Читать книгу Сосны - Ж Ж - Страница 4

Глава вторая

Оглавление

Пропавший мальчик.

Утром первого дня лета, когда Эван проснулся, Алексис ещё спала. Он украдкой подошёл к её спальне и слегка приоткрыл дверь, проверяя, на месте ли она. Ал была похожа на лесную нимфу. Её красивые волнистые каштановые волосы раскинулись по подушке. Образ завершала пушистая белая пижама, которую Эван почему-то считал смешной.

И Зачем я опять встал в такую рань? – подумал он, принимая горячий душ. На каникулах полагалось валяться до самого обеда. Он широко зевнул, размышляя, чем займётся. Спать совершенно не хотелось, к тому же, надо чем-то себя занять до того, как проснётся Ал.

Он позавтракал новыми хлопьями и решил прогуляться по лесу, который придавал ему сил. Выйдя из дома, он обнаружил, что город окутан небольшим туманом. Но даже сквозь него вдали проглядывался чёрный дым с завода.

Тем не менее, Эван всё равно отправился на прогулку, зная, что он не заблудится в лесу даже при шторме. Он уже довольно хорошо изучил каждую тропинку, и в случае чего, знал, как выйти. Если бы на его месте был бы Кристиан, он точно бы заблудился и разревелся. Подумав об этом, Эван хихикнул.

Сразу за их домом начинался небольшой подъём в гору, а оттуда на опушку. Лес, сейчас окутанный туманом, казался мальчику совершенно магическим. Он тут же вспомнил, как в детстве воображал себя Люком из комиксов и представлял, что сражается с Империей, а лес – это планета Эндор. Теперь он немного повзрослел, но фантазия всё ещё бурлила в нём. Внезапно кто-то на стареньком зелёном велосипеде перегородил ему дорогу.

– Мэл!

Эван чуть ли не подпрыгнул от неожиданности, которая тут же сменилась необычайной радостью!

– Решил отправиться в лес и не предупредил меня! – насмешливо поинтересовалась она.

Мэл отчего-то тоже проснулась рано. Она была в розовых штанах-капри и джинсовке. Утром всегда было прохладнее. За её спиной Эван увидел знакомый рюкзачок. Наверняка, там лежит записная книжка – подумал он.

– Не думал, что ты встанешь в такую рань – попытался оправдаться парень.

– Не спалось… – бросила она.

Эван подумал, что у неё наверняка опять проблемы с матерью. Бобби любила дочь, но отличалась строгим и вспыльчивым характером. Она постоянно «пилила» Мэл за то, что та дружит с ним, боясь, что их за это накажут. Но они всегда были осторожными и играли, в основном, в лесу, куда мало кто ходил. Правда однажды они помогли скрыться одной из собак. Дело в том, что в Пайнсвилле этих животных отчего-то усыпляли. Мэр, а по совместительству и бабушка Эвана, издала указ о том, что бродячие собаки крайне опасны. Так появилась организация по их отлову и усыплению, которой заправляла Харпер Янг – крайне опасная женщина. Это была слегка полноватая блондинка с таким злым и холодным лицом, что Эван предпочитал держаться от неё подальше. Однажды они увидели бездомную собаку, слонявшуюся, как им показалось, в страхе по лесу. Эван и Мэл с осторожностью подошли к животному, но она сама полезла к ним ластиться! Они погладили её и показали уже знакомый им подкоп, под которым благодарная собака пролезла, напоследок лизнув Мэл в щёку. Она тут же побежала среди сосен искать лучшую жизнь.

Тогда им казалось, что они совершили свой первый героический поступок. Эван помнил, как первый раз увидел Мэл в магазине – маленькая смуглая девочка со светло-каштановыми волосами. Она была в розовой кофточке с мишкой и держалась возле Бобби, вцепившись матери в рукав. Тогда он не думал, что они подружатся, к тому же первый раз Эван видел девчонку так близко. Мэл подошла к нему посмотреть рисунки, и, смотря в пол и шаркая маленькой ножкой, спросила что он делает. Он точно также, стесняясь, показал ей их и рассказал про джедаев и про злую Империю. Девочка так заинтересовалась, что достала маленькую записную книжку, и принялась записывать часть услышанного. Когда Эван спросил её, что она делает, та с гордостью сказала, что ведёт собственный журнал, куда записывает все свои мысли и наблюдения, продемонстрировав ему часть записей. После этого, они подружились и к концу дня легко нашли общий язык, к ужасу Бобби и к изумлению Алексис. В прочем, Ал скоро смирилась с их дружбой (чего не скажешь о Бобби) и посоветовала им особо не высовываться.

Дело в том, что девочкам и мальчикам запрещалось дружить. По мнению мэра города, это вело к распущенности. Именно поэтому они учились, гуляли и дружили раздельно. Когда наступала пора замужеств, обычно знакомые между собой семьи договаривались друг с другом, и, естественно, получали разрешение на свадьбу у мэра.

К примеру, если юноша помогал отцу механику, то он не мог взять в жёны девушку, чьи родители, к примеру, работали на более высоких должностях. Даже если они оба друг другу нравились. Алексис считала такое положение дел просто возмутительным, и всегда плевалась, когда речь заходила про этот праздник. Эван с ней охотно соглашался. Он уже давно понял, что без ведома его бабушки Кэрол в Пайнсвилле нельзя ступить и шагу.

