Читать книгу Спаси и сохрани. В объятиях власти - Иван Васильевич Державин - Страница 5

Номер, в который их поселили, состоял из одной комнаты, крошечной проходной кухоньки и туалета, совмещенного с душем. Зато огромным, почти во всю стену было единственное окно, выходившее на лоджию, которая одновременно служила крыльцом, так как в эту же стену была вделана входная дверь толщиной с фанеру, хорошо хоть не стеклянная. Номер явно не был предназначен для самой теплой зимы. А то, что она именно такая, подтверждало яркое солнце, заливавшее комнату теплым светом.

Едва они успели распаковаться и, как положено, отметить приезд, неожиданно быстро стемнело и резко похолодало. Пришлось одеться теплее и включить переносную батарею, стоявшую под столом. Однако грела она слабо, так как все тепло тут же уходило в перерывах между автоматическим включением и выключением наружу через одинарное стекло и щели в двери. С каждой минутой становилось все холоднее. Графов и жена надели куртки, затем вязаные шапочки, затем теплые носки и уселись у батареи. Они ничего не понимали: ехали на юг, а приехали в жуткую холодрыгу. Зато печка хорошо согревала руки, которые они время от времени прикладывали к лицу в перерывах отключения батареи. Ни телевизора, ни радиоприемника в номере не было, часы показывали около семи, и они надумали прогуляться, а заодно и осмотреть местность.

Гостиница находилась на территории посольства и стояла на отшибе, как баня или хозблок на даче. В ней, по всей видимости, было три или четыре номера. Все они были пустые, кроме занятого Графовыми,

Снаружи к холоду добавился еще и сильный ветер. Они остановились в раздумье у калитки. За ней не было ни единой души, лишь изредка проезжали на большой скорости машины, и хотелось провожать их взглядом, как в деревне или на даче. Сходство с деревней придавали слабая освещенность улицы и одноэтажные дома на равном расстоянии друг от друга с деревьями перед ними.

Наконец они догадались пойти погреться к дежурному. Он обрадовался приезжим и долго расспрашивал о жизни в Москве, ценах на продукты. Узнав, что их поселили на летней веранде, он очень удивился и посоветовал купить побольше одеял, которые пригодятся и в дальнейшем. От него они узнали, что в Канберре нет центрального отопления, не как в России, а каждый обогревает себя, как и чем может.

– У меня такое чувство, что здесь градусы холоднее наших, – сказала Ольга Петровна. – Наверное, сейчас не ниже нуля, а холодно, будто минус пятнадцать.

– У вас совершенно правильное чувство, – улыбнулся дежурный. – Сейчас на улице минус один, а кажется много меньше. Просто здесь очень сухой климат. Снег практически никогда не бывает, а если бы выпал, было бы теплее.

После теплой дежурной их номер показался им погребом, хотя батарея все время работала. Графов по привычке хотел лечь в одних трусах, но жена не разрешила и правильно сделала. Даже в спортивном костюме он быстро проснулся от холода и был вынужден надеть на себя куртку.

Утро оказалось совсем невыносимым. Графов вышел на крыльцо, чтобы сделать по привычке зарядку. Трава была покрыта инеем, а в стоявшем у двери тазу замерзла вода. Зарядку он кое – как сделал, – мешала куртка, – и даже слегка согрелся.

– Лиха беда начало, – сказал он жене. – Не горюй, старуха, выживем. В войну, помню, было холоднее.

– Я думаю, старик, выживем. У меня, кажется, горло болит.

– А у меня, кажется, зуб.

– Совсем хорошо. Надо идти тебе к врачу.

– Обязательно схожу. В первый же день работы побегу.

Какое ваше впечатление от Графовых? – спросила Любовь Петровна хозяйку уже через час после представления приезжих.

– Вы знаете, даже не знаю, что сказать. Просто теперь все прояснилось окончательно. Он, как я и представляла, уродливый старик, что, правда, не скажешь ней. В какой-то степени она даже эффектна. Но, по всему видно, что она чем-то больна. Потому что очень бледная. Ни кровинки в лице. Наверное, у нее белокровие. Ясно, что медицинскую справку она купила.

– Где их поселил Владилен Афанасьевич?

– Конечно, в гостинице посольства.

– А почему не в Окслее? В гостинице они замерзнут. Она же летняя.

Хозяйка фыркнула от негодования.

– Да вы что, Любовь Петровна, в самом деле? Вы еще предложите поселить их в Хайяте. Нет уж! Не на курорт приехали. Не нравится – скатертью дорога! Да, я вот что я вспомнила о ней. Она намного моложе его и, конечно, не первая у него. Ее дочь ей не родная. Она ей мачеха. Ясно, что она вышла замуж за внешторговца, отбив его у законной жены, чтобы ездить за границу. О любви тут и речи не может быть. И уж, конечно, у нее есть любовник в Москве. Я не удивлюсь, если он вскоре приедет сюда. – Эльвира Николаевна добавила в свою рюмку джина и спросила, понизив голос. – Любовь Петровна, у вас было много любовников? Ведь Анатолий Григорьевич у вас тоже не красавец. Ну, сознайтесь, ведь были?

Н а этот раз ко всему привыкшая Любовь Петровна нисколько не смутилась, а лишь хитро улыбнулась.

– Ну, чтобы не упасть в ваших глазах, да, были и не один.

– Много?

– Если даже я привру в несколько раз, все равно их будет меньше, чем у вас. Мне кажется, нет мужчины, который не хотел бы вас.

От такого комплемента хозяйка так и засияла.

– Как вы думаете, на кого похожа моя Лялька?

Любовь Петровна задумалась. У нее появилась лукавая мысль сказать, что у Ляльки те же глаза и тот же рост, что у президента, но она побоялась переборщить.

– Мне многие говорят, что она похожа на Семина, – подсказала хозяйка. – Я надеюсь, вы знаете, что он был премьер-министром Правительства.

Ей всегда хотелось, чтобы ее окружал ореол таинственности и романтичности. Зная это, Любовь Петровна ответила, кивая головой:

– Я слышала, что, если долго жить в Монголии и быть беременной, то ребенок может родиться монголом.

– Да, я работала с ним с четырнадцать лет, – сказала хозяйка, не поняв, однако, причем тут Монголия. – Но Семин не монгол, а настоящий русский.

– Особенно губы и подбородок у них похожи, – сказала Любовь Петровна как бы с завистью и вздохнула. – Нас бы хоть такие любили, как мой Толя. Где уж нам до премьеров и вице премьеров. Они на нас даже не взглянут, не то, чтобы в постель с нами лечь.

– Что вы говорите? И среди них есть кобели, да еще какие, которые на кого угодно полезут. Я-то знаю. Но чтобы их взять на крючок всерьез и надолго, тут даже при моей внешности нужен, ох, какой тонкий ум, умение и знание способов притянуть к себе. Внешность можно подкрасить. Вот вы, например. Когда вы подкраситесь, вы, можно сказать, симпатичная женщина. Почему бы не обратить на вас внимание и лечь с вами в постель? Даже большим людям. Но ум совсем другое дело. Его ведь не подкрасишь и не вставишь в голову, если в ней пусто.

– Нет, не вставишь, – поддакнула Любовь Петровна. – И это правильно, Эльвира Николаевна. Вы такая умная и красивая. Куда уж нам до вас. Наш удел: рожать от простых смертных, а не от глав правительства.

