Читать книгу Бестеневая лампа - Иван Панкратов - Страница 5

Виктор приехал за дедом на такси. Он был уверен, что придется ждать, потому что машина пришла почти на пятнадцать минут раньше, но дед превзошел его ожидания – он сидел во дворе на лавочке и поглядывал на часы. Ждать и догонять – это были два его нелюбимых занятия. Рядом с ним лежал сложенный черный целлофановый пакет с чем-то плоским и большим внутри.

Водитель посигналил, Виктор открыл окно и помахал рукой. Дед встал и поправил стрелки на брюках. Он был в сером костюме, в котором раньше всегда ходил на работу. Белизну рубашки подчеркивал не очень яркий бордовый галстук с идеально завязанным узлом, на ногах безупречно вычищенные туфли. Стрелки на брюках – про такие говорят обычно «порезаться можно».

Не забыв пакет, дед подошел, заглянул в машину, поздоровался с водителем и сел на переднее сиденье. Пакет положил на колени.

– В госпиталь, – произнес Виктор. Машина тронулась. – Что с собой несешь?

– Не спеши, – дед не повернул головы. – Всему свое время. Твоя машина где?

– Не спрашивай, – расстроенно ответил Платонов. – К Академии готовился. Продал…

Дед поймал его взгляд в зеркале заднего вида, на секунду нахмурил брови, но ничего не сказал.

Доехали они быстро. Виктор сбегал на проходную, договорился с дежурным по части – ворота медленно отъехали в сторону, и таксист прополз мимо шлагбаумов и бетонных блоков на территорию. Дежурный офицер вышел из своего «скворечника», приблизился к автомобилю и, словно гаишник на обочине, отдал воинское приветствие и попросил открыть окно.

– По территории части скорость не больше пяти километров в час, – сурово сказал он таксисту. – И не по центральной аллее, а вокруг объедете, – он махнул рукой в сторону, очерчивая маршрут. Потом наклонился, чтобы посмотреть на пассажиров, увидел деда, заулыбался и попытался в такой согнутой позе встать по стойке «смирно». Вышло довольно глупо и смешно, но он, тем не менее, громко произнес:

– Здравия желаю, товарищ полковник!

Таксист скосил глаза на деда, поняв, что привез какую-то важную шишку, и вжался спиной в сиденье.

– Спасибо, – дед кивнул в ответ. – Давайте мы поедем, а то стоим тут перед штабом…

– Конечно, Владимир Николаевич, – радостно ответил дежурный офицер. – Проезжайте.

Таксист отпустил тормоз, и машина медленно покатилась по аллее.

– Это кто был? – спросил дед, когда они отъехали метров на пятьдесят.

– Баканин, майор с рентгенпередвижки, – напомнил Виктор. – Ты с ним еще постоянно ругался по поводу описаний плоскостопия и сколиоза, помнишь?

– Я смотрю, личность знакомая, – задумчиво ответил дед. – И как он, лучше стал углы измерять?

– А хрен его знает, – пожал плечами Виктор. – Но судя по тому, с каким энтузиазмом он тебя встретил, ваши беседы пошли ему на пользу.

Он хорошо помнил, какие баталии разворачивались порой в кабинете начальника отделения лучевой диагностики, когда к ним в гости приходил дед. Ему всегда выделяли лучшее место за столом, он раскладывал перед собой несколько историй болезни с накопившимися вопросами – и начиналось.

«Вот тут я с вами категорически не согласен… Контур же вот где проходит, а не там, где вы его якобы увидели… Это не костно-травматические изменения, а послеоперационные, а вы их в отрицательную динамику записываете… Вот эти углы на позвоночнике кто рисовал? Вы, товарищ капитан? Вас на уроках геометрии в школе не научили транспортиром пользоваться?..»

Начальник рентгенотделения Ковалев в такие минуты стоял обычно навытяжку рядом с дедом и смотрел не в снимки, а на лица своих подчиненных и метал в них молнии. А сами врачи покорно слушали, сидя за столом с длинным рядом негатоскопов, и вглядывались в снимки, пытаясь понять, где же проходит граница между их пониманием лучевой диагностики и опытом Владимира Николаевича.

