Читать книгу Досье «72» - Жан Коломбье - Страница 5

Я навсегда запомню первое заседание группы, которой было поручено сверхсекретное зада ние. Каждого члена группы Бофор, как и обещал, сумел убедить в секретности, даже в святости дела, в котором они были призваны принять участие. Сутулясь, напряженно озираясь, счастливые избранники ломали голову над тем, с каким соусом их собирались съесть. Кузену Максу удалось избавить меня от беседы со своим шефом. Я для министра был, разумеется, слишком мелкой сошкой, а Кузен Макс заверил его в моем молчании.

Для большей таинственности наша группа никак не называлась. Ни ячейкой по разработке того-то, ни комитетом по выработке сего-то, ни как-то по-другому. Никак. Кузен Макс не был анонимным разработчиком никакого призрачного законопроекта, а члены рабочей группы, которые сегодня собрались под его крылом, не собирались ничего обсуждать. Сделать все это более таинственным было просто невозможно.

Поэтому в ту первую субботу сентября четверо из шести членов фантомной рабочей группы мирно сидели в своих креслах и не догадывались о том, что на их головы должно было рухнуть небо.

Осторожный Кузен Макс начал издалека. Он подчеркнул традиционную сверхтерпимость политических классов, указал на заблуждения различных правительств Пятой республики[4]. С установлением Шестой республики и ее первого коалиционного правительства французский народ надеялся на принятие действенных мер. Он вернулся к выходу на пенсию исходя из двух показателей: переполнение больниц и домов престарелых. Он указал на старение нации на три месяца в год и что в 2040 году продолжительность жизни станет равной восьмидесяти девяти годам для женщин и восьмидесяти трем годам для мужчин: представляете, что будет? Он нарисовал настолько мрачную картину будущего Франции, что оба депутата полезли за носовыми платками, а представитель растратчиков государственных средств весь как-то сжался в своем кресле.

– Следовательно, государство должно на это как-то реагировать. Но что можно сделать? Мы собрались здесь для того, чтобы поразмыслить и найти решение. Я буду резок, но мы должны посмотреть правде в глаза. Единственным решением может стать сокращение продолжительности жизни французов. До семидесятилетнего предела. Допускаю, что это высказывание может вас шокировать. Примите это как есть: за простую рабочую гипотезу. В любом случае, решение принимать не нам. Посему не напрягайтесь, давайте начнем игру в «за» и «против». Из этих стен ничего не выйдет.

– Господа, имею честь откланяться, я не убийца! Мартинез, депутат от департамента Эн, начал собирать свои вещи. Щеки его покраснели от гнева, с губ слетали полные негодования слова.

– Постойте, Мартинез, вы меня не поняли: вы здесь вовсе не для того, чтобы приговорить людей к смерти. Мы собрались, чтобы обсудить преимущества и недостатки этой меры, согласен, довольно скандальной. Если вы против нее, оставайтесь и защищайте вашу точку зрения. В споре должны быть разные точки зрения. Ваше мнение будет принято во внимание.

Коллега Мартинеза, депутат от департамента Верхняя Сена по фамилии Лапорт, отреагировал более спокойно. Он сразу же перешел к сути:

– Эта мера должна будет коснуться и политических деятелей?

– Разумеется.

– Отлично. Рабье, мой противник из социалистической партии, на восемь лет старше меня. Я голосую «за»! Шутка… Но не совсем. Если серьезно, то я согласен принять участие в этой рабочей группе. Не знаю, к чему мы придем, но тема довольно интересная. Это самое малое, что можно сейчас сказать.

– А вы, мсье Фонтанилас?

Поль Фонтанилас, вышедший в отставку государственный служащий, которому было всего шестьдесят пять лет, с трудом приходил в себя от вступительной речи Кузена Макса. Он принялся сбивчиво говорить что-то о западне, о Лиге прав человека, о расизме по отношению к старикам. И закончил тем, что поинтересовался, у кого из организаторов хватило цинизма пригласить на совещание будущего осужденного на смерть.

– Повторяю, мсье Фонтанилас, мы собрались здесь для того, чтобы спорить. Это же очевидно, необходимо знать мнение всех, как молодых, так и пожилых. А каково ваше мнение, мсье Гандон?

– О, знаете, оторвавшись от моих расчетов… Оторвавшись от своих расчетов и своих пирушек, он продемонстрировал всем свою откормленную фигуру.

– Я бы добавил, что мне известно, что тот возраст, который вы упомянули, очень дорого обходится государству. Ужасно дорого. Но у меня при себе нет этих документов. Я не знал, что они могут понадобиться. В следующий раз обещаю прихватить.