– Ну, я пошла. На той неделе прилетает фирмач из Москвы. Сорок один год, красивый до экстаза. Представляете? Я уже вся мокрая. У нас могут быть с ним большие дела. Я имею в виду бизнес. На этот раз я сама возьмусь за дело. Мой дурак что-то совсем растерялся. Забыл, зачем я его привезла сюда. Я должна подготовить себя к приезду. Я хочу произвести на него впечатление.

– Вы всегда производите неотразимое впечатление, Эльвира Николаевна. Это ваше предназначение в этой жизни.

Утром за Графовым заехал Козлов, в чей кабинет его и посадили до отъезда кого-нибудь. Кого и когда? Графов знал из кадров, что меняет Володю, но, по всему видно, в торгдоме об этом не знали, и все думали, что он приехал менять именно его. Поэтому и смотрели на него, как на забежавшего зверя.

Вопрос, кого он меняет, Графов задал Козлову. С Федотовым он принципиально, частично ради интереса, говорить не хотел. Козлов был все в той же джинсовой куртке и, кажется, в тех же портках. Только вместо стоптанных ботинок на нем были облезлые кроссовки. Зато под курткой сиял ярко-красный пуловер, казавшийся украденным из чужого гардероба.

– Этого никто не знает, – ответил Козлов.

– Как это? Я-то знаю, вместо кого я приехал. И вы знаете, мы в Москве с вами об этом говорили. Перед отъездом мне сказали, что Петров и Громов должны улететь двадцать третьего июня, то есть через восемь дней.

Козлов бросил на Графова изучающий взгляд и, ничего не ответив, вышел, как Графов понял, к Федотову рассказать об услышанном. Вернулся он минут через пятнадцать и молча выдал Графову подъемные. Тот попросил свозить его с женой в магазин за одеялом и посудой.

– У нас заведено, что вновь приезжающими занимаются те, кого они меняют. Вы же знаете лучше меня, кого приехали менять, вот его и попросите.

Володю Графов долго не мог поймать. То он сидел с хозяйкой на диване в коридоре, то они уезжали куда-то. Наконец, он поймал парня. Выслушав просьбу, Володя глянул на Графова совсем не взрослыми глазами и сказал, глядя на хозяйкину дверь:

– Сейчас не могу. Как освобожусь.

– Сегодня надо это сделать, – настаивал Графов.

– Как получится. Может, после обеда.

Тихо выругавшись, Графов вернулся к своему столу и занялся просмотром уже расписанной ему почты и знакомством с делами.

Сумевшая сходить в ближайший продуктовый магазин Оля накормила его хорошим обедом. В комнате было тепло и не верилось, что вечером опять будет невыносимо холодно.

– Как работа? – поинтересовалась она.

Он рассказал.

– Значит, в центр не съездим?

– Как получится, – ответил он словами Володи. – Не кажется ли тебе, что не очень дружелюбный прием. Такого еще с нами не бывало.

– Я почему-то другого не ожидала. А насчет магазина я попробую договориться здесь с кем-нибудь. Я уже познакомилась с женой завхоза Катей. Она очень милая женщина. Это она показала мне продовольственный магазин и обещала принести сковородку, пока не купим свою.

За жену Графов не беспокоился. Что-что, а находить подруг она умела.

После обеда Володя несколько раз пробегал мимо их кабинета, но так и не зашел.

А в следующие дни до Графова тем более не было никакого дела. По торгдому был объявлен аврал в связи с предстоящим приездом фирмача. Он прилетал в Австралию создавать свою фирму, и Федотов надеялся каким-то образом подключить к ней жену юристом. Графову было дано срочное задание выяснить через специализированную фирму финансовое положение австралийского партнера, в паре с которым фирмач хотел создать фирму, а Володе – пригласить этого партнера в торгдом, встретить и обеспечить перевод на переговорах. Ему же как завхозу было поручено закупить продукты для приемов в торгдоме и для холодильника гостя. Козловым было поручено выскоблить гостиницу торгдома, обратив особое внимание на туалет, где завелись муравьи.

Распоряжения давала хозяйка. Она постоянно была в окружении, отчего казалось, что в торгдоме работало не пять человек, а, по крайней мере, сотня.

В выходные дни к Графовым никто из торгдома не заходил, но они не скучали. В субботу утром им поднял настроение увиденный в огромном окне выпавший ночью снег, он едва прикрывал траву, но глаз радовал. В десять часов, когда они вышли на прогулку, от снега не осталось и следа. Увидев Олю, к ней побежала большая собака, которую она не раз подкармливала. Вдруг на собаку сверху налетели две огромные полуметровой длины и непонятного зеленоватого оттенка вороны и стали клевать ее в спину. Собака громко завизжала, попыталась огрызаться, но одна ворона клюнула ее в морду. Не найдя на земле ни палки, ни камня, Графов кинулся на помощь бедной собаке и стал руками отгонять ворон, за что одна из них спикировала на него и клюнула в плечо. На помощь им прибежал с лопатой молодой парень и стал ею размахивать. Лишь тогда и то не сразу вороны улетели, усевшись на вершине сосны.

– Ну и ну, – проговорил Графов, трогая плечо. – Даже больно. Звери, а не птицы.

– Еще бы, – отозвался парень. – В прошлом году они до смерти заклевали нашу собаку. Эту мы бережем.

К ним подбежала испуганная Оля и велела Графову вернуться в гостиницу посмотреть плечо. Там она и парень осмотрели плечо: куртку ворона не проклюнула насквозь, к тому же на Графове был свитер, а под ним футболка, так что, успокоил парень, можно не опасаться заразы. С Серой – так звали собаку – дело было хуже. В двух местах на спине и на морде выступила кровь. Они втроем отвели ее в дежурку, где Олина знакомая Катя вместе с ней занялась ее ранами, а парень, оказавшийся сыном Кати, и звали его Колей, выйдя с Графовым на улицу, рассказал, что австралийские вороны очень злопамятны и мстят тому, кто их обидел. Он предположил, что Серая могла на них лаять или спугнуть. Вот они и охотятся за ней. Теперь они могут мстить ему и Графову.

– Мне теперь носить с собой палку? – усмехнулся Графов

– Она не помешала бы. А без нее поглядывайте наверх.

Вышедшая вместе с Олей Катя велела Коле отвести Графовых в хламушку. К ней они шли минут двадцать, и она оказалась двухэтажным магазином уцененных и б/у товаров ширпотреба. Оля осталась на первом этаже, где продавали белье и обувь, а Графов с Колей поднялся наверх посмотреть технику и книги. Более или менее хороших телевизоров они не увидели, и Коля посоветовал посмотреть их на копейке, где выбор больше и цены ниже. Графов послушался и купил лишь кассетник с радиоприемником, фонарь, батарейки, а в книжном отделе десяток книг на английском языке, в том числе словарь. Увидев хозяйственный отдел, он сходил за женой и лучше бы не ходил. Она купила ему теплое нижнее белье, толстые шерстяные носки, и столько разной столовой посуды и кухонных приборов с этикетками, что без Коли они за один раз все не смогли бы отнесли бы в гостиницу. Парню было лишь семнадцать, отметить с Графовым покупки он отказался, боясь матери, и вместо этого настроил кассетник.

– Везде есть хорошие люди, – сказала Оля.

– Кроме торгдома, – с горечью уточнил Графов.

В понедельник утром к Графову зашел Громов.

– Нужна справка об антидемпинговом законодательстве Австралии, – сказал он в приказном тоне. – Владиден Афанасьевич поручил вам ее подготовку. Срок – к уходу диппочты.

– Когда она уходит?