Один раз Ковалев попытался заступиться за своих специалистов и начал это со слов: «Товарищ полковник, вы работаете столько лет, сколько мы тут все вместе даже не живем еще…», но продолжение фразы булькнуло и застряло где-то в трахее после того, как дед поднял на него свой суровый взгляд.

– Умный врач всегда найдет время для самообразования, – медленно сказал он Ковалеву. – Положите пару учебников в туалете и курилке – ведь вы там большую часть своей жизни проводите. Возможно, это принесет свои плоды. А пока эти три заключения перепишите – вы же знаете, что ваши неправильно описанные снимки чьи-то судьбы могут поломать.

Беседы Озерова с врачами быстро становились достоянием общественности практически дословно. Спустя день доктора ходили к Ковалеву в гости, чтобы убедиться, что в курилке лежат справочники по рентгендиагностике.

И что интересно – они там действительно лежали…

Такси остановилось у входа в отделение. Дед медленно выбрался из машины; Виктор заметил, что сегодня он как-то по-особенному бережет спину.

– Вы во-он там под деревом встаньте, а мы минут тридцать, не меньше, а потом назад, – распорядился Виктор, подошел к деду и спросил:

– Спина шалит?

– Нормально, – услышал в ответ. – Пару дней в корсете похожу, диклофенак уколю. Пакет возьми, пригодится сегодня.

Виктор взял протянутый сверток и понял, что угадал – внутри была книга, тяжелая, толстая. Заглядывать сразу он не стал – раз дед не обозначил сам, что там, значит, есть тут какая-то интрига.

Поднимался дед на второй этаж медленно, но без остановок, держась за перила. Виктор шел сзади и не видел его лица, но очень четко представлял себе, насколько он сейчас сосредоточен и внимателен к своим ногам. Наверху, на площадке возле ординаторской, уже стоял Рыков.

– Увидел машину в окно, Владимир Николаевич, – радостно и громогласно заявил он, когда деду до него осталось несколько ступенек. – Спуститься не успел, уж извините.

Дед дошел до него, на последней ступеньке остановился, поднял голову и совершенно не запыхавшимся, безо всякой одышки голосом сказал:

– Что ж ты не успел? Курил, небось, у окна, когда машину увидел?

– Каюсь, Владимир Николаевич, курил, – засмеялся Рыков и протянул руку. Дед взялся за нее, крепко пожал и, не отпуская, шагнул с последней ступеньки на площадку.

– Ох уж эти курильщики, – укоризненно покачал он головой. – Вот я только на фронте курил. Как война кончилась – считай, в тот же день бросил.

Насколько это было правдой, Виктор не знал, но всю жизнь, сколько он помнил деда, тот никогда не курил. То есть минимум тридцать лет.

– Вот этот разгильдяй, – дед кивнул в сторону Виктора, – пытался в шестом классе научиться…

– Ну дед, вот ты вспомнил…

– Цыц. Пытался, было дело, не спорь. Где-то сигареты раздобыл, накурился и приперся домой. А дома никто не курит. И, значит, что? Никуда такой запах не спрячешь. Сразу попался. Ну я и всыпал ему по первое число…

Виктор покачал головой, вспоминая.

– Да уж, – согласился он. – Курить бросил сразу. Так что вы, товарищ подполковник, обращайтесь, если бросить хотите. Дед и вам может… И не только по первое число, но и с первого по тринадцатое…

– Могу, – кивнул дед. – Но что мы тут все посреди дороги стоим? Давайте пройдем да побеседуем.

И он решительно направился в ординаторскую.

Там действительно было накурено. Рыков забежал вперед, вытряс пепельницу в урну, открыл пошире окно, потом показал деду свое кресло.

– Садитесь сюда, Владимир Николаевич. А мы вот на диванчике. Да положи ты пакет, – нетерпеливо указал он Виктору. Тот пристроил его на стол начальника рядом с календарем и шагнул к дивану.

