Читать книгу Дагестанская сага. Книга I - Жанна Абуева - Страница 5

В тесной комнатушке, освещаемой тусклым светом лучины, сидели двое мужчин. Один, худощавый и сутулый, лет двадцати пяти или чуть более, был хозяином сакли. Другому на вид можно было дать лет тридцать или тридцать пять, и, судя по одежде, состоявшей из чёрной кожанки и старой потрёпанной фуражки, он явно не принадлежал к жителям гор.

Вынув из кармана кожанки видавшую виды деревянную трубку, гость поднёс её к лучине и жадно раскурил. По комнатке тут же распространился запах крепкого табака, и, пока хозяин ставил на стол миску с дымящейся чечевичной похлёбкой и жёсткие ломти самодельного чурека, прибывший молча дымил трубкой, рассматривая довольно убогий интерьер сакли.

Нурадин, так звали хозяина, сам привёз своего гостя в аул, укрыв его под ворохом сена на своей видавшей виды арбе. Год тому назад Нурадин примкнул к обществу людей, желавших изменить веками установленный порядок. Эти люди называли себя большевиками и на своих тайных сходках горячо и бурно обсуждали пути и способы изменения этого самого порядка.

«Рабочий класс», «революция», «партия»… Все эти слова, слагаясь в лозунги, будоражили души молодых и не очень молодых дагестанцев, порождая в них трепетную надежду на то время, когда не будет в стране разделения на бедных и богатых, а вся полнота власти перейдёт в руки рабочих и крестьян.

С большевиками Нурадина познакомил его двоюродный брат Сулейман, работавший печатником в типографии Темир-Хан-Шуры. Именно Сулейман поведал ему о масштабах революционного брожения в умах дагестанцев. От него Нурадин узнал о том, что значит подполье, конспирация и агитация, и именно агитацией в качестве партийного задания он должен был заниматься в обстановке строжайшей секретности там, где жил, – в горах.

Гостя звали Манап, и был он профессиональным революционером. Сейчас Манап скрывался от губернских властей, и лачуга Нурадина на самом краю аула в качестве убежища была самым подходящим местом для его вынужденного и временного перемещения.

В эту ночь в домике Нурадина долго горела лучина, а разговоры всё не иссякали. По рассказам Манапа, практически вся Российская империя охвачена революционным запалом, товарищ Ленин руководит движением из-за границы, армия на стороне большевиков, и уже совсем скоро власть в стране перейдёт к Советам.

Нурадин слушал товарища, затаив дыхание, глаза его ярко блестели, и этот блеск не мог скрыть даже тусклый свет лучины.

– А кто у нас в Дагестане самый главный революционер? – спросил он у Манапа.

– Главного революционера у нас нет, – засмеялся Манап. – А наиболее видные – это Уллубий Буйнакский, Махач Дахадаев, Джалал Коркмасов, Саид Габиев, Алибек Тахо-Годи… Вот они главные в нашем движении! Их даже Ленин знает!

– Я хорошо помню Саида Габиева, – сказал Нурадин. – Мы с ним почти ровесники и даже немного в детстве дружили, когда их семья воротилась в Кумух из ссылки.

– Габиев – настоящий большевик, – сказал Манап. – Он очень много делает для нашей революции, особенно печатным словом!

– Интересно, где он сейчас?

– Вообще-то он много ездит с лекциями по стране, но сейчас он во Владикавказе. Как всегда, много работает, издаёт газету «Революционный горец». Кстати, погоди-ка, у меня припасен первый номер этой газеты!

Манап полез во внутренний карман кожанки и достал оттуда сложенную вчетверо газету. Подавшись вперёд к свету лучины, он принялся читать вполголоса: «… Мы не обольщаем себя лёгкостью работы, мы знаем, что на пути нашем будет много терний, много контрреволюционного шипения и интриг, но мы с глубокой верой будем всё же идти вперёд… Всё, что есть революционного в горах, всё найдёт самый живой отклик в «Революционном горце», который отныне будет служить путеводной звездой горским трудовым массам…»

Закончив читать и аккуратно свернув газету, Манап протянул её Нурадину:

– На, возьми, прочти сам и дай потом другим!

– Да, я вижу, в городе у вас вовсю товарищи работают, – задумчиво произнёс Нурадин. – Честно говоря, удивляюсь, когда Саид ещё и стихи успевает писать? У него, как я слышал, их много, я даже переписал одно из старой газеты, а потом и выучил!

– Какие именно стихи? А ну-ка, прочти, я послушаю!

– Ладно, но если что забыл, извини!

И Нурадин принялся читать по памяти, устремив свой взгляд в оконце, за которым уже начинала поблескивать заря:

– Да, я знаю это его стихотворение, – кивнул Манап. – Но мне больше нравятся другие строчки, вот эти:

Манап замолк и в наступившей тишине сказал вдруг затем с неподдельным восхищением:

– Стихи эти – лишь подтверждение того, что одно хорошее дело никак не может мешать другому хорошему делу! Подумай-ка сам, с одной стороны, революция, борьба, с другой – поэзия, стихи… Разве нет у них меж собой общего? Революция – это идеалы свободы, и поэзия тоже не терпит никаких оков. Вот помяни моё слово, когда мы победим, у нас будут свои поэты, революционные, и все они будут в стихах прославлять равенство и свободу, а не царя!

Когда гость уснул, взволнованный беседой и всеми услышанными новостями, Нурадин долго ещё сидел на стареньком топчане, читая и перечитывая газету и мечтая о том, как всё будет, когда большевики победят.