– В следующий вторник. Справку надо сдать в печатном виде в понедельник вечером.

Графов чуть не сказал, что эта тема для экономиста, но сдержал себя и вежливо поинтересовался:

– У вас как экономиста есть что-нибудь по этой теме?

– Практически ничего нет. Вам придется порыться в библиотеке.

– Вы имеете в виду городскую?

– А какую же еще?

– Когда поедем в нее?

– Сегодня не могу. Завтра.

– Хорошо, давайте, что у вас есть.

Просмотрев полученный материал, Графов решил, что ему срочно нужно ехать в библиотеку. Ему нужна была машина не только на сегодня, но и в постоянное пользование.

По дороге домой он поинтересовался у Козлова о порядке получения местных водительских прав.

– Самый простой. Как только вы получаете свидетельство на жительство в Австралии, вы отвозите его вместе со своими водительскими правами в ихнее ГАИ, и вам тут же выдают местные права после проверки зрения. Вы паспорт сдали в консульство?

– Нет. Мне никто об этом не сказал.

– Надо сдать, чтобы получить свидетельство на жительство.

– С новыми правами сразу можно садиться за руль?

– Хоть прямо от ГАИ, но можно ездить с международными правами в течение трех месяцев. У вас они есть?

– Наши есть, а канадские кончились в прошлом году.

Козлов бросил на Графова изучающий взгляд,

– При этом советнике вы приехали первым. До него при наличии свободной машины иногда садились за руль до получения местных прав.

– Я понимаю, что разъездная машина и есть свободная?

По пробежавшей по лицу Козлова ухмылке было видно, что вопрос ему понравился.

– Ну, у вас и вопросы. Один лучше другого. Уже претендуете?

– Причем тут претендую? Мне, например, позарез нужно съездить в библиотеку и в магазин купить необходимое. Вы все заняты. Почему я не могу взять разъездную машину? На то она и разъездная, не так ли?

Козлов от восторга вильнул машиной.

– Ну и берите, – сказал он весело.

Этот разговор имел неожиданное последствие. Графов подозревал, что о нем будет известно Федотову, но не думал, что так скоро. Утром, едва они вошли в торгдом, как Козлов скрылся за обитой дверью. Графов прямым ходом направился к Громову и напомнил ему о библиотеке.

– Сегодня не могу. Завтра, – отрезал тот.

– Я не успею написать справку.

– Успеете. Завтра утром я вас отвезу.

Графову ничего не оставалось, как вернуться на свое место. И вдруг через полчаса к нему вошел запыхавшийся Громов и, сообщив, что у него появилось свободное окно, предложил отвезти его в библиотеку прямо сейчас.

Когда машина остановилась у здания библиотеки, миновав посольство, у Графова зла не хватало. Если бы он только знал, что библиотека находилась в километре от его гостиницы!

Громов, оставив его одного, уехал и пообещал вернуться часа через два. Картотеки в библиотеке не было, и материал пришлось искать по надписям на полках. Ни одной книги по антидемпингу не оказалось, Графову пришлось лезть в таможенное законодательство Австралии, где знал по опыту, сам черт голову сломит. В них на родном языке трудно понять, не то что на английском. Пока он разбирался, что к чему, вернулся Громов.

– Все, поехали.

– Я останусь, пока не выпишу, что нужно. Дойду до гостиницы пешком.

– Выписывать не обязательно, можно снять копию хоть со всей книги. Копировальные аппараты стоят во втором зале в углу. Четыре цента лист.

Графов поднял глаза, чтобы поблагодарить, но, увидев, что Громов открыто насмехается над ним, проглотил язык.

– Справку надо сдать в печатном виде и подписанную Федотовым к двенадцати ноль-ноль во вторник, – напомнил Громов.

Глядя ему вслед, Графов обратил внимание, что зад у него шире плеч, и ляжки терлись одна о другую.

Уже только то, что ему сорок один, он ей нравился. Когда она увидела его входившим в дом и его взгляд на нее, она сразу поняла, что он не Володя. Такой только смотреть не будет и свое получит.

Между ними сразу установился чувственный контакт: где у нее влажнело, у него там твердело.

Его звали Олег Андреевич Андреев. Он приехал вложить деньги в выгодное дело в Австралии, чтобы сохранить их в смутное и мафиозное для России время и обязательно приумножить. В Москве он познакомился с одним австралийским фирмачом, интересовавшимся химсырьем, которое Олег Андреевич мог доставать в неограниченном количестве. Первый же контакт принес ему несколько тысяч долларов дохода. На подходе были другие контракты. Чтобы это дело закрепить, ему нужен был свой человек в Австралии. Таким человеком Федотов предложил Эльвиру Николаевну, разумеется, не официально и не безвозмездно. Глядя на обтянутый объемный зад своей будущей партнерши, Олег Андреевич не возражал. Попробовать можно, подумал он, добавив мысленно: и в этом смысле, разумеется.

А уж как была довольна сама хозяйка! Именно такой она представляла свою жизнь в Австралии: всегда в окружении молодых и красивых, разъезды по гостям, приемы, званые ужины и попутно бизнес. Она всем телом чувствовала, что с Андреевым у нее получится. Это было видно по его взглядам на нее. Она стала обдумывать, где и как. По опыту она знала, что чем наглее вариант, тем он надежнее. Поэтому она настояла на том, чтобы поселить его в гостинице торгдома. Уже вчера, когда Федотов после попойки по случаю приезда фирмача спал мертвецким сном, она попыталась сбегать к нему, но по дому, как всегда, шлялась дочь. Эльвира Николаевна подозревала, что колобродила та не столько из-за насморка, сколько из-за любопытства. Девке скоро двенадцать, понять ее можно, мать как раз в этом возрасте уже познала первого мужчину. Уговоры лечь в постель лишь разожгут ее любопытство, может и притвориться, что уснула.

Оставалась надежда на командировку в Сидней. Там в гостинице возможностей будет больше, думала она, там обязательно получится.

Утром она позвонила Любови Петровне, чтобы поблагодарить ее за хорошую уборку гостиной и за цветы на прикроватной тумбочке.

– Говорят, он необыкновенно красив, – сказала та.

– Я же вам говорила. Я даже боюсь на него смотреть, как бы чего не вышло. Да, Любовь Петровна, я все забываю вас спросить. Вы испытываете оргазм во время сношения? Я вчера прочитала, что многие не испытывают его. Алё. Вы меня слышите?

– Слышу хорошо, Эльвира Николаевна. Просто думаю, что ответить.

– А что тут думать? Да или нет. А я его уже испытываю, когда только гляжу на него. Извините, пришел Владилен Афанасьевич.

– Эля, пора одеваться. Через час переговоры. Ты можешь себе представить, что Графов интересовался твоей машиной.

– Это как понимать? – взвилась она.

– Он узнал, что твоя машина разъездная, а ему, видишь ли, уже понадобилось съездить в библиотеку и магазин.

– Ах, сволочь! Уже показывает характер. То ли еще будет, Владик. Я надеюсь, ты ему нашел, что ответить? Он приходил к тебе?

– Нет, он сказал об этом Козлову. За машину он сядет только после того, как получит права и докажет, что может ездить по левосторонней дороге. И какую машину ему дать, я еще подумаю.

Графова встретила в коридоре Светлана Васильевна и поинтересовалась, знает ли английский его жена.

– Бытовой язык она знает неплохо. Фильмы понимает лучше меня.

– С секретарским делом она знакома?