Дед подошел к столу, окинул его взглядом, посмотрел на те бумаги, что лежали под оргстеклом, на аккуратную стопку историй болезни, на остро заточенные карандаши в специальном стакане и остался доволен.

– Ничего лишнего, – сказал он, опускаясь в кресло. – Это хорошо.

– Еле успел все в тумбочку засунуть, – шепнул Рыков Виктору. – Блок сигарет, карты игральные – у солдат отобрал, – и два номера «Плейбоя».

– За «Плейбой» отдельное спасибо, – в ответ тихо сказал Виктор.

Дед тем временем сложил руки на столе в замок, повращал немного шеей и остановил свой взгляд на собеседниках.

– Начнем, пожалуй. Кто доложит по пациенту?

Рыков откашлялся, встал, как нерадивый школьник, пару раз шмыгнул носом и сказал:

– Доложит лечащий врач.

После чего сел обратно и пихнул Виктора в бок.

Подстава была неожиданной – впрочем, а иначе какая же это подстава. Виктор замешкался, потому что история болезни осталась на столе у Рыкова, но собрался с мыслями и понял, что помнит практически все. Он сначала хотел говорить сидя, потому что ему показалось, что делать доклад по пациенту для родного деда можно и в более расслабленном положении, но вдруг осознал, что перед ним сейчас в кресле начальника сидит не просто родной человек, а ведущий (хоть и в прошлом) хирург этого госпиталя. Ноги сами подняли его с дивана.

– В палате номер четыре, она же интенсивной терапии, четвертые сутки находится ветеран боевых действий, майор в отставке Магомедов Ильяс Магомедович. Предварительный диагноз звучит как «Трофические язвы культей обеих голеней. Отсутствие нижних конечностей на уровне верхней трети голеней вследствие травматической ампутации обеих стоп после минно-взрывного ранения. Синдром системной воспалительной реакции». Несколько косноязычно получилось, но пока вот так. Поступил к нам с жалобами на длительно не заживающие раны культей, общую слабость, повышение температуры тела, отсутствие аппетита, выраженную астению. Со слов самого пациента и его жены Тамары – такое состояние беспокоит в течение последних двух недель с некоторым ухудшением. Самостоятельно выполнялись мазевые перевязки, протезы не носит в связи с ранами.

– Жена его перевязывала или он сам ухитрялся? – внезапно спросил дед.

– Жена.

Дед взял из стакана карандаш и сделал пометку в настольном календаре Рыкова, после чего кивнул. Виктор расценил это как предложение продолжать.

– Анализы при поступлении показались нам довольно странными. Высокий лейкоцитоз, сдвиг формулы влево, немного пониженный гемоглобин. Начали лечить местно плюс антибиотик, а на следующий день анализы повторили. Лейкоцитоз вырос на пару единиц несмотря на то, что всего за сутки раны немного очистились. Исходя из лабораторных данных, решили исключить системную реакцию, направили его на УЗИ, попутно выполнив еще и обзорные снимки грудной клетки и брюшной полости. На них – все хорошо, на УЗИ легкая гепатомегалия. На следующий день температура приобрела гектический характер…

Виктор вдруг понял, что дед довольно сильно отстал в нынешней классификации сепсиса и его критериев, потому что с тех пор, как он уволился, она почти каждый год менялась, дополнялась, расширялась. «Если что, аккуратно пройдусь по теории, чтоб не подумал, что мы его, дурака старого, учить вздумали», – отметил про себя он.

– Собственно говоря, к чему это все веду… – хотел подытожить Виктор, но дед закончил вместо него:

– К сепсису. Все критерии налицо. Лейкоцитоз, фебрильная лихорадка, гепатомегалия, – сделал вывод за Виктора дед. – Все по последнему докладу ассоциации специалистов по хирургической инфекции за прошлый год.