– Договорились! Я и не думал начать нашу работу именно сегодня. Имелось в виду просто обозначить тему и провести организационно-ознакомительное совещание, которое я сейчас закрою, представив вам вот этого молодого человека. Вы о нем не слышали, но это пока. Как вы уже догадались, он будет представителем молодого поколения. Таким образом, каждый из нас будет представлять кого-то. Но это совсем другая история. Встречаемся здесь же, если вы не против, через две недели. А пока, хотя эта рекомендация кажется мне излишней, постарайтесь поразмыслить над тем, о чем мы здесь говорили. Найдите доводы «за» и «против». И, наконец, я не устаю напоминать вам о конфиденциальности наших разговоров. Мне известно, что наш министр внутренних дел уже поговорил с вами на этот счет…

Так и было сделано. Дело стало продвигаться с частотой заседаний два раза в месяц. К большому удовольствию Кузена Макса, члены рабочей группы включились в эту игру смерти – это было больше чем игра случая, – а до меня наконец дошло, что меня она касалась не меньше, чем других. До этого момента я полагал, что это было всего лишь игрой в красноречие, оживленной, иногда занимательной дискуссией на отвлеченную тему: старики. Старики и друзья, с которыми я осторожно обсуждал эту тему, разделяли мою точку зрения, хотя не принадлежали к моему миру. Они были где-то за гранью общества, мы встречались, с кем-то говорили, но все было так, словно мы не видели друг друга, они исчезали сразу же после встречи.

А потом было выступление толстяка Гандона, который представил математические выкладки, работал день и ночь, потому что не хотел выглядеть глупцом:

– Семьдесят два. Семьдесят два года. По нашим расчетам, поскольку мне пришлось поработать с моими коллегами, не раскрывая целей сбора данных, так вот, по нашим расчетам, точка равновесия находится где-то около семидесяти двух лет. Сейчас я дам вам пояснения. Если исходить из среднесрочной перспективы, скажем, к 2040 году активное население будет насчитывать не более восьмидесяти миллионов шестисот тысяч человек. Число пенсионеров удвоится. Если мы хотим сохранить минимальную пропорцию – один пенсионер на два с половиной человека трудового возраста, – придется делать выбор: или использовать иммигрантов для удвоения активного населения – что означает привлечение в страну по пятьсот тысяч иммигрантов в год в течение сорока лет – ситуация маловероятная по многим причинам, – или же сократить численность пенсионеров. В том же 2040 году Франции придется кормить около девяти миллионов лиц в возрасте от семидесяти двух лет и старше. Если я вычту их из общего числа пенсионеров, то можно справиться. Вот все, что касается пенсионеров. Это довольно показательно, но это еще не все. Я сейчас приведу вам еще одну цифру, прошу обратить внимание, что любые прогнозы в этой области всегда условны. Однако всем известно, что с возрастом затраты на лечение возрастают. Мы подсчитали, что ежегодно на потребление лекарств и медицинских услуг десяти миллионов наших стариков сумма затрат возрастает до ста тридцати пяти миллиардов франков. Да, в этой цифре я уверен, сто тридцать пять миллиардов в год. Знаете, это неудивительно: когда человек становится старше, он подхватывает больше болезней, чем в молодом возрасте, а достижения науки позволяют им умирать намного медленнее, чем раньше, то есть оставаться больными гораздо дольше. Вам может показаться, что я шучу, но это действительно так. Но это касается только расходов, так или иначе связанных с болезнями. Надо добавить сюда расходы, связанные с зависимостью от лекарств. Персональное пособие по автономии, которое с 2001 года пришло на смену специальным региональным выплатам и было проведено через парламент в 1997 году правительством левых, обходится государству и департаментам примерно в пятьдесят миллиардов. Не хочу монополизировать право выступления, эти цифры являются только частью обсуждения, но могу без труда найти пятнадцать миллиардов, которых не хватает для ровного счета: двести миллиардов в год. Сюда можно отнести экономические затраты на тех, кому больше семидесяти двух лет. Повторяю, речь идет только о среднесрочных прогнозах. Но среднесрочная перспектива – это уже очень скоро. А сегодняшняя их стоимость не так уж от нее и далека.

Директор исследовательского отдела Центра статистики экономики здоровья привел сумму потерь. Со своим лицом гурмана и пузиком гурмана, с перекошенными очками и пальчиками, привыкшими листать толстые, как словари, дела, он с наивной простотой швырнул на середину комнаты пару гранат. Двести миллиардов и семьдесят два года.

Каждый из нас по-своему заполнил наступившее молчание. Оба депутата уже слышали звяканье золотых монет. Они быстренько разделили двести миллиардов на сто департаментов Франции. Будет чем пополнить предвыборные обещания! Кузен Макс предпочел представить себе восклицания, которые должен будет испустить Бофор, его призывы продолжить работу в этом направлении. Старик Фонтанилас помимо своей воли уже слышал свист падающего на шею лезвия гильотины. Он задавал себе вопрос, успеет ли он услышать звук удара ножа по дереву. Сколько на это понадобится времени? Десятая доля секунды или того меньше?

У меня в ушах раздавались стоны отца: ему был уже шестьдесят один год, он был в прекрасной физической форме, а пример его предков, большинство из которых дожили до столетнего возраста, наполнял его вполне понятным оптимизмом. Я дал себе слово, что не буду больше ругаться с отцом до конца его жизни, которая могла оказаться укороченной.