Туман понемногу рассеялся, и друзья решили пойти другой дорогой, вдоль небольшого лесного озера, чтобы прогуляться. Они вышли к кромке воды, болтая о чём-то отвлечённом. Эван рассказывал ей про комиксы, а Мэл смеялась своим потрясающим задорным смехом, совсем как у Алексис. Когда они остановились, сев на берегу реки, Мэл стала рассматривать разные камушки, а Эван посмотрел в водную гладь: они с Ал были очень похожи. Он был темноволосый, веснушчатый и у него были её глаза – серо-зелёные, не такие пронзительно-яркие, как у Кэрол, или Виктории. Он поднял голову и посмотрел на Мэл, которая уже бросила камушки, и теперь точно также с любопытством разглядывала своё отражение. Она была очень красивой. У неё были кудрявые светло-каштановые волосы, которые она, в отличие от Бобби носила распущенными, отказываясь заплетать их в косички, и каре-зелёные глаза.

Внезапно она вздрогнула и вскочила.

– Что? – спросил он, не вставая, подумав, что Мэл опять наткнулась на улитку, которых до смерти боялась.

Но она показала куда-то рукой.

Эван поднялся на ноги и заметил странную вещь. На противоположном берегу стояла уже знакомая ему чёрная церковь. Алексис запрещала ему даже близко подходить к ней. И Эван вполне себе с ней соглашался, у него не было ни малейшего желания исследовать её. К тому же, несколько мальчишек из старшей школы ходили к ней (по слухам, там жили привидения), но они пропали неизвестно куда. Его тётя Виктория сказала, что они просто сбежали из города, но Эван чувствовал, что это не так. У него было очень хорошее зрение, как и у Мэл, поэтому среди наполовину рассеявшегося тумана, они увидели чёрный силуэт, отделившийся от церкви.

– Что это? – со страхом прошептала Мэл.

– Не знаю. Пойдём отсюда. – ответил ей Эван.

Первый раз в жизни ему стало настолько жутко, что подкосились ноги. Они, стараясь не шуметь, отошли вместе с велосипедом за деревья, чтобы скрыться в их тени, затем, быстрым шагом пошли к выходу из леса, стараясь даже не разговаривать. Когда за деревьями показались дома, Эван спросил:

– Тебя проводить?

Мэл отрицательно покачала головой и показала на старый велосипед.

– Я доеду быстрее.

– Будь осторожнее – попросил он, всё ещё дрожа, но голос его был уверенным. Эван не хотел показать Мэл, что боится.

Она кивнула и поехала к дому. У неё был такой шок, что она даже забыла записать в тетрадку происходящее, и сделала это только вечером.

Когда Эван подошёл к дому, то увидел в окне кухни копошащийся силуэт. Страх тут же сняло, как рукой. Он обрадовался и буквально взлетел по ступенькам, чтобы скорее увидеть Ал.

– Привеееет – весело сказала Алексис, но голос её ещё был сонным. Она стояла на кухне в джинсах и джемпере, и заваривала себе кофе.

– Ты чего так долго вчера? – возмутился он.

– Пришлось попотеть с доставкой – ответила она. Ты будешь кофе?

Эван отказался, сообщив, что уже позавтракал. Ал взглянула на часы. Время было 8 утра.

– Я снова опаздываю – спохватилась она, жуя гренки, которые приготовила. Эван, глядя, как она с аппетитом ест их, тоже взял себе одну. Желудок вдруг заурчал после пережитого страха.

– Но ведь у тебя уважительная причина – возразил Эван. – Ты до ночи разбирала товар.

– Ты думаешь мисс Гриффин это интересует?

Эван ничего не ответил. Он один раз видел мисс Гриффин и понимал, что спорить бесполезно.

– Как проведёшь первый день каникул? – спросила она, пережёвывая гренку. Алексис действительно торопилась. Она жевала, застёгивая пальто.

– Знаешь что, приходи в обед ко мне в магазин. Мы с тобой зайдём в кафе, поедим, поболтаем, отметим первый день каникул – предложила она, заговорщицки подмигивая.

Эван кивнул.

– Конечно.

Она просияла.

– Ну всё, я побежала. Этот чёртов автобус наверняка снова опоздает.

Эван подставил щёку, чтобы она поцеловала его, помахал ей напоследок и закрыл дверь. Надо было ещё раз всё обдумать.


Мэл добралась до дома, и оставив велосипед, вошла. Бобби уже собиралась на работу. Она стояла в кофте и в джинсах-клёш, и уже подплела с утра волосы в мелкие косички. Сколько Мэл её помнила, Бобби никогда не распускала слишком вьющиеся волосы.

– Где ты была так рано? – с упрёком спросила она.

– Так, каталась по окрестностям – стараясь не смотреть на неё, ответила ей Мэл.

Бобби принялась надевать кроссовки.

– Ну-ну – она явно ей не поверила.

– Опять гуляла с этим парнем.

Мэл пожала плечами.

– Не вижу в этом ничего такого.

Бобби закончила шнуровать кроссовки.

– Мэл, детка, сколько раз тебе повторять, это запрещено!

