Читать книгу История села Мотовилово. Тетрадь 10 (1927 г.) - Иван Васильевич Шмелев - Страница 2

Наступил 1927 год. Зима. Кончалась пора Никольских морозов. Стужа несколько смякла. Деревья на улице покрылись инеем, сделавшись нарядными, словно в сказке. Снежинки, освещенные солнцем, отражая солнечные лучи, блестя играли всеми цветами радуги. В ночь на новый год погода разбуянилась, запуржило: снегу намело до самой повети. А к утру небо несколько повыяснилось. На мутном небе появилась бледная луна, вокруг ее большое, светлое кольцо (по народным наблюдениям) предвещающее стужу. На рассвете совсем выведрило; в беспредельной глубине синего неба, появились звезды − горохом рассыпавшись по всему небесному куполу. Начинались рождественские холода, беспощадно давя на землю.

В Рождество, у Савельевых в верхней комнате, за семейным чаепитием с душистыми кренделями и медом, Любовь Михайловна, для своих детей продекламировала запомнившийся ей еще с детства, рождественский стишок.

− В детстве, когда я училась в девичьей школе: − сказала она, − мы всем классом после христаславления пели так: «По небу, полуночи ангел летел, и тихо божественно песню он пел: Слава вышних богу и на земли мир, в человецех благоволение! Алилуя! Алилуя! Алилуя!

− А я в детстве, помню, пела: «Маленький птенчик, принес Христу венчик. Христа величает, в дудочку играет. Где Христос родился, там рай отворился!» − стараясь, подражать, по-детски, тонюсеньким голоском, пропела бабушка Евлинья внося, в общую, семейную, морально-нравственную и поучительную беседу, свою лепту.

Под воздействием, этих благочестивых песенок, у детишек, еще выше поднялось праздничное настроение. Они с большим вниманием прослушали их, а Ванька прекратив пить чай, даже рот разинул от пристального внимания к пению матери и бабушки. Пристально слушали и Ванька с Володькой. Даже полуторагодовалый Никитка и тот присмирев перестал капризничать, просясь на руки к матери.

Не успела семья вылезти из-за стола как к ним в дом пожаловала Анна Гуляева.

− Здорово ли живете! Чай да сахар! − поприветствовала она хозяев дома.

− Поди-ка добро пожаловать! Садись к нам чай пить! − пригласил гостью к чаепитию Василий Ефимович.

− Нет, спасибо! Сейчас только дома чаевничала, − соврала она.

− Вы что, за покупками-то идете? − обратилась она.

− За какими покупками? Куда? − недоуменно и с удивлением спросил Василий.

− Как куда? В новую лавочку!

– В какую лавочку? − спросила и Любовь Михайловна.

– Вы, дома сидите, и видно ничего не слышите! Чай, вон в Грунькиной мазанке: Крисламовы-Рыбачковы торговую лавку открыли. И, больно много всякого, местного товару в неё навозили.

− А мы и не слышали. Вот и понимай! Совсем рядом, а кабы не ты, мы бы и не знали, − высказал удивление Василий.

− Ну вот, я вам пришла известить! – с угодливостью встрепенулась Анна.

− Уж больно она у нее мала, мазанка-то, и как только в ней разместилась всякая всячина? − усомнился Василий Ефимович.

− Вам бают! Всего навезено полным-полно! – уверяла Анна. – Я уж там была и кое к чему приценилась. Только вот, купить-то пока у меня не на что. Лавочка открылась, можно сказать у меня прямо под носом, да в нее не сходить, да ничего не купить, это порок для меня! – заискивающе лебезила Анна. – Ты, Василий Ефимович, не выручи ли меня трёшенкой денег? – в ноги брякнусь, весь век не забуду, отплачу!

– Кланятся в ноги, положим, не надо, это ни к чему, без кланянья выручу! – посулил Василий Анне денег и открыл свой заветный сундучок с деньгами. Он вынул оттуда, трехрублевую зеленую бумажку и хрустя ею меж пальцев улыбаясь подал ее Анне.

– Вот спасибо, вот спасибо за выручку, – смеясь и кланяясь всем станом затараторила Анна. – Теперь я пойду и накуплю чего моя душа желает.

Место где стоит Грунькина мазанка ходовое – на перекрестке двух улиц. К этому месту примыкают три многолюдные улицы: Главная, Слобода и Кужадониха. По замыслу Крисламовых, это ходовое место будет способствовать их бойкой торговле и много принесет дохода и барыша. По улицам села, круглый год, продавали с возов всякие товары: горшки-крынки, гребни-бёрда. То и знай, горланили: «Ведра починить!», «бабье делай трепье!», «Телят палых, кошек собак, нет ли!» Ходили коновалы. Дегтярники орали: «Дегтю! Дегтю!», другие: «Луку, Вишни, Яблоков!», «Масла, Патоки, Свиней, рыбы, воблы!» Насмотрелись на это Крисламовы и решили заняться торговлей, местными товарами. Не смотря на малые размеры мазанки, товару к открытию было завезено действительно много. На изготовленных полках были размещены: белый хлеб (каравай руками сожмешь, а он снова, как пружина выпрямится), конфетки, пряники, семечки, орехи, рыба и отменная колбаса. За прилавком торговал Алексей, а брат его Иван занимался вопросами доставки товаров. На крыше мазанки виднелась, невзрачная небольших размеров вывеска: «Бакалейная лавка М. Ф. Крисламова».