Виктор не смог сдержать удивления, но спросить ничего не решился. Дед увидел приподнятые брови внука и сказал:

– Ты мне ноутбук зря, что ли, подарил? На пенсии много чего сделать можно от безделья. В том числе понять, что такое интернет, и с его помощью разобраться с классификацией сепсиса.

Виктор развел руками и молча сел на диван.

– Я вижу, что проблема довольно проста. Есть пациент с сепсисом, но вы не можете понять, где у него источник.

– Так точно, – ответил Николай Иванович. – Язвы на культях, конечно, грязненькие, но не септические. Пневмонии нет, абсцессов печени и селезенки нет, никаких признаков поражения пазух. То есть отсевов нет. Но, если так пойдет и дальше, он у нас умрет с нераспознанным очагом. Исходя из логики происходящего, мы должны сегодня собрать консилиум по этому поводу, но сначала хотим выслушать ваше мнение. Если нужно, его история – в стопке рядом с вами с самого верха лежит.

Дед протянул руку, взял историю болезни, сразу открыл с того места, где были вшиты анализы, пролистал внимательно бланки, потом посмотрел несколько дневниковых записей. Напоследок он развернулся к окну и взглянул на пару снимков, вложенных в историю. Затем оперся на локти, снова сцепил пальцы рук в замок и положил на них подбородок, глядя куда-то в сторону и о чем-то размышляя.

– Режим постельный, конечно же? – спросил он, не поворачивая головы.

– Само собой, – ответил Рыков. – Палата интенсивной терапии, все, как положено.

– И жена с ним? Кормит, перестилает, умывает? Санитарка вообще им не занимается?

– Жена не пускает, – покачал головой Рыков. – Ее бы воля, она там и готовила бы ему, но мы запретили газовую плитку. Он герой войны, за него совет ветеранов просил, командир пошел навстречу.

– Понимаю, – дед встал с кресла. – Халат найдем для меня?

– Все готово, Владимир Николаевич, – начальник вскочил с дивана, метнулся к шкафу и через мгновение держал в руках белоснежный халат с завязками на спине, как дед всегда любил. Мода на акушерские халаты была у деда с войны – в них удобно было наклоняться к больному или к столу, потому что ничего не провисало спереди. Война кончилась, а привычка осталась.

Они втроем прошли в отделение. Сестра на посту знала о том, что ожидается некий серьёзный гость, но была не в курсе того, кто этот пожилой и слегка прихрамывающий доктор, перед которым сам Рыков ходил чуть ли не на цыпочках. Она встала за столом, поздоровалась, дед кивнул ей в ответ.

Николай Иванович открыл дверь интенсивки. Они вошли.

Магомедов лежал на кровати у окна и смотрел телевизор. Его жена Тамара в темно-синей блузке и такого же цвета юбке до пола резала на столе у холодильника хлеб и готовила мужу бутерброды; волосы были собраны под белый платок, им она напоминала Виктору сестру милосердия из старых фильмов.

– Доброе утро, – поздоровался Рыков. – Мы к вам с обходом, и нам поможет один очень важный и знающий специалист, Озеров Владимир Николаевич, полковник медицинской службы.

Магомедов, услышав голос начальника отделения, тут же протянул руку с пультом в сторону телевизора и выключил его. Тамара на мгновенье замерла – Виктор понял, что она ждет какой-то реакции мужа.

– Прекрати пока готовить, присядь, – указал Ильяс своей жене. Тамара покорно отложила в сторону нож, вытерла руки полотенцем и села на вторую кровать.

Они вместе производили странное впечатление – жена казалась роботом, что выполняет приказы хозяина. Он был идеально выбрит, чисто одет, свежая постель, завтрак, телевизор – она организовала ему быт полностью.

Дед подошел поближе и несколько секунд просто вглядывался в лицо майора, потом медленно поднес руку к его лицу и осмотрел склеры, сдвинув нижние веки.

– Покажите язык.

Ильяс показал.

– Хорошо. Пить хочется постоянно?

– Да.

– Жена подает, как только попросите?

– Конечно.

– Перевязка сегодня планируется? – спросил дед у Виктора.

