предупредил папа и заперся в детской.

Мама побледнела. Она не любила папины сюрпризы, от них у нее пропадало молоко. Мы же с сестрой радостно предвкушали и подслушивали под дверью. Папа чем-то гремел.

Я знала, что буду спать на верхней полке, и мысленно расклеивала плакаты на потолке (мечтательностью я пошла в папу). Средняя сестра радовалась без всякой мечтательной задней мысли. Ну а младшая, как обычно, сосала грудь, еще не подозревая, что можно существовать отдельно от мамы.

Папа пригласил нас в детскую.

На железных ножках посреди комнаты, поскрипывая цепями, раскачивался подвесной диван.

– Ну! Как вам?

Мы долго смотрели на диван, потом на маму. Мне почему-то стало за нее страшно. На лице ее отразилась слишком сложная гамма чувств.

– Сморите, он с балдахином, – папа с энтузиазмом накинул на конструкцию яркую брезентовую ткань с бахромой. – Вы только представьте, как диван будет смотреться на даче.

Дачный участок на тот момент у нас был. Из построек на нем стоял сарай для лопат и тяпок. Мы представили, как шикарно будет выглядеть рядом с сараем подвесной диван… с балдахином. Папа уловил идущие от нас визуальные волны.

– Мы построим большой дом и сделаем навес. И под ним поставим диван. Будем отдыхать и качаться.

Мы молчали. Никто из нас не умел представлять «большой дом». Зато прямо перед глазами была маленькая комната, которую мы делили с сестрой, и уже подрастала третья.

– На чем дети будут спать? – спросила мама, стараясь не слишком мертветь лицом.

Папа проигнорировал вопрос, но какая-то тень прошла по его жизнерадостности.

– Девчонки, залазьте. Покачаю вас. Покажем маме.

Мелкая вскарабкалась на диван. Я тоже села, мучимая сомнением. Хотелось мрачно захохотать, но я стеснялась. Папа стал качать диван, который стоял чуть наискось и бился левым передним углом в стену, а задним правым задевал стол. Качаться нужно было на маленькой амплитуде.

Папа, начиная осознавать непоправимость своего поступка, без энтузиазма спросил:

– Ну ведь классно же?

– Да. Просто великолепно, – мама старалась говорить искренне.

Я еще не знала значение слова «сарказм», но уже понимала, что в нем должно быть много трагизма.

Папа все понял. Он помрачнел, перестал раскачивать и ушел в гараж, где несколько дней обмывал покупку.

Мы папу очень любили, и спали на этом диване пять лет (пока родители копили на следующую двуспалку). Вернее, сам гамак пришлось убрать, он занимал слишком много места. Подушки от дивана раскладывали на полу, застилали пледом, чтобы не разъезжались, сверху стелили простыню. Но они все равно разъезжались.

Конструкция от дивана пылилась в кладовке, потом переехала ржаветь в гараж. Когда дом у нас все же появился (я, правда, тогда уже жила в Москве), и диван занял свое законное место, встав под нафантазированный в прошлом навес, он уже переживал ветхую старость: цепи его скрипели, из подушек торчал поролон.

Что действительно пригодилось так это яркий брезентовый балдахин. Я любила играть в придворную жизнь Франции эпохи трех мушкетёров, а из балдахина получалась шикарная пышная юбка, если собрать его вокруг талии бантом. Я наряжалась и расхаживала по квартире, обмахиваясь бумажным веером и придерживая подол. «Миледи, умоляю вас. – Ах, оставьте. – У меня срочное поручение от королевы. – Когда я снова увижу вас?».

Иногда я играла с сестрами. Королева и ее фрейлины. Высшей милостью с моей стороны было дать им надеть балдахин.