– Кем? – не понимала та. – Он мой лучший и единственный друг, я же не виновата, что все девчонки в школе странные.

Кстати, с его кузеном Кристианом Мэл виделась пару раз, но тот, похоже, не очень-то горел желанием с ней общаться. И Мэл его не винила. Она прекрасно понимала, да и была наслышана от Эвана, что Кристиан – закоренелый любитель придерживаться установленных правил.

А ведь действительно, в той школе, куда она ходила девочки, оставляли желать лучшего. Они, как и, наверное, остальные мальчики, были замкнутыми и не очень-то приветливыми. Когда Мэл пришла в школу, там ещё училась Ромильда, старшая сестра Кристиана. Она, как и остальные девчонки, боялась попадаться той на глаза, поскольку именно она издевалась и унижала большинство девочек, непохожих на неё саму. Мэл тоже доставалось, так как она была немного смуглее, чем остальные девочки, чья кожа отливала белизной. И всё же Мэл повезло больше. Её просто обзывали. Некоторых девчонок макали лицом прямо в пюре. Поэтому, когда Ромильда закончила школу, все вздохнули с облегчением.

К тому же, все они относились к мальчикам с презрением и отвращением, особенно те, чьи бабушки держали частные магазины, или предприятия в городе. Мэл было не о чем с ними поговорить, поэтому школу она не любила. Большую часть времени она проводила, записывая в тетрадку свои мысли и наблюдения. Так, у неё появился собственный личный дневник, который она старательно прятала от Бобби под кроватью, куда мать никогда не заглядывала. Всякий раз перед школой у Мэл было самое паршивое настроение из всех возможных. Она, тяжело вздыхая, садилась в школьный автобус, развозивший девочек и мальчиков отдельно, каждых в свою маленькую школьную тюрьму.

Женская гимназия отличалась от мужской разве что стороной, на которой была расположена. Там было всё такое же серое, унылое, скучное и неказистое. И действительно, у девочек измеряли длину юбки, а также им полагалось ходить только в джемперах, никаких просвечивающих рубашек, за это могли выгнать из школы. На уроках литературы они разбирали ту же ерунду, что проходили мальчики.

– Ты хочешь лишиться роли в пьесе? – спросила Бобби.

– Это будет не такой большой потерей. Я же играю дерево – насмешливо возразила ей Мэл.

На лето, чтобы юные особы не шлялись без дела, их отправляли играть в театр. Роли в пьесе давали не всем. Руководитель театра мисс Эспен Уайт лично отбирала девочек на роли. В этом году Мэл училась прилежнее, чем в прошлом, поэтому учительница порекомендовала её. Поджав тонкие губы, накрашенные алой помадой, мисс Эспен Уайт взглянула на цвет кожи Мэл и сказала, что возьмёт её разве что на роль одного из волшебных деревьев по пьесе «Волшебница Изумрудного города».

– Всё равно в костюме не будет видно её целиком – сказала она, обращаясь к учительнице. Остальные девочки засмеялись.

Стоит сказать, что пьеса эта была о непослушном мальчишке Элле и его дикой собаке Тотошке, которых подхватил ураган и в наказание за непослушание унёс к доброй фее Бастинде – правительнице Изумрудного города (*читатели знают, что оригинал называется «Волшебник Изумрудного города» и он совсем о другом. Мне пришлось изменить сюжет для нашей истории).

Разумеется, Мэл такое положение вещей не устроило. Она собиралась отказаться от пьесы, если бы не Бобби, которая, похоже, страшно обрадовалась, что её дочь взяли в театр.

– Роль дерева тоже хорошая – сказала она дочери и практически под конвоем заставила Мэл играть в пьесе.


– Всё равно – сказала Бобби. – Помни, что к нам в этом городе относятся по-особому. Ты должна сыграть дерево так, чтобы я гордилась! – она ткнула указательным пальцем в дочь.

– А теперь мне надо на работу. Будь умницей.

Как только за Бобби закрылась дверь, Мэл вздохнула и потащилась наверх к себе в комнату. Утреннее происшествие выветрилось у неё из головы.

У них с матерью всегда были немного непростые отношения, благодаря тому, что Бобби пыталась соблюдать правила, а Мэл они казались сущим бредом, например, она даже не собиралась прекращать дружбу с Эваном. Из-за всего этого, они и ссорились. Отца у девочки не было с раннего детства, сколько она себя помнила. Бобби никогда не говорила о нём, но Мэл как-то залезла в её комод и нашла там чёрно-белую фотографию мужчины, похожего на себя. У них даже была одинаковая улыбка.

Куда делся её отец – навсегда было загадкой для Мэл. Повзрослев, она перестала спрашивать, но всё ещё украдкой залезала в комод и рассматривала фотографию. Однажды Бобби застала её за этим занятием, но не рассердилась как обычно, а, вздохнув, отдала ей фото. С тех пор, портрет отца занимал почётное место в коробочке ценных для Мэл вещей. Туда она прятала лесные находки, которые они откапывали с Эваном, и всякую милую девичьему сердцу дребедень. Туда теперь и отправился портрет её отца, и каждый раз, ложась спать, Мэл открывала коробку и подолгу смотрела на фотографию.


