Читать книгу 25 декабря - Иван Вольнов - Страница 4
3
Оглавление– Тебе удалось раздобыть копию?
– Естественно.
– Ну так что там?
– Как бы тебе это получше передать…
– Ну не тяни кота за…
– Я видел его работу. Док был прав – она не философская.
– Ну значит всё сходится? Наши предположения оправдались?
– Не совсем.
– Да ладно тебе. Нельзя же быть настолько скрупулезным. Он тоже человек: ну проболтался (или описался). Не знаю, как правильно. Маскировал, маскировал, да не замаскировал. Нас же четверо, а он один.
– Ты не понимаешь. С этой работой что-то не так. Она слишком позитивная. Слишком жизнерадостная.
– Биполярка?
– Нет. Он пишет произведения такого рода, но не из этой серии. Даже в самых добрых и простодушных вещах всегда найдётся местечко для «смерти», «безысходности», «негативизма», «хтони». Даже в самом экзальтированном! Он не умеет писать по-другому.
– Ну может научился… столько лет прошло. Делов-то, писал все время про А, а тут выдал про Б. Он же такой непостоянный…
– Клиническая картина именно для этого и существует. Все его движения в сторону, все прорывы, неожиданные повороты – уже входят в нашу систему координат. Как НДС входит в итоговую стоимость. Как те 5–10 % сверху, что закладывают в цену, опасаясь воровства. Как излишки, проговариваемые перед утверждением бюджета. Мы об этом знаем. Но здесь иная ситуация.
– Так в чём же она «иная»?
– Это может показаться глупым, но мне кажется, оно не законченное. Или связующее с чем-то ещё.
– Про незаконченное не верю. Он такие всегда удаляет. А вот связующее… занятно. И с чем же, и что конкретно оно связует?
– Я не знаю. Других работ нет.
– Мы в тупике?
– Отчасти. Но шансы всё ещё есть. Время не на его стороне.
– Думаешь, он успеет написать что-то ещё?
– Вот это уже в его стиле. Не удивлюсь, если в самый последний момент так и выйдет.
– А мы успеем с ним ознакомиться?
– Да откуда я знаю! Ну допустим нет, дальше-то что?
– Мы не сможем повлиять на ход событий. Встреча состоится и снова отбросит нас на целый год.
– Что ты предлагаешь сделать?
– Да что угодно. Он же обожает символы, знаки, знамения. Ну давай подкинем ему новых дурных снов, поставим скорую у его подъезда, подтасуем вкладки в Яндексе. Запустим паранойю, так сказать.
– Не сработает. Раньше ещё могло, но сейчас… он сам придумывает себе знаки, сам выбирает в какие сны верить, а на какие не обращать внимание. У него новые правила игры.
– Да чёрт подери! Как же он достал. Почему нельзя просто вернуться в тот день, отмотать на шесть лет назад и отменить их встречу! Помешать ей! Хоть гриппом заразить, ей Богу. Ну что за клоунада!?
– Ты говоришь разумную вещь, но вот проблема – без этой встречи, не будет ничего. Вообще ничего.
– В каком это смысле?
– В самом прямом. Все проблемы начались с того дня – это факт. Они прогрессировали, наслаивались на другие, прорывались из ниоткуда и портили нам все карты. Да, это правда. Но ведь помимо них, были и положительные стороны – он начал писать. Очень много писать. Он начал думать. И не как до этого, а по-настоящему. Упорно и настойчиво. Ежечасно, ежесекундно. «Продуктивно» думать. А все великие творения, научные изыскания, новые модели восприятия окружающего мира произрастают именно из мысли. Из первичного импульса. Тебе ли не знать?
– Я понимаю о чём ты. Даже поддерживаю. Но ведь мы же не можем вечно наблюдать одну и ту же картину из года в год, сидеть сложа руки и ничего не делать. Не знаю как ты, но я лично уже на грани.
– Ты на грани – не потому что ты это «случайно» почувствовал, а потому что он установил для тебя такую грань. Если мне не изменяет память, по договору мы имеем право доводить его до ручки, и сами можем потихонечку сходить с ума. Но мы не сможем пробить барьер его подсознания. Это не в нашей компетенции. Мы же, как простуда, как прыщ, как герпес. Мы можем донимать, но всегда должны уходить в своё время. И затем возвращаться…
– Сколько ещё мы будем возвращаться?
– Пока он жив.
Дверь кабинета была не заперта. Доктор собирал свои вещи, что-то бурчал себе под нос, как вдруг…
– Слушай, док, у меня вопрос по поводу последнего произведения…
– Которого из?
– В смысле которого? Ну последнего, естественно.
– Того, что я вам прислал?
– А ты от нас что-то утаил?
– Ни в коем случае. Но как бы сказать поделикатнее…
– Не говори, что он написал новое!
– В точку. Ещё какое!
– Тоже радостное? Веселее предыдущего?
– Нет. Мрачное. В своём духе.
– Ну Слава Богу. Значит это была ложная тревога?
– Как знать, как знать…
– Ну не томи же! Что у тебя на уме?
– Произведение слишком конкретное, слишком понятное. Я бы даже сказал – прямолинейное. Он буквально написал «Письмо к женщине»[3].
– Да уж. Ну хоть в своей стилистике? Много образов приплёл на сей раз?
– Увы. Адресат только один.
– В смысле адресат?
– Ну додумай: если «Письмо к женщине», соответственно, его доставляют адресату. Какой-то конкретной женщине.
– Теперь понял. Ну имя там не фигурирует, я уверен. И вряд ли какие-то внешние характеристики. Хотя вот интересно – почему он никогда не детализирует людей? Разве ему не хватает воображения?