– Это у нее вторая специальность. Работала секретарем в объединении и за границей.

Светлана Васильевна искренне обрадовалась.

– Правда? – Улыбка преобразила ее грустное лицо, и Графов невольно залюбовался ею. – Вы можете привезти ее сюда завтра утром? Мне необходимо переговорить с ней. Я не могу уйти отсюда, пока не подыщу замену. В понедельник я уже не выхожу на работу.

Рассказав жене об этом разговоре, Графов намекнул, что Светлана Васильевна хочет предложить ей свое место

– Я бы согласилась, – обрадовалась Оля. – Одна здесь с ума сойдешь. И рядом с тобой. Тебя я знаю, как облупленного.

Утром он отправил ее с Козловым в торгдом, а сам пошел в библиотеку: в отснятом им материале чего-то не хватало, отчего справка не получалась, а в его распоряжении оставалось всего два дня, не считая субботы и воскресенья.

Вчера он разыскал в секретариате письмо из Министерства с запросом этой справки, чтобы уточнить, что именно требуется. Его поразило, что письмо было получено полгода назад, и срок его исполне6ния истек еще в марте. Непонятно, почему Громов, которому было поручено составление справки, до сих пор не сделал это. Однако привыкший к дисциплине Графов меньше всего думал об этом. Его бросало в дрожь от одной мысли, что справа не получится, и как это будет воспринято всеми.

Теперь он знал, что ему нужно, довольно быстро отыскал еще одно дополнение к закону и решил пойти на работу пешком. Он засек время и пошел спортивным шагом, отсчитывая метры. До торгдома он дошел за час пятнадцать минут, насчитав около семи километров. Минут пять он прогуливался по аллее перед домом, успокаивая дыхание под мелодию песни «жена найдет себе другого, а Родька деда никогда».

Первым его увидела жена, ожидавшая его в переговорной.

– Ты что, пешком пришел? – испугалась она. – Ты с ума сошел. Это же десять километров.

– Не десять, а всего лишь семь. Ровно за час пятнадцать дошел. Считай, что начал с рекорда.

– Не с рекорда, а с дури. Посиди, отдохни, на тебе лица нет.

Он сел рядом с ней, спросил:

– Поговорили?

Она кивнула.

– О чем?

– Обо всем. Потом расскажу. Я тебя здесь подожду, посмотрю телевизор. До обеда осталось полчаса.

Она была явно расстроена или озабочена.

– Ну, это нечто! – сказала она в гостинице за столом. – Если бы ты знал, во что мы вляпались. Света мне такое нарассказала.

Но ничего нового для себя он не услышал ни про хозяйку, ни про Федотова. Лишним подтверждением их сволочности было то, что они сообщили Петровым об их отъезде всего за день до прилета Графова в Сидней, очевидно, побоявшись, что они могли узнать об этом от него. Для этого они напросились в гости и сообщили новость за столом при детях. Шестнадцатилетняя дочь прямо спросила отца потом: «Он тебя выгнал?»

– Да, я забыла, – вспомнила Оля. – Света дала мне интервью с Федотовым. Сказала, что тебе будет интересно с ним ознакомиться.

– Спасибо ей. Что насчет работы?

– Сегодня Света будет говорить обо мне с Федотовым.

– Ты дала согласие?

– Конечно, особенно после того, что узнала. Я боюсь оставлять тебя одного с ними. Я тебя знаю. Это ты вначале себя сдерживаешь. Но это будет недолго. Поэтому рядом с тобой мне будет спокойнее.

– Но работать полдня, как Света.

– Я же сказала, что должна быть с тобой все время.

– Тогда вылезай из машины, – засмеялся он. – Может, хозяйка не возьмет тебя.

Она улыбнулась. Ее улыбка последние дни ему не нравилась.

– А еще Света очень возмущалась, что нас поселили на эту веранду. Она уверена, что на этом настояла хозяйка.

– Осталось недолго ждать. Скоро переедем в дом Петрова.

– Ни в коем случае. Их дом страшно холодный зимой и жаркий летом, потому что в нем нет потолка.

– Как нет потолка?

– Лишь одна крыша. Как у нас было на мансарде, до того, как мы сделали там комнату, помнишь? Света посоветовала переехать в дом Громовых, где есть железная печь.

От смеха у него вздрогнула рука с ложкой супа. Оля совсем расстроилась и велела сменить костюм.

– Чем же мы топить будем? – продолжая хихикать, спросил он. – Она не сказала?

– Я не спрашивала, потому что не хочу отсюда уезжать. Здесь наши люди, есть, с кем поговорить. Да, я забыла рассказать. Когда я была у Светы, в кабинет вошел приехавший бизнесмен. Он подумал, что я секретарь и обратился ко мне с просьбой напечатать письмо. Я не успела сказать, что я не секретарь, как меня опередила Света и велела мне напечатать, а ему сказала, что он не ошибся, и что теперь секретарь я. Когда он ушел, Света подсказала мне, как работать на электронной машинке, и сказала, что теперь все будут знать, включая Федотова и хозяйку, что я умею хорошо печатать. Олег, как представился нам бизнесмен, остался очень доволен напечатанным письмом и пожелал мне успешно работы, а Свете удачного прилета в Москву. Слышала бы хозяйка. Ты его не видел?

– Еще нет.

– Внешне он привлекательный, только очень слащавый. То, что хозяйке надо, сказала Света.

Интервью Федотов дал в Москве корреспонденту австралийской газеты спустя несколько дней после своего назначения на должность торгсоветника. Вначале в нем подробно перечислялись должности, которые он занимал в последние полтора года и которые менял, как перчатки, опускаясь всякий раз все ниже и ниже. Корреспондент так и не понял, почему Федотов надумал опуститься до торгсоветника, очевидно, посчитав эту должность слишком низкой для бывшего вице премьер – министра. Ответ Федотова был предельно прост и скромен: «В результате исторических преобразований в политической системе России стране требуется коренное улучшение экономических связей с другими странами. Я со своим опытом решил помочь ей в этом». Из двадцати предложенных ему стран он выбрал Австралию потому что, во-первых, никогда в ней не был, а во-вторых, знал, как быстро увеличить раз в пять торговлю с этой страной, которой до него не везло с российскими торговетниками. Их он обозвал так называемыми купцами, которые совершенно не учитывали в своей работе перемены в России, а может, не были с ними согласны. Бахвальство так и лезло из него, как понос из младенца, когда он описывал, как хорошо подготовился к работе в Австралии, возлагая при этом особые надежды на геологические исследования на этом огромном острове. Войдя в раж, он пообещал отполировать свой английский за пару недель и бросить курить сразу после прибытия в Австралию.

В этом месте Графов улыбнулся, вспомнив «Окей» Федотова и то, что он не выпускает сигарету изо рта.

– Ты что? – спросила наблюдавшая за ним жена.

– Обычный трепач. Значит, работать с ним можно.

– Ну, у тебя и логика, – засмеялась она. – Железная, ничего не скажешь. Только я бы предпочла, чтобы торгсоветником у нас был Смеляков или Сакулин.

– Надеюсь, что воспоминания о работе с ними помогут мне здесь. Спасибо, дочка, за статью. Теперь я знаю, с кем работаю.

Утром Федотов пригласил его к себе. Это была их первая встреча наедине. Разговор шел об Ольге Павловне. Торгсоветника интересовал ее английский язык.

– Достаточен, чтобы отвечать на телефонные звонки, наводить справки, заказывать билеты, гостиницы. Но переводчиком работать не сможет, потому что она не знает термины и специфику внешнеэкономической деятельности. У нее простой разговорный язык.

