Читать книгу А еще я танцую - Жан-Клод Мурлева - Страница 28

От кого: Пьер-Мари

Кому: Аделина

Дорогая Аделина!

Вы не говорили мне, что ваш муж вел себя грубо; вы сказали только, что он был редкой сволочью. Итак, редкая сволочь вас поколачивала. Но вы высокая крупная женщина, неужели вы не могли дать ему сдачи? Обязательно надо было! Когда у кого-нибудь из моих детей возникали аналогичные проблемы в школе, я всегда давал ему один и тот же совет: не вступай с драчуном в разговоры, просто двинь ему в морду. Веру это бесило. Она считала, что нужно постараться понять того, кто распускает руки, и убедить его больше так не делать. Умом я с этим согласен, но в душе остается желание хорошенько врезать гаду, и оно пересиливает.

Для своих юных лет вы успели проделать весьма извилистый жизненный путь! Если я внимательно читал ваши письма, то, судя по самым значительным событиям – или тем, которыми вы сочли нужным со мной поделиться, – ваше существование до настоящего времени протекало следующим образом (поправьте меня, если я ошибусь).

Вы родились в 1979 году. С 1979-го по 1991-й росли вверх и (немного слишком) вширь; в 1992-м (вам тринадцать лет) вы открыли для себя, что ваш отец гомосексуалист и ведет двойную жизнь. Начиная с 1993 года вы стремительно толстели. В 1994-м ваш отец ушел из дома; в 1999-м (вам двадцать) вы вышли замуж за редкую сволочь, склонную махать кулаками; в 2001-м (вам двадцать два года) вы узнали о смерти отца и родили сына (Филимона), скончавшегося в возрасте 17 дней. С 2001-го по 2003-й вы пребывали в депрессии. В 2003-м (вам двадцать четыре) вы перебрались в Ле-Клуатр, к матери. С 2003-го по 2012-й вы приходите в себя. В 2012-м (вам тридцать три) умирает ваша мать. В 2013-м вы вступаете в переписку с писателем Пьером-Мари Сотто.

Вы на меня сердиты? Справедливо. С моей стороны чудовищно перечислять через запятую превратности вашей судьбы. Но вы сами виноваты, не давая мне почти никаких поводов порадоваться за вас. А теперь представьте на секунду, что удача, вместо того чтобы бежать от вас без оглядки, повернулась к вам лицом.

Итак, вы родились в 1979 году. С 1979-го по 1991-й счастливо росли в дружной и любящей семье; в 1992-м (вам тринадцать лет) вас приняли в юношескую сборную Франции по гимнастике; в 1993-м (вам четырнадцать) вы досрочно окончили среднюю школу, побив национальный рекорд; в 1999-м (в свой двадцатый день рождения!) вы познакомились с Франком – наследником цементной империи Лафаржей, влюбились в него без памяти, а в 2003-м (вам исполнилось двадцать четыре года) вышли за него замуж. Ваши родители благодаря вашей помощи переехали в имение под Ниццей площадью восемь гектаров; с 2003-го по 2008-й вы произвели на свет четырех детей (двух девочек и двух мальчиков – дважды королевский набор!), а в 2013-м писатель Пьер-Мари Сотто обратился к вам с просьбой написать вашу биографию, но вы ответили ему отказом.

Простите меня, Аделина, мне самому совестно, но с моей стороны это не более чем самооборона. Есть вещи, которых я не выношу; вещи, вынуждающие меня выписывать зигзаги, отшучиваться или, как говорят регбисты, выбивать в аут. Смерть ребенка – одна из таких вещей. Я говорил вам, что предпочитаю свадьбам похороны, и обещал рассказать почему. Теперь, когда мне известно, что вам пришлось пережить, я, пожалуй, откажусь от этого обещания.

Хоронить ребенка семнадцати дней от роду.

Я восхищаюсь вами – вы это вынесли. Честное слово, по сравнению с вами я чувствую себя лилипутом. Вы пишете о заочной учебе, полученном дипломе и работе. Откуда вы взяли на все это силы? Думаю, что на вашем месте я бы сломался и никогда не смог выбраться из бездны депрессии. Если только не попытался бы перенести всю эту невероятную боль в свои книги. Искусство сублимирует страдание, превращая горе в литературное сырье. Говорят, что для писателя нет ничего хуже счастливого детства. Но что насчет вас? Куда вы зарыли свое отчаяние? Как вам удалось его сплющить? С помощью химии, ясное дело, плюс психоанализ, но, как мне кажется, главным образом благодаря надежде, что однажды у вашего Филимона появится братишка или сестренка. Признаюсь вам, что эти ваши слова меня потрясли. И если когда-нибудь (в случае, если наша переписка продолжится) вы сообщите мне эту новость, думаю, что испытаю огромное счастье. Ну конечно, я трижды ездил в Италию в поисках Веры. Она покинула Парму за двадцать пять лет до этого, но я познакомился со многими людьми, которые хорошо помнили ее и по большей части отзывались о ней с теплом и нежностью, что меня не удивило. Я также познакомился кое с кем из ее родственников. Меня приглашали в дом, предлагали выпить. Сценарий всегда разворачивался одинаково: широкие улыбки, когда я представлялся мужем Веры, и горькое недоумение, стоило мне упомянуть о ее исчезновении. Как бы там ни было, никаких следов Веры в Италии я не обнаружил.

Во Франции я также провел все обычные в таких случаях розыски. Обращался даже – разумеется, тайно – к экстрасенсам. Один «увидел», что она в воде, другой – что она в Испании. Ее дети вели себя мужественно и солидарно. Только старшая дочь, Глория, которой к тому времени исполнилось 23 года, так и не простила мать. Но она вообще не умеет прощать. Я и сам порой впадаю в ярость. Я зол на нее за то, что она бросила нас, зная, какое горе нам причиняет. На протяжении нескольких месяцев я регулярно перерывал весь дом в надежде, что найду спрятанную записку. Еще и сегодня мне случается проснуться среди ночи, осененным внезапной идеей. Я вскакиваю с постели часа этак в три и бегу проверять задвинутую в угол гаража старую стиральную машину или снимаю с полки шкафа книгу, которую мы оба любили, – вдруг она сунула записку в нее? И я наконец узнаю почему… Поскольку кроме первого вопроса – где она? – остается второй, самый мучительный: почему?

Эротический роман? Да вы рехнулись! Я слишком хорошо воспитан, мадам! Помнится, на одном круглом столе я объяснял, что долго избегал описывать некоторые вещи, в частности постельные сцены, опасаясь, что их прочтет мой отец. Потом отец умер, и я стал бояться, что их прочтет моя мать. Когда умерла и мать, я переключился на детей: что они подумают о своем отце, если это прочитают! И тут участница беседы меня спросила: «А что подумают ваши читатели?» Она была права. Моя аргументация никуда не годится. Дело не в других, а во мне самом. Говорю же вам, я слишком хорошо воспитан!

Что касается книжек для детей, то это прекрасная идея, но я, пожалуй, ограничусь тем, что буду рассказывать им на ночь сказки, как говорится, один на один. Мне не терпится узнать, что же произошло с вашей матерью? Когда вы наконец приподнимете покров тайны?

Ваш любимый писатель

Пьер-Мари Сотто

(Сегодня отправил вам по почте подписанный экземпляр «Сумеречной мелодии».)