Гейл Фокс проснулась в больничной палате с тошнотворными жёлтыми стенами. Последнее, что она помнила, когда у неё случился припадок, и её увозили в больницу, Франсис был рядом с ней и держал её за руку. Подобное начало происходить с ней с 13 лет. Её бабка была ведуньей и могла предсказывать погоду (в те времена она ещё была нормальной), а также, что будет сегодня по телевизору (когда в телевизионной сетке ещё были хоть что-то, помимо культурных программ). Гейл же пошла дальше. Она чувствовала, чью-то смерть ещё будучи подростком. Впервые это началось в 12 лет, когда скончался от рака её любимый дядюшка Никки. Она знала это, потому что к ней явилось видение, как его хоронят в закрытом гробу (*у дядюшки Никки был рак мозга, и его внешность изменилась). На следующий день он скончался, а ещё через день были похороны. Гейл предвидела и кончину собственного мужа. Патрик был примерным семьянином и очень любил их маленького сынишку Франсиса. Его точно также забрал рак, только уже поджелудочной железы. Гейл рыдала, когда его впервые стошнило желчью, и в больнице сообщили, что опухоль достаточно больших размеров. К сожалению, она оказалась неоперабельной, и через несколько месяцев Патрик скончался. Она смогла увидеть опухоль слишком поздно, когда время мужа уже истекло. Но именно она, надеясь на спасение, заставила Патрика поехать в больницу, обследоваться. Тот отказывался, как и любой другой мужчина, утверждая, что с ним всё в порядке. Гейл выла от боли всю следующую неделю после похорон, отдав 6 летнего Франсиса на время к своей тётке. Она ненавидела этот дар, потому что считала его бесполезным. Если она предвидела скорую кончину, почему не могла предусмотреть и болезнь? После этого, она слегка тронулась умом, и ударилась в религию. К тому моменту, как Кэрол заняла пост мэра, единственную из двух церквей в городе снесли. А вторую, чёрную, все прочие жители обходили стороной. Никто не знал, как именно она появилась, и уж тем более сомневались, была ли это вообще церковь. Но Гейл это не остановило. И она, найдя в доме у тётки старую Библию, стала молиться вместе с ней, подключив и Франсиса к этому процессу. После смерти мужа, она не сошла с ума, как думал её сын, но произошедшее навсегда наложило на неё определенный отпечаток. Накануне вечером к ней снова пришло видение. Франсис застал её, вернувшись домой из школы. Гейл билась головой об стену и судорожно кричала. Он держал её за руку всё то время, пока врачи увозили её.

– Но где же он теперь? – подумала женщина, когда очнулась. Почему не пришёл навестить меня? Гейл резко села на кровати с дырявым старым матрасом. Часы, висящие на стене в палате показывали 9 утра. Она довольно долго спала из-за лекарства. У Франсиса начались каникулы и он уже должен быть здесь. Она вылезла из кровати и направилась в коридор, где располагался пост медсестры.

– Мэм, вернитесь в кровать – посоветовала ей худенькая женщина, увидев, как Гейл в одной больничной рубашке и совершенно босая, беспокойно направляется к ней.

– Мне нужно знать, где мой сын – возмутилась она. Её взгляд лихорадочно бегал.

– Он скоро придёт. Вернитесь, пожалуйста к себе в палату, доктор осмотрит вас – спокойно ответила медсестра. Она уже привыкла к подобного рода сумасшедшим, вроде Гейл.

Но та не собиралась сдаваться.

– Нет, вы не понимаете – она повысила голос. Он уже должен быть здесь.

– Тебе не нужна помощь, Келли? – спросила молодая доктор, подойдя к ним. Мужчины-врачи равнодушно шли мимо. Она проходила по коридору и увидела, как одна из пациенток в больничной рубашке что-то настойчиво требует от медсестры.

Келли вздохнула, собираясь ответить ей, но их прервала Гейл.

– Отвяжись – рявкнула она, не оборачиваясь.

Доктор побледнела. Она была молоденькой, совсем недавно работала в больнице и не привыкла к подобной грубости. Но всё же, она попыталась успокоить её.

– Мэм, кажется, вы нездоровы, вам следует пройти в палату.

– Не трогай меня – внезапно завизжала Гейл. – Мне нужен мой сын, он же умрёт – она забилась в истерике. Келли позвонила куда-то и через несколько минут к посту подошли 2 равнодушных ко всему санитара, ведя брыкающуюся и брызжущую слюной Гейл обратно в палату.

– Он умрёт, из-за всех вас он умрёт! – рыдала она.

Келли вздохнула. Она, в отличие от доктора, уже много лет работала в больнице, и привыкла к подобным выходкам.


Алексис пришла на работу одновременно с Бобби. Та тоже выглядела изрядно измотанной. Она не выспалась, к тому же у них с Мэл утром опять произошла небольшая стычка, и Бобби была в самом дурном расположении духа.

– Твой сын опять гуляет с моей дочерью! – она остановилась посреди магазина, уперев руки в боки, что придало ей – маленькой женщине довольно грозный вид.

– Они просто дети – возразила ей Алексис. Ей не хотелось в тысячный раз слушать упрёки в адрес Эвана, который не сделал ничего такого. Он ведь был просто мальчишкой.

– Нет, ты послушай – Бобби приблизилась к ней и привстала на носочки. Алексис была чуточку выше. – Он подвергает её опасности.

