Читать книгу А еще я танцую - Жан-Клод Мурлева - Страница 26
11 марта 2013
ОглавлениеОт кого: Аделина
Кому: Пьер-Мари
Дорогой друг!
Для начала – немного юмора. Сегодня утром я поехала на станцию техобслуживания, продлевать техпаспорт на свою (очень старую) машину. Заполняла формуляр, и вдруг расхохоталась в голос. Попробуйте угадать, какие буквы значатся у меня на номерах! Спорю на что угодно, не угадаете. VGT[5]! А я раньше никогда не обращала на это внимания! Да уж, сигналы так и сыплются на меня со всех сторон. Похоже, мне, чтобы выбраться из тупика, в котором я слишком долго прозябаю, и машину придется сменить. Даю вам слово, что никогда не перееду в Ой (неужели на свете действительно есть место с таким идиотским названием?), а тем более – в какой-нибудь Ай. Предложите, пожалуйста, что-нибудь получше!
Но, надеюсь, вы отметили, что я засмеялась. Смех, признаю, получился малость натянутым, но все же! Или это не считается?
А теперь приступим к главному – к Вере.
Когда вы только намекнули на существование своей четвертой жены и сказали, что, стоит вам заговорить о ней, у вас в мозгу словно «включается кнопка», я сразу догадалась, что между вами произошло что-то серьезное и болезненное. Не стесняйтесь рассказать мне об этой странице вашей личной жизни. Пожалуйста! Для меня это будет залогом доверия, важного до такой степени, какую вы и представить себе не можете, и я, трепеща от волнения, надеюсь оказаться его достойной. В любом случае не сомневайтесь: я глубоко сочувствую вашим страданиям.
По поводу вашей Веры у меня к вам тысяча вопросов. Вы пытались ее разыскать? Например, в Италии, ведь это ее родина? Что говорят трое ее детей? Вы по-прежнему с ними общаетесь? Вы обзвонили больницы? Или санатории – иногда люди, переживающие депрессию, находят в них себе убежище?
Как бы то ни было, вы потеряли свою музу, а вместе с ней лишились большого куска своего сердца; теперь я лучше понимаю, почему ваше перо дало и продолжает давать сбои. Не думаете ли вы, что в один прекрасный день, узнав причины, подтолкнувшие Веру исчезнуть таким странным образом, вы снова обретете вдохновение и огонек, наполняющий вашу жизнь смыслом, разгорится с новой силой?
Но интуиция подсказывает мне, что в ожидании этого дня вы должны сделать нечто такое, что удивит вас самого. Например, почему бы вам не попробовать писать детские сказки? Вы живете один в пустом доме, перед своим опустевшим (подозреваю, что в это время года он точно опустел) бассейном, со своим чертовым котом, своими душевными муками, сомнениями, хандрой шестидесятилетнего мужчины и пятилетним внуком, с которым делите двухэтажную кровать. Что вам еще надо? Сочините что-нибудь для него! Считалочку! Детские стишки! Историю в картинках! Занимательную азбуку! Сказку про злого волка! Или про доброго кролика! Представьте на минуту, с какой гордостью ваш внук принесет в детский сад книжку, написанную его дедушкой!
Ладно, кажется, я увлеклась.
Но, видите ли, это все из-за того, что я неравнодушна к детям. Они переворачивают мне душу и сердце. Заставляют сходить с ума от любви. И от печали.
Не собиралась вас в это посвящать, но рассказ о том горе, каким стало для вас исчезновение Веры, всколыхнул во мне собственные воспоминания.
Постараюсь покороче. Извините за телеграфный стиль – все, что надо, вы прочитаете между строк. Двенадцать лет назад у нас с мужем родился ребенок.
Мне было двадцать два года, и я только что похоронила отца. Через три месяца и восемь дней на свет появился мой сын. Филимон.
Мужа я к тому времени успела разлюбить. Он вел себя грубо – по-моему, я вам об этом уже говорила.
Филимон родился с сердечной недостаточностью. Он прожил ровно семнадцать дней.
Я чуть не свихнулась. Меня на несколько месяцев определили в так называемый санаторий – вам не надо объяснять, что это было за заведение. Там меня с утра до ночи накачивали антидепрессантами. А потом я каким-то чудом вынырнула на поверхность.
Чуть собравшись с силами, я развелась с мужем. И – никому не нужная, без гроша в кармане – переехала к матери, то есть сюда, в этот самый Ле-Клуатр.
Мы с матерью прожили вместе почти девять лет. Благодаря ей я постепенно пришла в себя. Посещала психоаналитика. Поступила учиться – на заочное отделение. С головой погрузилась в учебники и другие книги, хваталась за что угодно, лишь бы не думать о том, что со мной случилось. Получила диплом и наконец начала работать. Первое время в одной общественной организации, потом открыла свое дело.
В прошлом октябре моя мать скоропостижно скончалась при обстоятельствах, о которых я расскажу вам как-нибудь потом. Я повесила на дверь своего кабинета табличку «Нет по причине похорон»[6] – как в песне Брассенса («Завещание», слышали ее?). И больше туда не возвращалась.
Теперь вы знаете (почти) все. Кроме того, что касается пресловутого пакета, который я отправила вам около месяца назад. Спасибо, что все еще не вскрыли его. Во имя дружбы, благотворной для нас обоих, осмелюсь попросить вас не делать этого и впредь.
Что-то я ужасно разволновалась – из-за того, что рассказала вам о Филимоне и своей матери. О своих утратах.
Поймите, милый Пьер-Мари, разве могу я поделиться этим с директором банковского отделения? История-то совсем не гламурная. Вряд ли она ему понравилась бы.
При всем при том я не теряю надежды когда-нибудь встретить человека, который полюбит и мои округлости, и мои угловатости. Если эта жемчужина попадется мне до того, как станет слишком поздно, я бы очень хотела подарить своему Филимону братишку или сестренку. Но пока что у меня другие заботы. Прежде всего я должна провести расследование по поводу того, о чем мне сообщила моя тронутая Одетта. Займусь этим на неделе и буду держать вас в курсе. Мне очень понравилось ваше сравнение с недосчитанными цыплятами – у меня такое впечатление, что у нас с вами их полный птичий двор! Судя по всему, вы по своей профессиональной привычке упрекаете себя в этом. И напрасно! Плюньте на порядок и хронологическую последовательность. Жизнь хаотична, и не мне вам это объяснять. Лучше рассказывайте мне все, что приходит вам в голову, я это обожаю.
Со своей стороны я собираюсь перечитать ваш «гонкуровский» роман в надежде отыскать в нем след женщины, которую вы так пылко любили, – уверена, она прячется в нем за каждой строкой. Кроме того, попробую вычислить, какие куски вы писали запершись в туалете. Вот позабавлюсь!
Подумайте о моем предложении насчет детской литературы и дайте мне знать. Разумеется, вы не сможете включить в детские книжки пассажи о своем увлечении женскими округлостями, и я понимаю ваше разочарование… Но если дело только в этом, напишите эротический роман и опубликуйте его под псевдонимом!
Обнимаю вас. Согласна, что снег – веская причина, чтобы считать жизнь прекрасной. Но у меня за окном – только дождевые струи, нещадно колотящие по моим первым проклюнувшимся нарциссам. Глупые, они решили, что пришла весна, и вот им наказание. В будущей жизни перееду на юг и посажу кактусы. Хотя нет! Лучше пассифлору! До скорого, мой дорогой непишущий писатель!
Не забывайте писать мне!
Ваша взволнованная Аделина
5
По-французски читается как глагол végéter – прозябать.
6
Пер. А. Житинского.