– Можем организовать прямо сейчас, здесь, – ответил тот и вышел, чтобы позвать операционную сестру.

Перевязка прошла быстро – в умелых руках Юли салфетки и бинты просто летали. Дед надел перчатки, посмотрел на язвы, взял в руки бинты, поднес поближе к глазам, потом помахал над ними к себе ладонью, чтобы оценить запах, чему-то кивнул. Юля наложила мазевые повязки и вышла, забрав грязный материал.

– Вы давно без протезов из-за этих ран? – решил уточнить дед.

– Три недели, – Ильяс отвечал строго на поставленные вопросы.

– И как вы без них обходились дома?

– По большей части лежал. Тамара помогала.

Дед бросил на жену быстрый взгляд, потом уточнил:

– Три недели лежали? И ни одного пролежня не начало формироваться? Да она у вас просто молодец, нашим сестрам у нее многому поучиться можно.

Ильяс хотел остаться серьезным, но легкая тень улыбки и гордости за жену тронула его губы.

– Да, она у меня такая. Хозяйственная, заботливая. Дом на себя взяла и меня, инвалида…

Слово «инвалид» он произнес так, словно язык у него в этот момент на пару секунд онемел, но все в палате его поняли.

Владимир Николаевич увидел на шее Рыкова фонендоскоп, протянул руку. Тот сразу же передал его; дед аккуратно вставил дуги в уши, медленно и тщательно послушал легкие, сердце, живот. Виктор понимал, что слушает он сейчас лишь одним ухом, но в умении распознать хрипы, шумы или плески дед легко мог бы поспорить с тем, у кого были обе барабанные перепонки.

Невозможно было понять, привлекло ли что-то Владимира Николаевича в услышанных звуках. Спустя пару минут он вернул фонендоскоп Рыкову и принялся пальпировать живот. Потом внимательно осмотрел все крупные и мелкие суставы, заставил подвигать культями.

– Я ничего не понимаю, – шепнул Рыков Виктору. – Что он ищет?

Виктор мог лишь пожать плечами.

Жена Ильяса все это время сидела неподвижно, превратившись в соляной столб и глядя куда-то в пол. Только кончики пальцев очень медленно перебирали складки длинной юбки и слегка приподнималась от дыхания грудь. Но когда дед закончил свой осмотр, она мгновенно встала с кровати, подошла к мужу и аккуратно накрыла его одеялом, которое хирург отдернул в сторону во время осмотра и перевязки.

– Давайте вернемся, – сказал дед Рыкову и направился к выходу из палаты. В коридоре он неожиданно остановился так, что Виктор чуть не врезался ему в спину, и сказал, не оборачиваясь:

– Пригласите Тамару. Мне надо задать ей пару вопросов.

После чего он пошел дальше. Николай Иванович шепнул медсестре, чтобы та позвала жену Магомедова минуты через две в ординаторскую.

Войдя в кабинет, они заняли свои прежние места. Дед не стал снимать халат, чтобы не нарушать атмосферу предстоящей беседы с Тамарой, опустился в кресло, подвинул к себе историю болезни майора и положил на нее сверху руки. Рыков сел на диван и вопросительно взглянул на Владимира Николаевича. Тот молчал и смотрел на входную дверь в ожидании жены Магомедова. Рыков понял, что никаких объяснений пока не будет.

Легкий стук, потом скрипнули петли. Тамара вошла осторожно, мелкими шагами, больше глядя в пол, чем перед собой. Дед указал ей на кушетку рядом со столом:

– Присаживайтесь, я вас долго не задержу, – сказал он Тамаре. – Хочу у вас кое-что спросить.

Женщина села, вцепившись руками в юбку.

– Скажите, все эти три недели, что ваш муж не носит протезы – он как-то перемещался по дому? У вас есть кресло-каталка?

– Есть, – ответила Тамара. – Но он не пользовался им.

– Почему?

– Он всегда говорил, что на протезах и костылях он еще хоть какой-то получеловек, а в кресле вообще никто. Поэтому он лежал.