– Мэл тоже нравится с ним общаться. Они крайне осторожны.

Алексис, почувствовав, что Бобби сейчас вне себя, отошла на кассу, проигнорировав её. Напарница пошла за ней.

– А что если их увидят, если поймают? Представляешь, какой позор будет на весь город! – продолжала та.

Алексис, которая уже начала протирать кассовый аппарат и прилавок, ответила ей спокойным голосом:

– Позор в том, что им запрещают дружить. Они и правда очень любят друг друга. И ты это знаешь.

Бобби хотела ответить ей и снова начать возмущаться, но тут дверь открылась и в магазин заявилась мисс Гриффин собственной персоной. Она словно чуяла, что где-то происходит ссора. Вместе с ней зашли и первые покупатели. Бобби пришлось вернуться к своим обязанностям. Прежде, чем уйти, она повернулась к Алексис, показав на неё указательным пальцем:

– Потом договорим.

Но Алексис знала, что разговора, как такового, не будет. Бобби остывала также быстро, как заводилась. И также она знала, что Мэл и Эван будут и дальше проводить время друг с другом.


Виктория собиралась на работу и уже стояла у зеркала в тёмно-зелёной форме шерифа, которая очень шла к её глазам. Хотя ей самой было на это наплевать. Виктория никогда не считала себя красавицей, в отличие от своей младшей сестры Алексис. Её волосы мышиного цвета всегда были собраны в хвост.

Муж Виктории Карл планировал ехать в больницу в свой единственный выходной. Ему только что позвонили по телефону и доложили об особо буйной пациентке. Врачей было немного, и все, в основном, женщины. Карл всегда чувствовал себя белой вороной среди них, учитывая то, что его, как мужчину, презирали. Но сейчас им вдруг понадобилась его помощь. Он допивал утренний кофе. Дети ещё спали наверху.

– Что там произошло? – поинтересовалась Виктория.

– Ерунда, пациентка набросилась на санитаров, и одного укусила в щёку – спокойным тоном ответил Карл. Такие вещи, хоть и не были обыденностью, но встречались во врачебной практике. Даже в таком маленьком городе, как Пайнсвилл.

– Интересно, с чего это? – Виктория закончила поправлять форму.

Карл пожал плечами.

– Она не стояла в психиатрическом отделении на учёте, но, думаю, что случилось обострение. Он покрутил пальцем у виска.

Виктория подошла к мужу и помогла ему с галстуком. Они были вместе 19 лет. На второй год их отношений она забеременела Ромильдой, а спустя 5 лет на свет появился Кристиан. Они познакомились, когда она, будучи только стажёркой в офисе шерифа, притащила в больницу мужчину, чья нога угодила в медвежий капкан. Он, тогда ещё молодой доктор, вышел осматривать пациента. Карла поразило то, как эта, казалось бы, хрупкая девушка, дотащила на себе тяжёлого мужчину. Так они и впервые встретились, и с того дня не расставались. И даже последнее событие – потеря ребёнка при родах, не смогла разрушить их супружеское гнездо. Конечно, оно слегка подкосило их брак, но полностью не уничтожило, это точно. Карл какое-то время не мог прийти в себя после такого и часто стал пропадать на работе. А Виктория, в свою очередь, после нескольких дней безудержных рыданий, нашла утешение в своём сыне Кристиане, который был очень на них похож.

Никто не знал, почему так произошло. Во время беременности всё было нормально. Виктория должна была рожать в больнице, под присмотром лучших акушеров города (собственно говоря, их было всего трое). Однако за неделю до родов Кэрол буквально настояла (со скандалом и истериками), что дочери следует пожить у неё в поместье. И Виктории пришлось согласиться. Когда у неё отошли воды и она сказала об этом матери, та не повезла её в больницу, аргументируя тем, что они не успеют. Вместо этого она пригласила свою лучшую повитуху, чтобы провести роды дома. Виктория отключилась посреди процесса, а когда пришла в себя, мать с прискорбием на каменном лице сообщила, что ребёнок был мёртвый. Естественно, для неё и Карла эта новость стала ударом.

Но как бы то ни было, они отошли от этого. Прошло почти 7 лет с той истории. Они продолжали любить друг друга так крепко, как любили до этого. Карл старался не задерживаться на работе и всё оставшееся время они проводили вместе.

Когда муж, поцеловав её на прощание их особым поцелуем, уехал в больницу, Виктория отправилась в полицейский участок, даже не догадываясь, что там её уже ждали.


Ближе к обеду пришёл Эван и они с Алексис отправились в ближайшее кафе под названием «Смакуй». Эван всегда находил его очень смешным. В нём подавали не только различные блюда из моркови, вроде пирогов, или даже низкокалорийных десертов, но и вполне приемлемые горячие пирожки с картошкой, которые Эван очень любил. Именно их он и заказал сегодня. Алексис остановила свой выбор на морковном салате и запеканке из шпината. Эван поморщился, но ничего не стал говорить. В их городе активно продвигали идею здорового питания, но ему она не особо нравилась. Хотя, честно говоря, другого он и не ел, потому что не было.