– Я слышал, что секретарское дело она знает.

– На мой взгляд, она профессиональный секретарь. Она работала секретарем в «Автопромимпорте» и у торгсоветника в Финляндии.

– Разве там не торгпредство? – бросил на Графова из подлобья взгляд Федотов.

– Кроме торгпредства там было отделение Госкомитета по внешнеэкономическим связям, так называемого ГКЭСа, во главе с торгсоветником.

– Хорошо, я подумаю.

Светлана Васильевна работала последний день. Она никак не могла дождаться обеда, чтобы уйти из этого дома, ставшего под конец ей таким чуждым, и чтобы больше никогда в него не вернуться. Прощаясь с Графовыми, она шепнула:

– Ничего не говорите лишнего при Козлове – тут же передается хозяину. Зачем вам лишние неприятности? И с Любовью Петровной тоже будьте поосторожней, – предупредила она Олю.

А после обеда к Графову зашел Петров Евгений Иванович и пригласил к себе в кабинет. Они виделись два раза. В первый раз представились друг другу и второй раз лишь поздоровались. На этот раз они разговорились. Петров выглядел лет на сорок, а на самом деле ему было сорок шесть, и кроме шестнадцатилетней дочери у него был двадцатипятилетний сын и две внучки. Он был высокий, худощавый, с выразительным, добродушным лицом и аккуратной прической светлых коротких волос. До Австралии он работал в «Автоэкспорте», где у них нашлись общие знакомые, и разговор получился деловой и дружелюбный. Петров, узнав, что Графов приехал заниматься оперативной работой, которую он курировал, передал ему несколько своих папок и рабочую тетрадь с контактными координатами основных фирм, с которыми были и могут быть деловые связи. О Володе он отозвался как о неплохом работнике, но еще не совсем серьезным по молодости, несмотря на двоих детей. А после приезда Федотова Володя практически не занимался оперативной работой, используясь в качестве переводчика у советника и хозяйки.

– А вообще настоящей работы здесь после распада СССР и тем более с приездом Федотова, можно сказать, не стало. Хотя запросов от австралийцев по-прежнему полно, в основном невыполнимых или не серьезных, например, о поставке красной ртути и частных космических кораблей.

– Так что работайте спокойно и с усмешкой, не обращая внимания на причуды и сволочность Федотовых. Вас они после меня побоятся трогать, тем более что в министерстве и в кадрах вы человек известный. И жене передайте, чтобы не принимала близко к сердцу выходки хозяйки. Главное, чтобы у вас в Москве все было хорошо.

От такого напутствия нормального человека у Графова поднялось настроение.

По дороге в Сидней, куда Федотовы отправились на викэнд под видом командировки, Эльвира Николаевна сидела рядом с Андреевым на заднем сиденье и, словно нечаянно, касаясь его твердых, как камень, ляжек, обдумывала я, как сделать, чтобы не получилось осечки на этот раз. Дочь она оставила с Козловыми, а уж как избавиться от Федотова, она всегда придумает. Из всех вариантов один был наиболее реальным и уже не раз испытанным: должна быть глубокая ночь и смертельно пьяный Федотов. Один раз она даже подсыпала ему снотворное. На всякий случай, оно у нее всегда было с собой.

Все шло, как по маслу. Она настояла, чтобы стол был накрыт в гостинице, а не в квартире Блинова. Как она и ожидала, Катька, жена Блинова, только обрадовалась. Они у них всего пятый раз, а она уже недовольна, словно десятый. Сама маленькая, худая, дура – дурой, а туда же лезет со своим вниманием. Но на этот раз Эльвира Николаевна была с ней любезна до поцелуев, и та сделала стол на славу из привезенного гостями, добавив из своего лишь банку с солеными огурцами. Главное, было много бутылок. Как обычно в компании с новым человеком, Федотовы рассказали, как вместе с Ельциным храбро защищали Белый Дом от всякого сброда во главе с генералом Макашовым. Блиновы слушали это в десятый раз и лишь обращали внимание на новые измышления. Андреев был ярым антисоветчиком и слушал, открыв рот, как пьяный Борис Николаевич рвался на улицу, чтобы выступить с речью перед народом, и его с трудом удержали. Когда гость был полностью просвещен, с кем имеет дело, дальше, как и положено за богатым столом, поговорили о бедных России и народе. И тут досталось даже президенту, но больше ругали вице-президента Руцкого, советником которого перед Австралией работал Федотов и был с ним не в ладах, затем досталось спикеру парламента и новому правительству. Лишь одного Ельцина Федотов называл по имени, отчеству, а остальных – по именам: Сашка (Руцкой), Егорка (Гайдар), Толик (Чубайс), рассказывал, как пил с ними и что они больше всего любят пить. Эльвира Николаевна сегодня встревала в разговор меньше, лишь добавила, услышав имя Егорка, что ее всегда тошнило от его спущенных штанов. Все посмеялись и больше всех Олег Андреевич.

– У вас колючий язычок, – сказал он, касаясь ее руки. – Горе тому, кого вы не взлюбите.

– Кстати, – вспомнил Блинов. – Как вам пришелся новенький?

– Вы имеете в виду старика Графова? – скривилась Эльвира Николаевна.

– Я не знаю, сколько ему лет, но выглядит он не старше Владилена Афанасьевича, – возразил Блинов и спросил Федотова. – Как он в деле? Проверяли?

– Вот поручили ему написать липовую, но довольно сложную справку.

– Что значит, липовую?

– Она закрыта еще в марте. Но он об этом, естественно, не знает.

– Не позавидуешь мужику.

– Да, я не скрываю, что ему с нами не работать, – вмешалась Эльвира Николаевна. – Торгсоветник имеет право сам подбирать себе людей.

– Где это записано такое правило? – спросила язвительно Екатерина Константиновна.

– Может, и не записано, но я думаю, Владилен Афанасьевич заслужил такое право, – отпарировала Эльвира Николаевна, смерив Катьку пренебрежительным взглядом. – Не каждый торгсоветник был вице-премьер – министром.

– Давайте лучше выпьем, – вмешался Федотов. – Слишком большая честь говорить о простом инженере за этим столом.

– У него очень красивая жена, – вдруг вставил опьяневший Андреев.

– Мне она тоже очень понравилась, – тут же поддержала гостя Катька, увидев, как нервно восприняла слова Андреева Эльвира Николаевна, считавшая себя непревзойденной красавицей. И чтобы еще больше разозлить ее, добавила, сцепив в ехидной улыбке губы. – И очень умная.

Хозяйка впервые растерялась, не зная, чем возразить. Сказать, что она нянька, не пройдет, так как Андреев знает, что она хорошо печатает, и ее сватают в секретаршу торгдома. Увидев, что никто и не ждет от нее возражения, и все дружно поддержали в тост мужа, она присоединилась к ним и стала с радостью наблюдать, как муж пьянел. Сначала у него изменился голос: стал замедленным и басовитым, затем он побледнел и его потянуло на песни. Но он быстро потерял к ним интерес, и тут уже можно было вести его в постель.

Труднее было с Блиновым. Екатерина Константиновна уже ушла, сославшись на головную боль. Дура, обругала ее Эльвира Николаевна, не увела с собой мужа, теперь жди, когда он уйдет от дармовой выпивки.

– Пойдем, Владик, баиньки, – громко сказала она не столько мужу, сколько Блинову. – Ты немного устал.