Во второй день Рождества, в день начала святок, Санька Савельев тоже посетил вновь открывшуюся лавку. Он попросил Алексея, взвесить ему для пробы колбасы пятьдесят грамм.

– Эх много! – удивились люди стоявшие в лавке и смотрели пока не покупая, прицениваясь, приглядывались к товару. – Разве, ты сэстолько то сразу съешь?

А когда увидели, что продавец подает Саньке совсем небольшой кусочек колбасы, все снова пришли в удивление. – Эх, маленький кусочек-то! А я думал, пятьдесят грамм целая кокурка! Таких-то кусочков, я с десяток съем и не помянится! – высказался в счет Санькиной покупки, присутствующий тут Мишка Жирный Терехин и выказав этим свой аппетит (незаурядный).

Давно Санька Савельев, намеривался себе гармонь приобрести. В этот день он сходил в Верижки и там за сходную цену (за 16 руб.) у мастера по починке гармоней Ваяки, купил гармонь четырехпланку. Сразу же, он принялся разучивать играть песни. Больше всего ему задавалась песня «Златые горы».

– Где это ты, такую диковинку поддеконил? – спросил его сосед Серега Федотов.

– В Веригино сходил, там и приобрел! – ответил ему Санька. – Уже на святки, к девкам, в кельи пойдем с ней! Играть, забавлять музыкой девок будем! – восторженно пообещал Санька.

Вечером придя в келью, к девкам, Санька долго продувал свою гармонь оберегая ее от быстрого перехода температуры от уличного холода к избному теплу.

– Сань, а ты сыграй нам чего-нибудь на гармошке-то! – первой из девок, обратилась с просьбой Наташка Статинкова.

– От холода, руки, что-то, не маячут, а гармонь сама не гармонирует! – с присущим, гармонистам, зазнайством, ответил ей Санька, продолжал, нарочисто долго продувать гармонь, выжидая когда его, сыграть, попросят вторично.

– А чего вам сыграть-то? – наконец спросил Санька, закончив продувку гармони.

– Ну хотя-бы «Златые горы». И он начал играть.

– Саньк! – дай-ка гармонь-то, я вальс девкам-то сыграю, – попросил у Саньки товарищ Андрей Садов, видя, что Санька еще плохо научился играть. Андрюшка умело лавируя гармонью начал играть вальс «Дунайские волны».

– Как плохо нот негде достать, а то бы я, по нотам-то, быстро играть выучился! – прогудел над ухом Андрея Санька.

– А я, вот, совсем не понимаю, в этих нотах, и совсем не знаю. Что есть там за до-ре-ми-фи-лья, – в тон этого замысловатого изреченья перебористо игранул на гармони Андрей, – а вот играть, на гармони, как видишь без нот научился!

– Талант! Его за деньги не купишь! – с завистью отозвался Санька, принимая с плеча Андрея ремень гармони, и снова наигрывая «Златые горы».

Издревле так повелось, что на святках молодежь вольно себя ведут: девки поют песни – припевают женихов, любезничают и пользуясь отсутствием глаз взрослых целуются с женихами. Пары же, на святках, особенно развязано себя ведут: здесь полый разгул вольности, фольклора, фокусов, вообще анархия; кто во что горазд. Санька Шеварушка, оказался ни только развязанным озорником, но он оказался большим забавником и фокусником. К удивлению всех присутствующих, он в келье к полу приморозил чугун, который, такой силач, как Мишка Жирный, и то не смог отодрать от пола. Санька при помощи ножа и лучинки, подвесил к столу ведро с водой; завязал узел на ремне; развязал замысловато узелок на веревочке; напускал «гусей» в рукав, простовато-недогадливому парню Ваньке.

А под конец показа своего искусства, Санька затеял драку. Дело в том, что Санька и Колька, ухлыстывая за одной девкой оказались соперниками из-за нее, тороча ее себе в невесты. Поэтому -то, Санька подойдя вплотную к Кольке вызывающе, тронул его пальцем по носу. Колька, не отреагировав на этот вызов промолчал, продолжая спокойно сидеть на месте. Саньке не унялось: он вторично подошел к Кольке и ладонью дерзко хлопнул его по щеке, нахально проговорив при этом: «А ты, субъект, как сюда попал!». Колька снова терпеливо промолчал, но предупредительно заметил: «Я думаю, третьего удара не последует». Эти слова на Саньку подействовали отрезвляюще, он в Кольке почувствовал сильного и непокорного врага. Пока, Санька, встав с табуретки, перебранивался с Колькой, кто-то убрал из-под него табуретку. Санька пятясь назад хотел снова сесть, но сиденье-то убрано и он раскоряченно грохнулся на пол. В келье грянул взрыв веселого смеха, который не в меру обозлил Саньку. Раздраженный этим, Санька силком втолкнул соперника Кольку на улицу, на ходу подсучивая рукава, готовя руки к драке.

– Саньк, смотри, так и знай, тебе несдобровать! Отуськает тебя Колька! – предупредительно унимали распетушившегося Саньку. Выйдя на улицу, они подрались, взаимно помяв и испятнав друг друга. Особенно, досталось Саньке – его бока оказались в синяках, а лицо в багровых подтеках. Санька затаив злобу, решил отомстить Кольке при подходящем моменте, не в зависимости от давности.