Читать книгу Нет мира в конном мире. Часть 1. Вход - Жанна Стафеева - Страница 6

Итак, у купленной лошади был отвисший сенной живот, взъерошенная шерсть, треснувшее копыто и грибки на груди. Заразу быстро вывели, копыто залечили, пузо убралось в процессе тренинга. А пока жеребец восстанавливался, я каждый день обнимала его за шею, и мы друг друга грели. Через какое-то время Хуторок засыпал и начинал потихоньку придавливать меня к стене денника. Я вскрикивала, он просыпался с виноватым видом:

– Прости, мама, я не хотел.

Потом я узнала, что это самый простой и действенный способ быстро восстановить лошадь. Им пользовались кавалеристы. Я ничего об этом не знала и сделала все инстинктивно. Видимо – гены!

Еще у Хуторка обнаружились старые раны на груди и в области коленок.

Оказалось, он двухлеткой прыгнул на забор, за которым паслась кобыла, видимо, серой масти, и не рассчитав сил, наделся грудью на частокол. Раны зашили, но к кобылам он относился с осторожностью и, сломя голову, жениться не лез. Но к блондинкам всегда был неравнодушен…

Еще у него обнаружились шрамы на задних ногах. Потом мне рассказали, что он с сестренкой удрали с конюшни, заблудились в поле и запутались в колючей проволоке. Эта прогулка стоила кобылке жизни. Хуторок выжил, но не понаслышке знал, что такое боль и страдание. Наверное, поэтому он никогда не заставлял страдать меня, его хозяйку. От него я всегда получала положительные эмоции. У Хуторка было огромное энергетическое поле. Исключительно позитивное.

В манеже Хуторок сначала не понял, зачем он здесь и попытался покрыть одну из кобыл прямо в смене. Впрочем, это громко сказано. Он погугукал и распустился. Надеюсь, не надо уточнять, что именно это значит. И так всем понятно. На этом интересном месте его подвиги прервали и завели в денник. Я была очень недовольна, разговаривала с ним сердитым голосом и топала ногами. Не знаю, понял Хуторок, за что ему досталось или нет, но история в манеже больше не повторялась. Жеребец спокойно бегал в смене вместе со всеми. Скачек не устраивал, табунов не водил, денник не разбирал на дощечки и палочки.

И все же хозяйка конюшни Марина выглядела недовольной. Хуторок затмил красотой ее Веника. Раньше все гурьбой бежали к Венику – хвалили, давали вкусные кусочки. Теперь всеобщим вниманием завладел Хуторок. Абсолютный красавец и умница. У Хуторка не оказалось ни одной вредной привычки. Ну, разве что он иногда выталкивал носом овес из кормушки. Может, это были его лошадиные заначки. Но хозяйке конюшни мой питомец категорически не нравился. Марина даже предлагала отрезать Хуторку роскошный волнистый хвост и привесить ее Венику шиньон. Не знаю, понял ли Хуторок, что его хотят лишить хвоста длиною в пол, но мне слышать это было крайне неприятно.

Впрочем, у нас появились и союзники. В соседнем деннике стоял конь директора «Ленэкспо» – игреневый Маркус. Когда его привезли, Марик был рыжий и лохматый. Но потом, то ли от хорошей кормежки, импортных шампуней и кондиционеров, то ли от неусыпной заботы и внимания хозяина и берейтора, Маркус пролинял, «рубашка» потемнела и стала шоколадной, а грива и хвост, наоборот, побелели. Так Марик стал игреневым. Но ума у него так и не прибавилось. Он вертел огромной, как будка, головой и не сразу понимал, что от него хотят. Супруга счастливого владельца Маркуса, приходя на конюшню и наблюдая за невозмутимым Хуторком, при-говаривала:

– Аля! Ваш-то Хуторок «мэнээс, мэнээс», а наш Марик… биндюжник!

Титул «младшего научного сотрудника» Хуторок получил за серьезность и интеллект во взгляде. Его профиль с едва заметной горбинкой придавал аристократичное выражение. Глаза – огромные и просто бездонные.