– Нет, рано еще, мы не допели «Что будет с родиной и с нами?».

Она помогла им допеть и решительно поднялась.

– Вы сами дойдете или звонить Екатерине Константиновне? – спросила она Блинова.

К ее радости он поднялся и повелел:

– Завтра с утра ко мне.

Она вся испсиховалась, пока Федотов курил и вел беседу, черт знает, о чем на кухне с Андреевым. Затем он минут двадцать сидел в туалете, затем опять курил, уже один. Тут ее нервы не выдержали, она выскочила в коридор и, пробежав мимо спальни Андреева с уже выключенным светом, зашипела:

– Ты будешь спать или нет, сволочь? Сколько тебя ждать?

Он вытаращил глаза, спросил удивленно:

– Зачем меня ждать? Спи, кто тебе мешает?

От этой железной логики она слегка растерялась, затем вырвала у него сигарету.

– Не могу уснуть. Ты тут расходился, дверью хлопаешь, сопишь, воняешь.

Все еще удивляясь, он поднялся и пошел за ней, но вместо того, чтобы сразу захрапеть, стал к ней пристать. Тут она совсем обозлилась и чуть не прибила его. Однако, видя его настойчивость, быстро уступила, чтобы он скорее уснул.

Когда он, наконец, захрапел, она подождала еще минуты две для верности, затем тихо поднялась, и, набросив на голое тело специально взятый с собой пеньюар, на цыпочках вышла. В коридоре горел свет, а из комнаты Андреева тоже слышался храп. Не веря своим ушам, она приоткрыла дверь и заглянула. Он лежал на спине совершенно голый, и его стоявший член, казалось, смотрел на нее одним глазом. Какое-то мгновение она не отрывала от него восторженного взгляда, отметив, однако, что он мог бы быть больше, затем подошла к кровати и опустилась на колени. Когда она нагнула голову к члену, руки Андреева коснулись ее волос и надавили на затылок.

Он знал, что она придет.

Графов забрал материал по антидемпингу в гостиницу, чтобы закончить справку в выходные дни. Уже вечером он неплохо поработал и надеялся днем погулять. Но рано утором он проснулся от зубной боли. Он тихонько встал, вскипятил воду и прополоскал зуб горячей водой с содой и йодом, мысленно поблагодарив жену за то, что все это она привезла с собой. Боль утихла, но вскоре опять появилась. Во время завтрака ему удалось скрыть боль, но в обед жена спросила:

– Зуб болит?

– Да, немного.

– Я вижу, как немного.

Вскоре она ушла, и он продолжал работать. Она вернулась и сказала, что в два часа его ждет доктор. К его удивлению, им оказался тот самый дежурный, но не Катин муж, а с которым он разговаривал в первый вечер.

Зубной кабинет находился рядом с дежурной комнатой, мало чем отличаясь от нее, разве что допотопным стоматологическим креслом. Доктор, не вымыв руки, засунул Графову палец в рот и надавил на зуб, отчего у того перехватило дыхание и выступили слезы.

– Вот теперь вижу, что болит, – убедился доктор. – Начнем лечить.

Он выдвинул ящик стола и вынул круглую жестяную коробку из-под конфет. Вывалив содержимое коробки на стол, он стал что-то искать тем же пальцем, которым давил на зуб. Графов краем глаза, – он сидел параллельно столу, – увидел среди сверл и еще чего-то волос. Господи, подумал он, что же это у него так грязно?

Доктор (Графов никак не мог вспомнить, как его зовут) воткнул сверло в головку дрели и начал сверлить зуб, не обращая внимания на подпрыгивавшее от боли тело Графова. Попутно он стал рассказывать историю своей жизни: как поступил в институт, как встретил жену и как был направлен сюда стоматологом. Графов слушал невнимательно и не столько из-за боли, а больше потому, что не любил людей, которые сразу начинают рассказывать о себе первому встречному. Но концовка его заинтересовала. Дня через три после приезда в Канберру доктору сообщили, что его должность в штате посольства ликвидирована, и ему надлежит вернуться домой. Легко казать вернуться. А там вместо него врачом районной поликлиники уже назначен другой, уволилась и жена, приехавшая с ними взрослая дочь тоже отрубила какие-то там сердечные связи. Однако стоматолог все-таки был нужен посольству, так как чаще всего у сотрудников болели зубы. Кроме того, уезжала домой терапевт посольства, и ее должность не сокращали, жена стоматолога оказалась как раз им по специальности. Посол взвесил все и предложил доктору остаться на ставке уборщицы и по совместительству быть дежурным в ночное время. Доктор с радостью согласился.

– Я удалил вам нерв и вложил в канал болеутоляющее лекарство, – сказал он, закончив работу. – Если боль будет продолжаться или усилится, звоните.

Ночью Графову стало сосем плохо, и он еле дождался утра.

– Значит, я ошибся, – сказал доктор, – не то вложил. Попробуем другое.

И все началось по новой. Был момент, после которого Графов сказал:

– Мне показалось, что я никогда не испытывал такой боли.

– А что ж выдумаете, зубная боль считается одной из самых острых. Если хотите, я вмиг удалю вам зуб. И никакой боли не будет. Он все равно без нерва не жилец.

– Да не уж, потерплю, пусть поживет еще.

Когда он поднимался со стула, доктор сказал:

– Не советую идти к другому стоматологу. Нового он ничего не сделает, только деньги возьмет.

Больше всего Графов страдал от того, что боль мешала писать справку. Временами он был даже уверен, что не закончит ее. Он так и видел перед собой ухмылявшуюся пористую физиономии Громова, да и Федотова тоже. Поэтому, дописав последние строки, он от удовлетворения даже забыл про зуб и уснул. Но ночью он опять проснулся и уже не спал. По дороге на работу он рассказал Козлову о зубе и его лечении, упомянул и про волос, который все время стоял у него перед глазами.

– Не надо было к нему ходить, – сказал Козлов. – Позвонили бы мне, и я отвез бы вас к стоматологу, у которого лечатся все посольские.

– Вы меня отвезите сейчас. Я только отдам справку и скажу торгсоветнику о зубе.

– Лучше, чтобы повез Володя, он знает язык.

– Язык меня не волнует, сам справлюсь.

Отдавая справку Громову, он спросил:

– Не хотите прочитать перед печатью? Может, что подправите, с учетом работы здесь.

Громов пролистал листы, положил на стол.

– Оставьте, я прочитаю.

Он очень не хотел идти к Федотову, тем более отпрашиваться к врачу. Он решил чуть-чуть подождать, надеясь, что зуб утихнет, и направился к своему столу в кабинете Козлова. Кабинет был пуст. Очевидно, Козлов рассказывал торгсоветнику о зубе.

Там речь шла не о нем. Федотов совсем забыл, что Светлана Васильевна с сегодняшнего дня не работала, а без секретаря торгдом остался, как без рук. Срочно был нужен секретарь. Хозяйка категорически возражала против кандидатуры Ольги Павловны, но взамен никого предложить не смогла. Она просмотрела все возможные и невозможные варианты, вплоть до возможных и невозможных евреек – эмигранток. Жены посольских работников либо уже работали, либо сидели с детьми, либо абсолютно не подходили на должность секретаря: не знали язык и не умели даже печатать, не говоря уже о знании секретарского дела. Эмигрантки интересовались в первую очередь зарплатой, а она составляла десятую долю ставки секретаря в стране. Федотов не знал, что делать. И тут неожиданно и резко выступил против кандидатуры со стороны Козлов.

