Читать книгу 10 жизней Василия Яна. Белогвардеец, которого наградил Сталин - Иван Просветов - Страница 17
Глава 4. Газета, гимназия, Азия
ОглавлениеВзрыв на Аптекарском острове был слышен на восемь верст вокруг. Два террориста, переодетые жандармами, прошли в приемную на даче премьер-министра и, когда охрана заподозрила неладное, швырнули на пол принесенные портфели с криками «Да здравствует революция!». Следом за взрывом, потрясшим дом, полыхнуло у подъезда – боевики в подъехавшем ландо задействовали свои бомбы. Петербург ужаснулся: двадцать пять раненых, среди них дочь и сын Столыпина, двадцать четыре погибших, не считая самих террористов. Сам Столыпин не пострадал, лишь чернильница опрокинулась на хозяина.
Покушение случилось 12 августа 1906 года, спустя месяц после назначения Петра Аркадьевича главой совета министров с сохранением в должности министра внутренних дел. Накануне повышения Столыпин убедил Николая II распустить строптивую Думу и объявить новые выборы. О том, с чьей помощью государь составил манифест, никто не узнал. Террористы будто предчувствовали, что именно этот сановник сумеет заглушить революционное брожение в России. Правда, эсеры-максималисты покушался не столько на человека, сколько на статус. Что может быть внушительнее убийства второго лица в империи, если первое лицо – не достать?
Будучи только министром внутренних дел, Столыпин пригласил для беседы Сергея Сыромятникова, на тот момент сотрудника газеты «Слово». «Единственным средством успокоения [общества] он считал укрепление и развитие народного представительства, – вспоминал о той встрече Сигма. – Его интересовала та часть печати, на которую могло опереться правительство» [1]. Став премьером, Столыпин осуществил свой интерес. 9 июня 1906 года он отправил губернатору Санкт-Петербурга конфиденциальный циркуляр: «Ввиду появления массы новых столичных и провинциальных газет, распространяющих ложные сведения о событиях в России, и во избежание неправильного или тенденциозного толкования вносимых правительством в Государственную думу законопроектов, Совет министров признал необходимым избрать один из существующих частных органов столичной печати, посредством которого сообщались бы верные фактические данные по всем наиболее важным вопросам и событиям… По соглашению с действительным статским советником Воейковым и отставным гвардии капитаном Брискорном, которым принадлежит выходящая в Петербурге газета „Россия“, эта газета, начиная с 8 июня, увеличена до обычного размера политических газет, причем она будет издаваться во всем, что касается законопроектов, действий, предложений и распоряжений правительства и правительственных должностных лиц при ближайшем руководстве и содействии образованного при Главном управлении по делам печати отдела повременной печати» [2].
Пост редактора-издателя «России» занял некто Животовский. Но настоящим ее редактором стал Сергей Сыромятников, а управляющим – Илья Гурлянд, член совета министра внутренних дел. «Министерская газета „Россия“ заменила официальное „Русское Государство“ (чистоплотный господин Сыромятников вместо нечистоплотного Гурьева), – иронизировал бывший премьер-министр Сергей Витте. – Столыпин наивно воображал, что он введет в заблуждение общественное мнение. Конечно, эта наивная хитрость никого в заблуждение не ввела. Вся Россия отлично знала, что газета „Россия“ есть правительственный орган, содержащийся за счет правительства, секретных фондов и доходов „Правительственного вестника“» [3]. Витте не преувеличивал – уже в 1907 году «Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона» в очередном томе разъяснял: «„Россия“ – политическая и литературная газета; издается в СПб. с 1 ноября 1905 г. Первоначально маленькая газета. После прекращения „Рус. Государства“ превратилась в 1906 г., при ближайшем участии С.Н.Сыромятникова, И.Я.Гурлянда и А.Н.Гурьева, в официозный орган Министерства внутренних дел». Печаталась «Россия» в типографии МВД – там же, где «Правительственный вестник».
Василий Янчевецкий, работая редактором, числился сотрудником МВД: «Приказом по Министерству внутренних дел от 3 ноября 1906 г. переведен на службу в сие министерство, с причислением к оному. Откомандирован, для занятий, в Главное управление по делам печати» [4].
Сигма считал, и не без оснований, что русская революция – это мерзость и безумие. И потому не стеснялся преувеличивать ее ужасы. Страницы «России» заполняли столбцы телеграфных сообщений со всей империи, где под заголовками «Революционные убийства», «Бомбы», «Жертвы революции» преступления на политической почве смешивались с обычной уголовщиной. Но и без того размах «мести народной» вызывал оторопь.
Всеобщего восстания и государственного переворота не произошло. Мятежи солдат и матросов в отдельных гарнизонах на Балтике были подавлены. Деревня еще волновалась, но усмирялась силой и словом (выкупные платежи за землю отменялись, был издан указ о выходе крестьян из общины). Социалистические партии получили возможность легальной работы в Государственной думе. И тогда непримиримые борцы за свободу перешли к индивидуальному террору. Вот революционная калькуляция 1906 года: 738 должностных лиц убито, 972 – ранено. Покушались на всех служителей царизма, от городовых до генерал-губернаторов. 21 декабря боевик-эсер застрелил петербургского градоначальника, спустя неделю был убит главный военный прокурор империи. Николай II, принимая Столыпина с докладом, заметил с горькой иронией, что на высших сановников охотятся как на куропаток. Премьер-министр ответил: «Ваше величество, идет гражданская война, которая пока что полностью в стране не закончена». В августе 1906 года по инициативе главного военного прокурора, поддержанной императором, Совет министров принял положение о военно-полевых судах. Для ускорения кары в случае явной виновности в нападениях на должностных лиц, убийствах, грабежах или же подготовке этих преступлений (революционные экспроприации были отдельной бедой: за год, начиная с октября 1905-го, совершено 940 ограблений финансовых учреждений, ущерб исчислялся миллионами рублей). Суды действовали до апреля 1907 года и вынесли 1102 смертных приговора, две трети из них привели в исполнение. Такого размаха казней Россия не знала с Пугачевского бунта.