Они немного поговорили о том, чем бы он хотел заняться в оставшиеся дни летних каникул. Эван рассказал ей об инциденте на вчерашнем уроке литературы у мисс Кливленд и удивился, когда Алексис сообщила, что бабушка даже не позвонила ей. Честно говоря, Ал была удивлена не меньше него самого. Кэрол активно вмешивалась в их жизнь.

– Что-то тут не так – подумала она. Внезапно её отвлекли от размышлений. В кафе ворвалась возбуждённая пожилая женщина в длинной шуршащей юбке.

– Линн… обратилась она к невысокой блондинке, принимавшей заказы. – Дай мне, пожалуйста, 2 куска морковного пирога с собой.

– Что-то случилось? – участливо поинтересовалась та.

Женщина огляделась и несколько тише зашептала. Однако Алексис и Эван, сидевшие неподалёку, слышали каждое её слово.

– Мой внучатый племяник Франсис пропал сегодня утром – сообщила она. – Он не берёт телефон, и дома никого нет. А Гейл стало плохо. Она лежит в больнице, кажется у неё произошёл… эээ… сердечный приступ – на последних словах она слегка запнулась и потупилась.

– Да ты что – ахнула Линн, кладя ей в пакет 2 больших куска морковного пирога. —

– Айяяй – покачала она головой. – Бедная Гейл. Может, он ушёл куда-нибудь с друзьями? – спросила она, передавая женщине пакет.

Аланна возмущённо посмотрела на неё.

– Разумеется, нет. Франсис очень послушный мальчик. Вчера он был с матерью в больнице до позднего вечера. Никто из соседей не видел, как он возвращался домой. Должно быть, они спали – задумалась она, но затем спохватилась и достала из потрёпанной сумочки кошелёк, расплачиваясь.

– Вот, держи, без сдачи.

Линн взяла деньги и положила их в кассу.

– Ты уже обращалась к шерифу?

– О Господи, ты же знаешь, что это бесполезно. Раньше была Дрю, которая итак ничего не делала. А теперь вместо неё эта новая Виктория. Я была у неё утром, она обещала разобраться. Но мне кажется, это бесполезно. С другими мальчиками было также.

– Что ты имеешь ввиду? – спросила Линн, придвинувшись к ней поближе. Эван уже с трудом улавливал слова.

– Я про остальных пропавших. В городе всё время кто-то исчезает.

Дальше Аллана Грин говорить не стала, она распрямилась и обвела с хищным видом кафе, убедившись, что их никто не подслушивает. Эван с Алексис тут же сделали вид, что целиком и полностью заняты обедом.

– Ладно, мне нужно к племяннице, она наотрез отказывается есть больничную еду – Аланна произнесла эти слова чуть громче, затем потрясла пакетом и вышла из магазина.

– Удачи – пожелала ей вслед Линн, пробормотав про себя: «Ну и дурдом тут творится».

Когда она вышла на кухню, Эван зашептал Алексис.

– Я ведь знаю Франсиса. Он учится со мной в одном классе. Никогда бы не поверил, что он мог уйти из дома. Он всегда казался мне таким спокойным.

– Всё бывает, милый – ответила Ал, стараясь не думать о том, что и Эван может вот так исчезнуть. При этой мысли у неё к горлу подкатывала тошнота.

– И всё же, я в это не верю – покачал головой Эван. Мне кажется, это как-то связано с той церковью.

Алексис тут же посмотрела на него.

– Ты что ходил к церкви? – взволнованно зашептала она.

– Нет, мам, успокойся – Эван накрыл её руку своей. – Мы с Мэл просто гуляли вдоль озера и увидели напротив неё какую-то странную женщину. Сначала мы думали, что нам показалось, но потом меня и Мэл сковал какой-то страх. Эта женщина, она была реальной.

Алексис испугалась. Она не знала, почему раз в год пропадают мальчишки, не знала и того, что творит её мать вместе с остальными. Но зато Алексис чувствовала, что у Чёрной Церкви была самая плохая энергетика. Подсознательно она понимала это, и ей вовсе не хотелось, чтобы Эван там гулял. К тому же, ещё эти пропавшие там старшеклассники…

– Может, нам действительно показалось. Там ведь был туман – попытался оправдаться он, сам не веря в собственные слова, но пытаясь, по крайней мере, успокоить Ал.?

– Ты можешь пообещать мне не ходить рядом с этой церковью, и тем более не подвергать себя и Мэл такому риску? — придя в себя, попросила она.

Эван закивал.

– Хорошо.

Он подумал, что в ближайшее время точно не сунется туда из-за того, что увидел. С другой стороны, ему было любопытно.

– Только не говори Бобби, что Мэл тоже там была, ладно? Она убьёт её.

Ал кивнула.

– Хорошо, если ты пообещаешь больше не ходить туда.

– Обещаю – с торжественным видом произнёс Эван.

Они доели и вышли из кафе. Он проводил Алексис до магазина, поцеловав на прощание и пообещав, что тут же пойдёт домой. На самом деле – подумал Эван. Неплохо было бы обсудить новости с кузеном – и он двинулся в ту сторону, где жил Кристиан.


После разговора с Алланой Грин, Виктория была не на шутку встревожена. Раз в год в Пансвилле пропадали юноши. Прежнему шерифу Дрю было, казалось, на это совершенно наплевать. И когда Виктория пыталась расследовать дело, Дрю находила тысячи отговорок и причин для того, чтобы не делать это.