– А туалет, душ, питание?

– Я ухаживала за ним. Обтирала водой, камфарой. Утку давала. Вы сами видели, никаких пролежней.

– Да, вы замечательно все делали и делаете, – дед согласился с Тамарой. – То есть, по сути, все это время он лежал, ел, спал, смотрел телевизор, а вы его умывали, кормили, перевязывали?

Жена молча кивнула.

– Тамара, скажите, когда он у вас последний раз хотя бы сидел? Кроме приемов пищи, я имею в виду.

Она пожала плечами. Дед вздохнул, но ничего не сказал.

– Вы давно замужем? – внезапно задал он вопрос.

– Двенадцать лет, – ответила Тамара.

– Из них четыре года он без ног.

– Да.

Дед перевел взгляд на Рыкова, потом на внука, снял шапочку, пригладил немногочисленные волосы на голове.

– Спасибо, Тамара, вы нам очень помогли. Можете идти в палату.

Когда женщина вышла, дед шумно вздохнул, словно перед неприятным разговором. Виктор очень хорошо помнил этот звук – в детстве так обычно начинались разговоры о неправильно сделанных уроках или не заправленной постели. Он немного напрягся, потому что чувствовал – они с Рыковым что-то просмотрели.

– Хочу послушать ваше мнение, – внезапно сказал Владимир Николаевич. – Может, после моего осмотра у вас что-то добавилось к картине заболевания.

Рыков пожал плечами и посмотрел на Виктора. Тот отрицательно покачал головой.

– А ведь у вас все козыри на руках, сукины дети, – недовольно сказал дед. И Виктор окончательно понял по «сукиным детям», что они действительно что-то просмотрели.

Дед разочарованно махнул рукой, достал из истории болезни снимок, положил перед собой.

– Красивая у него жена. Заботливая. Двенадцать лет вместе. Наверное, еще пару лет добивался ее – на Кавказе свои особенности. После ранения не бросила, с ним осталась. Одного не пойму – как они здесь оказались? Почему он не дома, в Чечне?

– Я узнавал, – ответил Николай Иванович. – Он позавчера разговорился на перевязке. Сказал – не мог инвалидом оставаться там, где вырос. Не хотел, чтобы родня ему из жалости помогала. Попросил в военкомате Грозного квартиру подальше, на Дальнем Востоке. Они пошли навстречу.

– Ну что ж, спорить с ним не будем. Захотел жизнь прожить здесь – пусть. Места у нас всем хватит. Но кавказская женщина всегда остается кавказской, где бы она не жила. Для нее муж на первом месте. Вот она его своим вниманием и окружила, когда со здоровьем случилась проблема. Кстати, надо будет потом, когда все с ним уладите, в протезную мастерскую в окружном госпитале обратиться, чтобы кое-что в конструкции изменили. Я нарисую, что и как.

– А мы уладим? – спросил Рыков. – Точно?

– Точно. Ведь главное понять, где источник… Смотрите – она его без протезов к активности не допускала. Он, прежде чем к вам попасть с ухудшением, почти три недели лежал. Пролежней нет, и на том спасибо. Но кто мне ответит на простой вопрос – от чего умирают лежачие больные, даже если уход за ними очень качественный?

– А они умирают? – спросил Виктор.

– Еще как, – подтвердил дед.

Рыков встал с дивана и сказал:

– Владимир Николаевич, буду с вами честен – хрен его знает, от чего они умирают. Как говорится, сдаюсь.

И он сел обратно. Дед усмехнулся.

– Идите сюда. Оба.

Они встали с дивана, подошли, как двоечники к профессору.

– Берите снимок, – он показал на тот, что лежал поверх истории болезни.

Виктор взял.

– Ну не просто ж берите, – слегка возмутился Владимир Николаевич. – Смотрите давайте.

Пленку расправили на окне. Это оказался снимок брюшной полости с захватом малого таза. Ничего особенного, тени от воздуха в петлях кишечника, гребни тазовых костей.