– Вы что, хотите, чтобы посол знал о всех наших делах? – кричал он, наскакивая на огромного Федотова, как дворняга на овчарку. – Или чтобы я допустил этих эмигранток до кассы? Да они в первую же неделю разграбят ее.

Его доводы были настолько убедительны и весомы, что Федотов, забыл посоветоваться еще раз с женой и проговорил хмуро:

– Ладно, оформляйте временно Графову с завтрашнего дня, нет, лучше с сегодняшнего, чтобы успеть сдать почту.

Войдя в свой кабинет, Козлов гордо бросил Графову:

– Я сказа ему, только через мой труп.

– Вы о чем? О моем зубе?

– Он хотел взять секретаря со стороны. Я ему сказал: или Графова или никто. Не знаете, она сейчас дома?

– Думаю, что да.

– Она может сегодня выйти на работу?

– Позвоните ей сами.

Козлов привез Ольгу Павловну через час. Увидев мужа, она спросила:

– Был у врача?

– Еще немного подожду. Может, утихнет, – неуверенно ответил он.

– Хочешь, чтобы я пошла?

– Хорошо, хорошо, сейчас иду.

Подойдя к двери, он глубоко вздохнул и, постучав, вошел.

– Можно, Владилен Афанасьевич?

– Заходите, Федор Павлович. Как устроились?

– Нормально. Вот только зуб заболел. У посольского стоматолога я был два раза. Еще хуже стало.

– Поезжайте к зубнику, у которого наши лечатся, – сказал совсем по – человечески Федотов. – Попросите Володю свозить вас к нему.

– Спасибо, – поблагодарил от души Графов. Настроение у него сразу поднялось.

Володя тоже моментально поднялся и сказал:

– Поехали.

Графову захотелось себя ущепнуть: не во сне ли он? Господи, да что же это такое? Что с ними случилось сегодня?

Посольский доктор оказался прав в том, что австралийский стоматолог делал то же самое, но совсем по – другому. Во-первых он долго мыл руки и, надев хирургические перчатки, долго вычищал и смазывал уже просверленное дупло, затем подправил его, но без сильной боли, опять чистил и мазал и лишь потом заполнил дупло. И все это делал нежно и ласково. И зуб благодарно отозвался, перестав болеть, хотя изредка продолжал напоминать о себе. Возможно, причиной этого был холод в гостинице по ночам. Если все тело им удавалось утеплить, то рот и нос оставались открытыми.

Федотов нарочно сообщил жене о своем согласии на Графову в присутствии Андреева. При этом он поспешил добавить, что это временно, до приезда замены Громову.

– Представляете, Олег Андреевич, – пожаловалась Эльвира Николаевна. – Мало того, что он смирился с приездом ненужного нам человека, так еще и берет на работу его жену, так вам понравившуюся. Что вы в ней нашли хорошего? Она же для вас старая.

Андреев хотел возразить, но передумал, чтобы не увеличить зависть Эльвиры Николаевны к этой действительно красивой женщине.

Он смотрел в ее недовольный рот и вспоминал ту ночь в гостинице консульства. Потом у них было еще два раза, но это так, как у кобеля с сучкой. Много у него было женщин, а в последнее время он увлекся проститутками. Они делали то, что им кажешь, а сами смотрели в потолок. Эта делала все сама и была профессором фака. В ее руках он был игрушкой и совсем не был уверен, что она осталась в восторге от его двух палок. Он никогда ими особо не отличался. Чтобы удовлетворить эту железную кобылу, нужен был табун жеребцов. А еще он думал о том, что надо скорее отсюда отваливать. И совсем не потому, что могла раскрыться их связь, он был почему-то уверен, что Федотов ничего ни ей, ни ему не сказал бы. Уж слишком нагло она себя вела. Нет, у него были совсем другие причины. Его анализ дел здесь показал, что вкладывать деньги в эту страну, находящуюся у черта на куличках, мягко говоря, опасно. У его партнера за душой нет ни гроша. Его акционерный капитал, как выяснил Громов, составлял всего два австралийских доллара. Случись что, и он получил бы через суд свою долю, равную одному доллару. Что же касается торгсоветника и его жены, тут вопрос был еще яснее: толку от них никакого. А деньги платить пришлось бы. Какой она юрист, как утверждал Федотов, Андреев сразу понял, задав ей два вопроса по праву. Сам он уже поднаторел в них, жизнь заставила.

– Плохо, когда не на кого положиться, – ответил он.

– О чем вы говорите, Олег Андреевич! – подхватила она. – Положиться на кого? На этих хамов? Это мы с вами можем положиться друг на друга, как порядочные люди.

Вечером она все-таки врезала Федотову сполна. На его счастье она побоялась, что услышит Андреев, смотревший телевизор в холле, и обошлось лишь шипением. Но даже и без крика она добилась его согласия на поездку в Москву на лечение. Близость с Андреевым сделала ее половой зуд нетерпимым. Она поняла, что Володю, как бы его ни хотелось, можно прождать всю жизнь. Ей нужна была разрядка и хорошая зарядка на следующие два-три месяца. Осталось сделать так, чтобы Федотов сам предложил ей поехать с Андреевым.

Олю пригласили на чай, который женский комитет устраивал один раз в месяц. Здесь обсуждались самые разные проблемы от приготовления пирожных до политики, но больше говорили о семейных проблемах. Событиями на таких вечерах были прощания с уезжавшими и представление новеньких. Она знала, что ее будут представлять и подготовилась к этому. Она нарядилась так, чтобы не очень бросаться в глаза, но и не выглядеть чулидой. Во всяком случае, она из этого исходила, хотя отлично знала, что произведет впечатление, как это было в Финляндии и Канаде, и удивилась и расстроилась бы, если бы этого не случилось здесь. Было именно так. Когда она вошла в небольшой зал, почти все были в сборе, кто уже сидел за столом, кто разговаривал стоя. И сразу же все взгляды устремились на нее, и стихли разговоры. Вроде бы и ничего на ней такого особого не было: шерстяное черное платье, облегавшее фигуру, голубой шарфик на шее да черные замшевые туфельки на невысоких каблуках, – а все рот открыли, и не одна пожалела, что не надела свое так идущее ей платье, а пришла в этой бесформенной кофте и брюках, в чем ходит каждый день без съема.

– Кто это? – послышался шепот.

Любовь Петровна, стоявшая спиной к двери рядом с хозяйкой, обернулась. Оля в это время, уже негромко поздоровавшись со всеми и отыскав свободное место недалеко от входа, направлялась к нему. Любовь Петровна окинула ее взглядом, и смутное беспокойство овладело ею.

– О, господи, да это одна к нам приехала, – раздраженно ответила на шепот Эльвира Николаевна, – жена нашего старика завхоза.

– Твой-то какой? – громко возразила Катя, – молчала бы уж.

Эльвира Николаевна вспыхнула, хотела резко возразить, что ее муж был вице-премьер министром, а не завхозом, но не посчитала нужным опускаться до такой хамки.

– Оля! – крикнула Катя. – Иди сюда. Здесь свободное место.

Оля, еще не успевшая сесть, отыскала глазами Катю и, пройдя, совсем близко от Любови Петровны и демонстративно отвернувшейся Эльвиры Николаевны, села на предложенное место.

– Какая ты сегодня элегантная, – сказала Катя.

– Почему только сегодня? – улыбнулась Ольга Павловна.

– Ну, ты даешь. А что? Правильно. Так и надо.