– Вероятнее всего, ваш сын просто сбежал из дома – эту фразу прежний шериф чаще остальных говорила отчаявшимся родителям. Последний раз это была мама Патрика, тихого очкарика, который и мухи бы не обидел. Виктория знала его, поскольку тот был на 2 года старше её сына Кристиана. И уж точно не смог бы выкинуть такой фокус, как сбежать из дома, исчезнуть насовсем.

Она пыталась расследовать эти дела без ведома Дрю, но так ни к чему и не приходила. Словно кто-то водил её за нос, отводя взгляд от самого важного. Она ничем не могла помочь несчастным родителям, потому что мальчики словно растворялись в воздухе.

И это тоже было странным, поскольку трупов Виктория не находила. Ни одного за всё время исчезновений. И всё же у неё появилась зацепка. Два года назад пропали двое старшеклассников, зачем-то залезшие в чёрную церковь, которую большинство местных жителей обходили стороной. И хотя Виктория несколько раз обследовала все помещения внутри церкви, они ничего не находили. Однако глубоко внутри она была уверена, что это не просто совпадения, и все исчезновения как-то связаны с церковью. Но без доказательств нет и дела, поэтому ей под присмотром Дрю приходилось говорить родителям, и даже таким, как мама Патрика, что их сыновья попросту сбежали из этого угрюмого, вечно дождливого города.

Новоиспечённая шериф села в кресло, и тут же снова вскочила. Она подошла к стене, на которой висел портрет прежнего шерифа, и, морщась, сняла его. Дрю ей никогда не нравилась. Она слишком много пила, курила и ей не было дел до прямых обязанностей шерифа. Всю «грязную», по её мнению, работу, она поручала своим трём помощникам – Виктории, Дрю и Далласу. А ещё она была близкой подругой матери Виктории – Кэрол.


Она вспомнила про утреннюю сумасшедшую, и позвонила Карлу в больницу. Когда шериф спросила имя женщины, тот ответил, что это была Гейл Фокс, племянница той самой Алланы Грин. Карл рассказал, что она причитала что-то про ад, и то, что её сына похитили, прежде чем ей снова сделали укол. Виктория задумалась над сказанным, и, пожелав супругу хорошего дня, повесила трубку.

После звонка Карлу, она поехала к соседям и для приличия поговорила с ними. Те были жутко напуганы исчезновением мальчика, но Виктории удалось их успокоить, убедив, что она предпримет всё необходимое для того, чтобы найти его. Соседи сообщили, что не видели Франсиса со вчерашнего вечера, когда он уезжал в больницу вместе с матерью.

– Должно быть, он возвращался через лес – сообщила ей пожилая соседка.

Мысль о том, что в городе появился преступник, похищавший детей казалась ей одновременно разумной и бредовой. Дело в том, что действовал он вопреки своей логике. Да, мальчики пропадали, но раз в 13 месяцев, как она впоследствии отметила. Плюс ещё эта Чёрная Церковь. Нет, в маньяков Виктория отказывалась верить до последнего. Дело в том, что она закончила полицейскую академию в ближайшем большом городе, и была одной из лучших выпускниц. Она проходила практику в отделении города, прежде чем вернуться в Пайнсвилл. И она знала, что, когда дела идут «как по маслу», будто кто-то нарочно тыкает тебя носом в складывающийся пазл, значит что-то тут не так. И она решила воспользоваться этой подсказкой.

Ещё с того самого момента, как пропали двое старшеклассников, она наткнулась на любопытную вещь. Ей пришло в голову, что раз пропажи цикличны, а трупов нигде не находят, возможно, тут замешана какая-то секта. Виктории пришлось изрядно покорпеть в городском архиве, прежде чем она нашла необычную заметку о 60-х годах в Пайнсвилле. В ней говорилось о секте Чарли Паттерсона, о страшных убийствах и о Чёрной Церкви. Виктории показалось, что это вполне хорошая зацепка, но повторюсь, сколько раз она не обыскивала здание, никаких сектантов не было и следа.

В местных газетах говорилось, что сектантов было 30 человек, чему свидетельствовали 30 чёрных свечей. Но убито было только 28. Остальных двух не нашли, так как в ту ночь они не присутствовали. Виктории стало интересно, что случилось с ними сейчас. Но как бы она ни старалась, она не могла отыскать участников секты. Пока однажды не наткнулась на кое-что странное.


Эван дошёл до дома Кристиана и постучал. Дверь ему открыл кузен в рубашке и брюках.

– Собрался куда-то? – подначил его Эван, зная, что брат всегда так тщательно одевается.

Кристиан изобразил на лице нечто вроде гримасы, поздоровался, и отодвинулся в сторону, пропуская его вперёд.

Обстановка в доме отличалась от той, что была у Эвана. Дядя Карл любил стерильность, как в больнице. Стены были белыми, а пол из дорогого кафеля. И хотя тётя Виктория зарабатывала не так много, дядя Карл мог себе позволить обставить дом вполне прилично.

– Есть хочешь? – спросил его Кристиан.

Эван мотнул головой.

– Нет, я обедал с Ал.

Мальчики поднялись на второй этаж. Тут же первая дверь с треском захлопнулась.

– Это Ромильда – виновато сказал кузен.

