Читать книгу 10 жизней Василия Яна. Белогвардеец, которого наградил Сталин - Иван Просветов - Страница 14

***

Мукденское сражение было самой кровопролитной и в чем-то решающей битвой русско-японской войны.

Генерал Куропаткин сосредоточил в Центральной Маньчжурии три армии: почти 300 000 бойцов и 1500 орудий, маршал Ояма – четыре армии: 270 000 бойцов и 1060 орудий. 19 февраля 1905 года японцы пошли в наступление. Начался ад. «От целого Юрьевского полка осталось в строю уже несколько сот нижних чинов при двух офицерах, но эти жалкие остатки все еще дрались и удерживали теперь за собой самую восточную окраину Юхуантуня, – рассказывал очевидец. – Чем ближе подходил шедший [на помощь] полк, тем сильнее становился огонь японцев. Шрапнели и шимозы лопались кругом, вырывая то тут, то там отдельных людей… Стихийно накинулись наши цепи и ворвались в японские окопы. Ни одного крика „ура“, ни „банзай“. Глухо трещат ломающиеся кости, да шлепают падающие тела убитых. Окоп и поле около него сплошь покрылось трупами, кровью, оружием и переворачивающимися ранеными…» [9].

Японцам вновь удался обходной маневр, и снова промахи высшего командования русских армий свели на нет героизм нижних чинов и полевых офицеров. Чтобы избежать окружения, Куропаткин отдал 6 марта приказ отступать за Мукден. «Одни части пробивались с боем, сохраняя порядок, другие – расстроенные, дезориентированные – сновали по полю взад и вперед, натыкаясь на огонь японцев, – вспоминал Антон Деникин, возглавлявший тогда штаб казачьей дивизии. – А все поле, насколько видно было глазу, усеяно было мчавшимися в разных направлениях повозками обоза, лазаретными фургонами, лошадьми без всадников, брошенными зарядными ящиками и грудами развороченного валявшегося багажа, даже из обоза главнокомандующего. Первый раз за время войны я видел панику» [10].

Исход сражения называли не иначе как катастрофой. Куропаткину незамедлительно была дана отставка, и его место занял Линевич.

21 марта 1905 года, будучи уже чиновником особых поручений при главнокомандующем, Василий Янчевецкий согласился сотрудничать с Санкт-Петербургским телеграфным агентством [11]. Корреспондировать, впрочем, не особо было о чем. Русские армии надежно закрепились на Сыпингайских высотах. Весь апрель центральные газеты публиковали однообразные сообщения: «На театре военных действий перемен нет», «Происходят мелкие стычки передовых частей», «Сегодня в общем положении на театре войны ничего нет нового», «Наши передовые отряды продвинулись сильно вперед», «На позициях господствует тишина», «На позициях без существенных перемен. На правом фланге происходят частые кавалерийские стычки», «На позициях полнейшее затишье…».

Известие о разгроме русской эскадры в Цусимском проливе 14—15 мая ошеломило всех, от рядового обывателя и солдата до государя-императора. Япония сразу же предложила переговоры. Русская армейская группа в Маньчжурии на тот момент была гораздо мощнее противника. Но война уже обошлась России в четверть миллиона погибших, раненых, контуженых и пропавших без вести [12]. И Николай II согласился на обсуждение условий мира.

С 21 мая Василий Янчевецкий служит чиновником резерва хозяйственного разряда при полевом военно-госпитальном управлении 1-й Маньчжурской армии. Спустя месяц он произведен в чин коллежского секретаря [13].

«Дрались мы честно с японцем, сколько людей ухлопали, сколько разорения семьям было, а в ничью война кончилась…».

Вот как вспоминал о днях перемирия человек, которого Янчевецкий, возможно, знал – Владимир Станюкович, начальник госпиталя в Гунчжулине, где находился штаб главнокомандующего: «Проведя день за работой, мы часто уезжали вечером в даль, к синеющим сопкам, блуждали между высокими стенами шумящего гаоляна, спускались к речкам, вьющимся в ложбинах… Любил я печальное небо Востока в эти тихие минуты, когда ушло уже солнце, когда жизнь притаилась, а оно, могучее, безучастное глядит на меня своею огромною степью – глядит без глаз, не моргая, как ужас… Медленно тянулись переговоры о мире. Жадно ожидали мы их окончания. В передовых линиях шли мелкие стычки. Изредка приносили раненых… Мир был необходим – об этом говорили и подавленная воля армии, и неурядицы, царящие в ней» [14].

25 августа 1905 года мирный договор был подписан. Японцы, внутренне готовые на значительные уступки, переиграли русскую делегацию. Они заполучили права на аренду Квантунской области и Порт-Артура, вернули Южный Сахалин, некогда отданный России в обмен на Курилы, и подтвердили, что Корея является сферой японских интересов.

«Белеют кресты далёких героев прекрасных, и прошлого тени кружатся вокруг, твердят нам о жертвах напрасных…». Ранний текст вальса «На сопках Маньчжурии» отразил настроения российского общества. Восхищение героями смешалось с осознанием того, что война, по сути, проиграна. Вопросом «почему?!» задавались даже граждане, прежде лояльные к монархии.

«Не показала ли минувшая кампания, при отваге и находчивости нижних слоев армии, удивительную рутинность и не изобретательность чинов высших? – рассуждал Василий Янчевецкий, награжденный за участие в войне орденом Св. Анны III степени с мечами. – Покорность, послушание царили беспрекословно в армии, где тактику заменяла тактичность и люди с дипломами, но лишенные всякой творческой мысли и инициативы, душили своими распоряжениями могучую армию» [15].

Сигма в частном письме поставил диагноз: Россия оказалась не готова к войне, поскольку государственный механизм так упорно боролся со свободомыслием, что подавил талант и ум, и чиновничьи интересы стали выше интересов государства. «Нет ничего опаснее, как витать в облаках государственной мощи» [16].

Нужны были кардинальные перемены.