Хорошо, что она не слышала, как хозяйка сказала Любови Петровне:

– Старуха, а нарядилась, как кукла.

Любовь Петровна ответила не сразу, покачав головой:

– Я бы не сказала, что она старуха.

– Ну, что вы говорите? Разве ее сравнить с нами?

С тобой, коровой, ее действительно не сравнить, подумала Любовь Петровна. Интересно было бы поговорить с этой Графовой. Если она так же умна, как красива, то надо быть поосторожней с ней.

Олю представляли в самом начале чаепития. Вопросов было много: какой раз в командировке. Финляндия и Канада плюс Австралия произвели впечатление, в связи с чем возник вопрос и о муже. Хозяйке было не по себе слушать, что у Графова, которого она назвала завхозом, три высших образования, три иностранных языка и что в Финляндии и Канаде он работал на руководящих должностях, а в министерстве – главным специалистом Главка.

Любовь Петровна, услышав, что Графова закончила институт по специальности педагог – психолог, лишний раз убедилась в лживости хозяйки, утверждавшей, что она работала нянькой, и, как все, была поражена, что у нее шестилетний внук. Удивлены были и другие. Пожилая женщин сказала, округлив глаза:

– Ни за что бы не подумала.

Так и думалось, что она спросит: «А сколько же тебе лет?», но она не спросила.

Зато была довольна до крайности внуком Эльвира Николаевна.

– Что я вам говорила? – торжествующе зашептала она на ухо Любови Петровне. – Теперь убедились?

Не поняв, в чем она убедилась, та ничего не ответила, пораженная поведением Графовой: что не подбежала к хозяйке, не села рядом, хотя место было, и не ловила жадно ее взгляда. Лишь однажды она взглянула на нее, когда та громко заявила, что главным в семенной жизни для женщины должны быть не любовь и согласие, а положение мужа в обществе, а для любви есть любовники. В резкой форме большинство женщин дали ей отпор, после чего она уже не выступала и ушла раньше других, прихватив с собой Любовь Петровну. Та, уже будучи в двери, обернулась и еще раз взглянула на Ольгу Павловну, и в ее глазах было все то же удивление. Она ничего не понимала. Ей казалось, что в том положении, в каком оказались Графовы здесь, надо было вести себя совсем по-другому.

Утром Андреев заявил, что хотел бы улететь ближайшим рейсом самолета. Он попросил Ольгу Павловну переоформить билет. Когда она, взяв у него билет, потянулась к телефону, он вдруг нагнулся к ней и полушепотом проговорил:

– Вам не позавидуешь. Жена торгсоветника очень не любит рядом красивых женщин. А вы на зло ей будьте еще прекраснее, и это будет самая эффективная ваша реакция.

Он провел рукой по ее плечу и вышел.

После обеда Эльвира Николаевна занемогла и к вечеру слегла совсем. У нее заболел живот и, что больше всего обеспокоило Федотова, она стала жаловаться на придатки. Он знал, что она их лечила только у своего личного врача, друга детства, кудесника своего дела. Она уверила его, что жива до сих пор лишь благодаря этому доктору. Федотову, созналась она, она не говорила, чтобы не расстраивать его, что придатки начали напоминать о себе сразу после приезда сюда, очевидно, сказалась перемена климата. Здесь такое жуткое давление. Если она запустит их, уже никакое лечение не поможет. Надо срочно лететь в Москву и показаться врачу. Одна она боится не долететь, и было бы хорошо это сделать вместе с Андреевым

– Как быть с Лялей? – робко спросил Федотов.

– За ней будет приглядывать и кормить Любовь Петровна. Я ей сегодня же скажу.

– Она согласится? Ведь не один день.

– Согласится, куда она денется? Да и ты будешь здесь. Не помрете. Но, если ты хочешь, чтобы я померла, я останусь.

Он сдался.

Вечером, когда Графовы вернулись с прогулки и согревались чаем, в дверь постучали. Графов открыл дверь и увидел маленькую не приметную лицом женщину лет пятидесяти в бордовой куртке, темных брюках и в зеленой шерстяной кепке с козырьком. – Можно к вам?

– Да, да, заходите, – пригласила Оля, возникнув из-за спины мужа.

Войдя в комнату, женщина поставила у ног большой пакет и произнесла, выпуская пары воздуха:

– Я так и думала, что у вас не намного теплее, чем на улице, и поэтому принесла вам одеяло и простыню, чтобы вы не замерзли окончательно.

– Спасибо, у нас уже все есть, – сказала Ольга Павловна, но было видно, что она рада приходу женщины и ее доброте.

– Ручаюсь, что такой простыни у вас нет. Да, меня зовут Вера. Я жена вашего связиста Трошкина.

Графов слегка поморщился, вспомнив недавний разговор с Трошкиным по телефону. Он услышал от Козлова, что Трошкин купил в магазине дюти-фри телевизор с встроенным видеомагнитофоном, и хотел попросить у него совета.

– А вам какое дело до того, что я купил? – услышал он хриповатый голос. – Какой хотите, такой и покупайте.

– Конечно, я куплю, какой захочу. Хотелось бы, чтобы телевизор работал и в Москве.

– Вот такой и купите.

Графову ничего не оставалось, как положить трубку.

Тем временем Вера вынула из пакета одеяло и электропростыню. От одеяла Оля хотела было отказаться, но побоялась обидеть добрую женщину, тем более сто такую простыню они видели впервые.

– Будет тепло, как на печке, – пообещала Вера. – Вернете, когда купите себе такую же.

– Где? – спросила Ольга Павловна.

Вера засмеялась, показав в улыбке маленькие неровные зубы:

– Ясно, где. На копейке.

– Про нее я уже слышала, только не представляю, что это такое. Вы не попьете с нами чайку?

– Спасибо, не откажусь, а я вам расскажу про копейку. Но ее лучше увидеть. Вы когда получаете машину?

– Вот-вот должны получить свидетельство на жительство, – ответил Графов. – После этого сразу должен буду получить права.

– Значит, скоро. Как получите машину, скажите нам, и мы вам покажем дорогу на копейку, а заодно и сами съездим. У нас ведь машины нет.

– Обязательно поедем вместе. Вопроса нет, – пообещала Оля.

Вера рассказала не только про копейку, но и про хламушку и гаражи. Пообещала сводить Ольгу Павловну завтра в хламушку. Услышав, что там они уже побывали, Вера удивилась и заметно расстроилась, увидев купленное там. Но узнав цены, повеселела, сказав, что на копейке можно купить посуду раза в три дешевле, конечно, не новую, но есть из нее можно.

– А хороший телевизор там можно купить? – поинтересовался Графов.

– Там все есть, что вашей душе угодно. Только быстрее получайте машину. Как получите, позвоните.

Когда она ушла, Оля проговорила назидательно:

– Вот видишь, везде есть хорошие люди.

Графов тут же занялся простыней. Но то ли он что не так сделал, то ли провод был оборван, простыня так и не нагрелась. И все же было теплее хотя бы на душе, что кто-то о них позаботился.

Они уже не так мерзли. Помимо купленных в хламушке теплого нижнего белья, Оленька купила мужу и себе необыкновенно теплые с начесом внутри спортивные костюмы. Брюки с резинками внизу напомнили Графову шаровары, которые он носил после войны. В этих костюма они не только гуляли, но и спали. А если еще и электропростыня будет работающая, то совсем жить можно.

– Я тебе, Оленька, говорил, что выживем, – сказал Графов.

Разговор с Любовью Петровной принял неожиданный для Эльвиры Николаевны оборот.