С появлением Хуторка я перестала спокойно спать. Все время беспокоилась. Дали ли ему вовремя поесть? Убрали ли в деннике? Не катались ли на нем в мое отсутствие? Словно у меня вдруг появился второй ребенок. Однажды ночью начался сильный ураган, и мне казалось, что ветхое здание стрельнинской конюшни развалится и придавит мое сокровище. Еле-еле я дождалась утра и приехала на конюшню. Хуторок стоял в деннике и ел кашу. Потолок над его головой не обвалился. Все было в порядке.

Но, поскольку нас из Стрельны выжимали, надо было искать лошади другое место. Марина была не единственной, кто оказался настроен враждебно. Прокатчики перестали со мной разговаривать, словно с появлением у меня собственной лошади я перестала быть членом их клуба. Стрельна была самой удобной по расположению конюшней, но и самой ветхой. Несколько лет ее состояние было признано аварийным.

Найти новое место оказалось не так просто. Крытых манежей в городе имелось штук пять, мест для всех желающих не хватало. В «Просторе» на Крестовском острове мне заявили, что с улицы никого не берут. На Кировском стадионе оказалась слишком теплая конюшня, кони стояли как в каменном мешке, и им там было душно и тесно. «Осиновая роща» – элитный закрытый клуб, где членские взносы платятся на год вперед и составляют несколько тысяч долларов. Мне это не по карману.

Оставалась конюшня мотеля «Ольгино». Добираться далеко, через весь город, но к любимой лошади поедешь и на край света. Естественно, Хомутова поехала со мной. Она уже тренировала меня индивидуально и такой жирный кусок хлеба бросать не собиралась. Вместе с ней пришла Аня Шишкина на должность берейтора, поскольку Хуторку требовалась ежедневная квалифицированная работа. Я была «чайником» и ничему научить Хуторка не могла. Поэтому я каталась, а Шишкина «подруливала» лошадь под руководством Хомутовой.

Хуторку купили московское выездковое седло, похожее на орудие пыток и для лошади и для всадника, но Хомутова никаких других седел не знала и не признавала. Я ездила на московском седле, точно таком же, как на известном фото Кочетковой и Кизилова после награждения олимпийскими медалями. Очень странно, но потом великие спортсмены подписали для меня именно эту фотографию.

Все прочее – уздечки, ногавки, вольтрапы, попоны, мазилки для копыт – покупалось в соседней Финляндии – самое лучшее. Мы даже ездили в специальные туры по финским ипподромам и конным магазинам. Там же покупалось и снаряжение – сапоги, ботинки с крагами (они удобнее сапог для ежедневных тренировок), куртки и жилетки, каски, перчатки, бриджи, подшитые замшей. У меня имелось два комплекта одежды – синий и коричневый. У Хуторка – соответствующего цвета вольтрапы (подкладки под седло) и недоуздки. Лошадь и всадник должны радовать глаз, я так считаю.

В Ольгино был большой крытый манеж и два больших открытых плаца с хорошим грунтом. Хуторок уже бегал красивой прибавленной рысью не только под Шишкиной, но уже и подо мной. Правда, Хомутова научила меня нарочито «вилять задом» на учебной рыси. Ведь всадник сидит в седле, не облегчаясь, и все толчки приходятся на его несчастную поясницу. Хуторок сильно толкался ногами, и сидеть было неудобно. Для того, чтобы доставалось поменьше, я отрабатывала поясницей. Как на качелях. Потом пришлось долго отучаться от последствий изумительной тренерской работы госпожи Хомутовой. Но тогда я ничего не замечала, да и не особенно во всем разбиралась, и была всем довольна. Шутка ли! У меня персональный тренер по выездке, и скоро я поеду на соревнования! Дошло до того, что я отказалась от поездки за границу.

Муж слегка загнался на работе и уехал отдыхать на Кипр. К середине второй недели он позвонил и потребовал, чтобы я к нему приехала. И я отказалась! Впрочем, к тому времени его мелочные придирки и следовавшие за ними скандалы стали совершенно невыносимы. И мне было хорошо вдали от своего несносного мужа! Можно было в его отсутствие тренироваться ежедневно.