– Хватает. Но для него это ничего не значит. Они могут быть разные: и высокие, и низкие, и худые, и полные, и блондинки, и брюнетки. У него не существует «определённого» типажа. Как и представления о таковом.
– На что же он обращает внимание?
– Мимика, жесты, движения. Он их фиксирует, как кобра.
– Странно. Та девушка, которой (естественно) он посвятил своё новое произведение, не обладает внушительным набором широких жестов и резких движений. В чём секрет?
– Движения не должны быть резкими, или, как ты выразился, «широкими». Они должны быть конкретными.
– И какие же, конкретно, движения его интересуют?
– Движения защиты.
– То есть…
– Закрытая поза, ладонь прикрывает лицо, человек шарахается от прикосновений, опущенные плечи, редкое моргание. Общая слабость, одним словом.
– И зачем же ему такой «батальон» из слабаков?
– Ты не представляешь, что может скрываться за этой слабостью. Ты и вообразить себе не можешь, на что способен человек, который с виду, как пушинка на одуванчике – дунешь и улетит. Такие люди способны на невероятную жестокость, немыслимую, нелогичную, нерациональную. Ты даже не поверишь в это, пока не столкнёшься.
– Ты подразумеваешь, что они способны на убийство?
– Возможно. Но дело не в этом. Эти люди, прикрываясь общей «слабостью» и безоружностью, проворачивают делишки почище нашего пациента. Очень редко. Зато как эффектно. Как взрыв атомной бомбы.
– А ему-то какой прикуп от таких людей?
– Он этого не знал, пока сам не столкнулся и не поверил. Но затем… что-то там сломалось внутри. Появилась неуверенность, осторожность, брезгливость, паранойя. Ты вообще обращал внимание, как он быстро говорит? Как он машет руками? Как он дергается, как он весь трясётся? Как будто его чем-то накачали. Он всегда в защитной позе, он всегда наготове. Руки впереди он держит автоматически, не осмысленно. Его подсознание ждёт нападения, и он всегда к нему готов. Даже слишком готов.
– Похоже на психологическую травму.
– Это она и есть. Не самая уникальная, не самая из ряда вон выходящая. Хоть в чём-то он не новатор.
– Если его движения резкие, а ищет он медленных и неуверенных – он тем самым сохраняет баланс (хах)?
– Нет. Ему просто нравится взрывной потенциал внутри таких людей. Особенно когда они этого не знают, а он уже прекрасно осведомлён. Опасность, в его понимании, не должна носить пистолет или отращивать клыки. Опасность кроется внутри самых бытовых, самых безобидных вещей.
– Я знаю, я много раз интересовался… и не только у тебя. Но всё же. Что случилось шесть лет тому назад? Почему это происходит? Зачем всё это нужно?
– Игра должна быть закончена. Он одержим ей. Беда не в том: проиграл он или выиграл. Он просто ее не закончил.
– Но ведь годы идут. У него столько этих игр. По одной на каждый день недели, а то и по три. Зачем ему отыгрывать, выигрывать, проигрывать (не важно) в одной конкретной! Какой в этом практический смысл?
– Закончив игру, он наконец-то освободится. Всё закончится. Как для него… так и для нас.
– Мы исчезнем?
– Безусловно.
– А он?
– Скорее всего. Но не могу давать каких-то точных прогнозов, я не экстрасенс. Игра – цель всей его жизни, остальное не имеет такого фундаментального значения и магического свойства. Когда игра заканчивается – на мониторе появляется надпись «The end”. И компьютер выключают.
* * *
Из архивов, датируемых 23.12.2022:
«Прошли уже веселые года,
Ушло лет шесть, а может целых десять,
Я столького не смог тебе сказать,
Попробую исправиться я в песне.
Безумием хотелось бы назвать,
Всё то, что с нами было уже после,
Мне часто вспоминаются слова,
Про календарь, про третье и про осень.
Конечно, ничего я не достиг,
Ну так… скорее как-то, где-то, с чем то,
На всё у этой жизни есть мотив,
Вокруг же нас не кружится планета.
Конечно, мне печально, нету слов,
За каждое мгновение разлуки,
Хотя я был занятный голослов,
Но что теперь… теперь умою руки.
И буду честен – я, конечно, смертный,
И время неподвластно, даже мне,
Вокруг меня не крутится планета,
Да я её крутить то не хотел.
Я знаю, ты всегда в убойном ритме,
Поймать тебя не выйдет у кулис,
Спасибо, что снималась в моем фильме,
Среди достойных, выбранных актрис.
Я знаю, что любовь твоя не та,
Тебя переиначить невозможно,
Мне жаль, что ничего ты не смогла,
Но ведь и я… и я, конечно, тоже.
Я знаю, ты не вспомнишь, не придёшь,
И даже не поздравишь с Днём рождения,
Тебя любить, мне было невтерпёж,
И знаешь, я об этом не жалею.
Твоя любовь другая… и не та,
Но в этом мы немножечко похожи,
На ветер разбросала ты слова,
Но ведь и я… и я, конечно, тоже.
Прошло шесть лет. А может, было десять,
Прошли века и целая эпоха,
Мне жаль, что эти годы мы не вместе,
А кем в итоге станешь… стану Богом.
Я много натворил, набезобразил,
Хотя, ты переплюнула с лихвой,
Среди моих немыслимых ненастий,
Мне жаль, что не делю я их с тобой.
Мне жаль, что наша радость, не совместна,
Ведь мы не совместимы, хоть убей,
Но я любил. И искренне, и честно,
И здесь ошибки не было моей.
Я помню день. И снова он подходит,
Но он достоин моего календаря,
Мы встретились и вышла наша повесть,
На двадцать пятый день от декабря».
3
Произведение С.А. Есенина