Эван только пожал плечами. Он давно уже привык к её подобному поведению и недоумевал, как у таких образованных людей – тёти Виктории и дяди Карла получилась Ромильда. Ведь кузина вообще никого ни во что не ставила. И хотя она была красивой, но её красота скорее отталкивала.

В детстве, Ромильда ездила к Кэрол в поместье на всё лето. Так что можно сказать, что именно она приложила руку к тому, что девочка стала издеваться над одноклассницами в школе. По-настоящему, боялась она только своей матери Виктории. Дома она вела себя более менее сносно, и особо не трогала Кристиана, лишь иногда обзывая его «занудой» и «умником». Стоило ей только слегка выйти за рамки, как Виктория бросала на неё всего один взгляд, после которого Ромильда остаток вечера сидела тише воды, ниже травы. Неудивительно, что она обожала бабушку, дающую ей вседозволенность, и просто терпеть не могла собственную мать.

Карл же вообще не разговаривал с дочерью, считая её бесполезной. Так, Ромильда приобрела ещё более скверный характер, обозлившись на весь мир.

Виктория заставляла её корпеть над уроками, которые Ромильда ненавидела всей душой. Учителя её боялись, поскольку знали, как Кэрол относится к своей обожаемой внучке. В последний год учёбы Виктория просекла фишку, и попросила учителей сообщать о поведении дочери лично ей. Неудивительно, что оставшиеся дни до выпускного Ромильда особо никого не доставала.

Кузина была ленивой, и совсем не считала нужным учиться и работать. Кэрол спускала ей это с рук, более того, она сама избаловала внучку и воспитала её подобным образом.

После школы многие девушки шли в единственный колледж, находившийся здесь. Это было серое, невзрачное здание, находившееся неподалёку от местного крематория (*о нём я расскажу позже). Больше всего это заведение напоминало институт благородных девиц. Там учили толи на швей, толи на разносторонних рабочих. Конечно, Кэрол не особо нравилось, что Ромильда пошла туда, а не поехала в какой-нибудь колледж за пределами города, как делали немногие. (*Эван ошибался. Из Пайнсвилла можно было уехать в колледж. Но так как весь город работал на Кэрол и её свиту, денег ни у кого не было. Можно было заключить сделку с мэрией, и тогда учёба оплачивалась бы за счёт Кэрол, при условии того, что обучающийся вернётся и будет работать в Пайнсвилле. Но это были редкие случаи.)

Единственное, чему Ромильда научилась за прошедший год в колледже – это курить крепкие сигареты «Сосны» и отборно ругаться. Причём слова в её арсенале значительно пополнились.

Как только Кристиан и Эван вошли в комнату, последний закрыл за собой дверь, убедившись, что в коридоре пусто и сестра не станет подслушивать.

– Нравится комната? – спросил Кристиан. – Я тут кое-что поменял -гордо выпятил грудь он.

На самом деле, с точки зрения Эвана, здесь ничего не изменилось. Вещи лежали аккуратными стопками, нигде ничего не валялось (в отличие от его собственной комнаты). На полках были аккуратно расставлены книги, а на столе лежали тетрадки. Одна из них была открытой. Эван вздохнул. Кристиан даже летом не переставал заниматься.

– Мне нужно кое-что тебе рассказать – сказал он заговорщицким шёпотом.

– И что же? – подыграл ему Кристиан, поправляя очки.

– Сегодня утром мы с Мэл были в лесу и видели там жуткое – с этими словами Эван нарочно вздрогнул и изобразил гримасу.

Кузен испугался.

– Эван, сколько раз говорить тебе, чтобы ты перестал ходить туда? Лес не самое лучшее место для прогулок – строго сказал он, снова поправляя очки.

– Давай без наставлений – попросил тот. Итак Ал постоянно говорит мне об этом.

– Ладно, как скажешь – согласился Кристиан. – Но вообще-то она права… Всё, всё, говори – осёкся он, увидев взгляд брата. – Я тебя слушаю.

Эван рассказал ему про женщину, которую они с Мэл видели возле церкви. И про исчезновение Франсиса. Кристиан задумался.

– Ты не думаешь, что это может быть обман зрения из-за тумана? – наконец, спросил он.

– Обман зрения? – не понял Эван.

Кристиан вздохнул и принялся читать лекцию.

– Обман зрения – это некий результат визуального восприятия, когда возникает определённого рода изображение, всплывающее сознательно, или как в вашем случае, бессознательно. Её считают иллюзорным обманом – нудным тоном он принялся читать Эвану лекцию.

– Прекрати – остановил его тот. Я знаю, что это. Ты думаешь, это произошло сегодня со мной и Мэл, и на самом деле, мы ничего не видели?

– Думаю, да. Это вполне может быть – согласился с ним Кристиан.

– Но как это могло быть у нас одновременно?

– Ты не думаешь, что Мэл могла просто подыграть тебе? – фыркнул Кристиан. – И вообще, чего ты дружишь с девчонкой, нам нельзя проводить с ними время.

– Мэл не стала бы врать мне! – воскликнул Эван, как и прежде, игнорируя последний вопрос.

Кристиан только покачал головой.

– Тогда почему я почувствовал страх? – снова спросил Эван.

Сосны

Подняться наверх