– Ну вот же, – дед не выдержал, встал с кресла и кончиком карандаша провел по тонкому полукругу в районе мочевого пузыря. – Видите?

– Теперь вижу, – неуверенно сказал Рыков. – Линию вижу. Понимаю, что это дно мочевого пузыря. И что?

– Я сейчас тебя заставлю себе такой же снимок сделать, – Владимир Николаевич говорил сурово и недовольно. – И, если ты на нем такое найдешь, значит, я зря в хирургию подался.

Он отошел немного в сторону, чтобы видеть и врачей, и снимок, который Виктор продолжал прижимать к стеклу, взял со стола свой пакет и достал оттуда «Справочник по рентгендиагностике заболеваний внутренних органов».

– Она его своей любовью и заботой обездвижила. Помните поговорку про благие намерения? Лежачие больные умирают от урологического сепсиса. То, что вы видите на снимке – осадок в пузыре. Вас анализ мочи его не насторожил?

– Мы понимали, что он плохой, но не думали, что там первопричина, – медленно ответил Рыков. – Так что нам делать-то теперь?

– Наипервейшая задача – Тамару отправить домой. Будут ругаться – объясните командиру, что она его своей любовью убивает. Пусть приходит на час вечерком, еду приносит. Организовать коляску. Приставить к нему солдата в персональный пост, чтоб помогал в эту коляску пересаживаться. Инструктора по лечебной физкультуре пригласите. И давайте начальника урологии сюда, пусть промывную систему ставит, какую сочтет нужным. С антибиотиком не подсказываю – я и так вам все, что мог, на блюдечке преподнес.

Он на секунду о чем-то задумался, а потом спросил:

– А кто снимок описывал?

Рыков открыл историю, посмотрел.

– «Органы брюшной полости и малого таза без патологии, данных за свободный газ и кишечную непроходимость не получены». Подпись – Ковалев.

– Мало он в туалете учебников читал, – покачал головой дед. – Увидите его, скажите – приходил Озеров, кланяться велел и просил главу про исследования полых органов перечитать повнимательнее.

Он ткнул пальцем в справочник, а потом повернулся к Виктору спиной с молчаливой просьбой развязать халат.

– Выполняйте, – на прощание сказал он хирургам, садясь в такси. – А у меня еще дела на даче. Поехали, уважаемый.

Когда машина скрылась в глубине аллеи, Рыков трясущимися руками достал сигареты и зажигалку и закурил.

– Дайте мне пять минут, – попросил он неизвестно у кого. – Просто пять минут. А потом я позвоню урологам…

Он сделал несколько глубоких затяжек, глядя куда-то в небо и шевеля в перерывах между ними губами, будто разговаривая с невидимым собеседником. Потом щелчком отправил окурок в траву и спросил Виктора:

– А он не хочет обратно вернуться? Я б ему даже к окладу доплачивал. Из своего кармана.

Виктор пожал плечами. Он чувствовал себя жутким неучем и профаном, но в глубине души ужасно гордился своим дедом. От этого хотелось улыбаться, и он с огромным трудом сдерживался, боясь разозлить и без того взвинченного начальника.

Они вернулись в ординаторскую. Виктор подошел к столу Рыкова и увидел, что в справочнике есть закладка. Рука сама потянулась к книге, он открыл ее на нужной странице.

– «Пример снимка малого таза. Мочевой пузырь с осадком», – прочитал Виктор вслух. На иллюстрации был снимок Магомедова – ну просто один в один.

– Он знал, – тихо сказал за спиной Рыков. – Он еще вчера, черт побери, все знал, когда я позвонил, а ты ему рассказал.

У Виктора на несколько секунд перехватило дыхание. Он не представлял, что ответить Рыкову, да и нужно ли отвечать.

– Сколько Владимиру Николаевичу лет?

– Восемьдесят четыре.

– Я лет десять смогу ему зарплату платить, – серьезно сказал Рыков. – И картошку копать на даче. И машину мыть буду.

И Виктор вдруг понял, что Рыков не шутит.