Читать книгу Милик в России. Хроники Милика из Силирии - Ия Карповская - Страница 6

…Когда я очнулся, была уже ночь.

И кашляя, я приподнялся.

Мы оказались в старом доме.

Аж в полусгнившем. Где обвалилась крыша.

На улице лил дождь. Я до костей промок,

Но еле встал, и обнаружил:

Крылья и усики исчезли. Их больше нет снаружи.

Еще все мучила та боль…

Чудовищная боль…

И, кулаком стерев с уст кровь,

Я огляделся. Где я вообще?

Куда меня Дверь занесла? И всех нас?

В Россию? Во времена княгини Ольги?

Похоже, нет. Но на стене

Был текст на русском языке.

Я понял: мы попали верно. В Россию.

Куда? В Москву. Из окон виден Кремль.

Да, это так. Вот так Портал!

Мне стало жутко. Это деревня, а не город!

Просто кошмар.

Красная Площадь… Рядом лес.

Сверкнула молния.

И как тут жить?!

А невозможно! И как же русские живут?

Не понимаю…

Еще и волки возле дома бродят…

Был слышен крик… Нет, визг.

Крестьяне проходили мимо, свинью тащили на веревке.

Они не заходили в дом.

Где тишина была до нас.

Дом брошен. Это хорошо.

Никто тогда не заподозрит нас.

И даже мухи не жужжали

В такую пору. А если были,

То удивились – наверное тут вспышка была,

Когда нас выкинуло вон

В эту реальность.

И скучно здесь…

Очнулись и мои друзья, родня она…

Я был одет как иностранец.

Наверное, почти как немец.

По дому я прошелся, осмотрелся.

И поражался… Седая древность…

Нечего сказать!

Как оказалось, я мог светиться. Как Митиней.

Даже в России, в другом Мире.

Как только я подумал так – в дом пятеро

Крестьян ворвалось.

Остановились, нас увидев.

«Вы кто такие»?

«Мы жильцы»!

«Да нет же! Никто здесь не живет три года».

«Да разве? Мы здесь есть, от непогоды

Укрылись здесь, и было так всегда».

Переглянулись гости наши.

Спросили имена. Зачем – то.

А Осмий тут же и сказал

Все наши имена, добавив и фамилии туда.

Так стал я «Милик – Стюарт».

Ходил с ней я до двадцатого века, плюс лет

Двенадцать плюсанул. Об этом позже.

Что со мной будет?

«Откуда вы взялись, вы немцы!

Вас не было здесь никогда.

С небес свалились, правда же?

Тут молния в сей дом попала,

И вот вы здесь, – но почему?

Но да, на вас не наше платье,

Не русское. Чужое, незнакомое.

И что теперь, вы в храмы не ходили?

Литовцы, крестоносцы… иль

Шушара тут молодая не желает

Челом бить»…

«К царю Петру их»! – крикнул кто – то,

Опустив вилы.

А вилы – это зря…

Я ощутил от этих слов ком в горле.

Царь Петр? Но я же Император!

Потом собрался и подумал: я тут никто,

И даже не правитель…

В том нулевом году в веку восемнадцатом

Жил Петр Первый и не в Петербурге.

В Москве, в Кремле. Романов.

Он ненавидел град – столицу.

Я также на терпел Москву.

Вернемся к тому домишке, где мы были.

Люди ушли, а вместо них

Царские слуги появились.

И приказ дали идти за ними.

Они меня и повели, аж под конвоем,

К своему царю. Я еле шел…

Моя спина страшно болела.

Но я терпел, а кровь текла,

Следы кровавые остались…

И на ступенях Кремля они сияли

Огнем холодным… Огнем болевым.

И голову тут понурив, я к трону подошел,

Встал на колени.

Не смел и на царя взглянуть.

И речь услышал в тот же миг:

«Вот этот отрок оказался

В гнилой избе в сию грозу,

Как с облаков свалился,

Еще и говорит, что жил давно там.

Царь – Государь, ты пореши,

Как быть с мальчишкой».

Сказал мне Петр:

«Кто таков»?

«Я иностранец»… – я шепнул,

Терпя чудовищную боль

От своих крыльев.

«Красив ты, щеголь. Сколько лет»?

«Мне тридцать пять». «Юнец еще ты,

Но мужчина».

«Царь – Государь, что это за страна»?

«Это Русь наша. Ты здесь впервые»? —

Спросил Петр. Я кивнул.

А сам подумал: «Добрался, куда надо».

«Какой же год сейчас стоит»?

«Ну тысяча семисотый».

«Ах, Государь. Вели сказать:

Со мной друзья мои. Я должен после

К ним вернуться».

«Ну хорошо, иди. Бояре! Отрока увести отсюда»!

«Ну как»? – спросил меня по возвращенью Осмий.

«Спросил меня царь Петр Первый,

Кто я. Сказал, что просто иностранец.

Сказал, что мне лет тридцать пять.

Мне сорок. Только очень юн.

Но люди долго не живут. Им если сорок,

Уже старость, или как…

Но не расстраиваюсь я. Я силириец.

И не сдамся. Мы будем здесь прекрасно жить.

Ведь мы красивы и бессмертны. А их не станет», —

Ударили так по рукам и все решили.

А после я узнал, что не могу почти ходить.

Добился Осмий, чтоб нам избу дал царь,

Для проживания в стране.

И все налаживалось скоро.

Мы стали жить в простой деревне.

Ходили в иностранном платье.

А я был счастлив, – нас никто не знал!

Все это стало очень мило.

С печи я не вставал аж дней пятнадцать.

Спина болела. Крылья все мешали.

Потом я выздоровел и обнаружил,

Что дышится с трудом теперь.

Так было каждый миг. Привык.

И не кричал.

А развлечений было много.

Я мог садиться на коня,

Его пришпорить, а потом

Под громкий августовский гром

И под сияние Луны умчаться в лес,

И позабыть про боль, про страх.

Под звук копыт я пел.

Я пел, и пение мое преображало сразу все:

Зашелестели листья, и

Дышали сонные цветы,

Шмели летали, ну а я,

Наслаждаясь, и не зря,

Все мчался к солнцу, и тогда,

Как было с моим конем всегда,

Домой он в мыле прибегал,

Он горячо, тяжко дышал,

И я ухаживал за ним.

А конь был черным, как смола.

Он через рвы меня носил,

Я счастлив и безумен был.

В деревне полз слух, что в лесу,

Сбивая хладную росу, гуляет юноша.

И так поет, что замирает все.

На неизвестном языке…

Который непонят вообще

В этой стране и Мире.

Слова все эти про меня.

Во мне был жар.

К деревне скоро я привык,

От скучной жизни же отвык.

И так мне было хорошо…

В России счастье я нашел.

А как же я туда пришел…

Да… с болью, с криком, но потом

Россия стала мне как дом.