Читать книгу Признания Мегрэ (сборник) - Жорж Сименон - Страница 10

Они тихо шли друг за другом по тропинке, и из дома их не было слышно. Раньше, судя по всему, весь этот берег реки был частью обширного владения, а домик служил сторожкой. Теперь же здесь царило запустение. Пристань обветшала, сломанная ограда окружала давно заросший огород. Через освещенное окно Мегрэ и Жанвье смогли разглядеть темные потолочные балки, выбеленные известью стены и стол, за которым двое мужчин играли в карты. Жанвье, оставаясь в тени, взглянул на комиссара, молча спрашивая, что ему делать дальше.

– Оставайся здесь, – прошептал Мегрэ и направился к двери.

Та оказалась заперта. Он постучал.

– Кто там?

– Открывай, Бенуа.

Тишина, потом звук шагов. Жанвье, стоявший рядом с окном, видел, как бывший полицейский встал из‑за стола, немного поколебался, потом подтолкнул второго мужчину в сторону двери, ведущей в другую комнату.

– Кто там? – еще раз спросил Бенуа, подходя к двери.

– Мегрэ.

Снова тишина. Наконец задвижка заскрипела, дверь открылась и Бенуа удивленно уставился на Мегрэ.

– Что вам нужно?

– Поговорить. Жанвье, иди сюда.

Карты так и остались лежать на столе.

– Ты один?

Бенуа ответил не сразу, заподозрив, что Жанвье стоял у окна и все видел.

– Что, пасьянс раскладывал?

Жанвье вмешался, указав на дверь в комнату:

– Шеф, второй там.

– Я так и думал. Приведи его сюда.

Вряд ли Пикемалю удалось бы сбежать. Соседнее помещение оказалось глухой кладовкой.

– Что вам от меня нужно? Ордер есть? – произнес Бенуа, пытавшийся сохранять спокойствие.

– Нет.

– В таком случае…

– В таком случае ничего! Садись. И вы, Пикемаль. Ненавижу разговаривать с людьми, которые стоят.

Комиссар взял в руки одну карту, потом другую.

– Учил Пикемаля играть в белот на двоих?

Скорее всего, так оно и было. Пикемаль принадлежал как раз к тому сорту людей, которые к картам даже не прикасаются.

– Бенуа, присаживайся за стол.

– Мне нечего сказать.

– Прекрасно. Тогда говорить буду я.

На столе стояла бутылка вина и всего один стакан. Пикемаль, не игравший в карты, наверняка не пил и не курил. Интересно, спал ли он с женщинами? Возможно, и женщин в его жизни никогда не было. Сейчас смотритель мрачно и настороженно, будто загнанное в угол животное, рассматривал комиссара.

– Давно ты работаешь на Маскулена?

Откровенно говоря, здесь, в этом домике, Бенуа выглядел куда более уверенно, чем в Париже. Возможно, потому, что чувствовал себя на своем месте. В душе он так и остался крестьянином. В свое время он наверняка был «первым парнем на деревне». Жаль, что решил попытать счастья в большом городе, его судьба могла бы сложиться совсем иначе. Все его хитрости и мелкие пакости были уловками наивного крестьянина, попавшего на городскую ярмарку.

Чтобы придать себе уверенности, Бенуа налил себе выпить и насмешливо спросил:

– Я вам не предлагаю, конечно?

– Спасибо, не стоит. Итак, Маскулену нужны такие люди, как ты. Хотя бы для того, чтобы проверять информацию, поступающую к нему из разных источников.

– Продолжайте.

– Получив письмо Пикемаля, он быстро сообразил, что наступил его звездный час. Если он правильно разыграет эту карту, получит возможность шантажировать чуть ли не половину политиков в этой стране.

– Что вы говорите!

– То и говорю.

Мегрэ, зажав трубку в зубах, медленно прогуливался от двери к камину, время от времени останавливаясь то перед Бенуа, то перед Пикемалем. Жанвье, присев у краешка стола, внимательно слушал.

– Меня только сбивало с толку, почему, встретившись с Пикемалем и своими глазами увидев отчет, Маскулен отправил его к министру общественных работ.

Бенуа самоуверенно улыбнулся.

– И лишь недавно, увидев у Маскулена фотостат, я все понял. Бенуа, давай я буду рассказывать все в хронологическом порядке, а ты меня поправь, если что. Итак, Маскулен получает письмо Пикемаля. Как человек осторожный, он обращается к тебе и просит проверить информацию. Ты выясняешь, что информация стоящая, что автор письма действительно может иметь доступ к отчету Калама. И тут ты сообщаешь Маскулену, что знаком с человеком, непосредственно работающим с министром общественных работ, с главой его кабинета и личным помощником. Кстати, где вы с ним познакомились?

– Это вас не касается.

– Не важно. В любом случае, этот человек сейчас сидит в моем кабинете и нам с ним еще предстоит долгий разговор. Флёри, бедолага, вечно нуждается в деньгах. Вот только он имеет доступ в такие круги, куда таким… таким, как ты, доступ закрыт. Думаю, ему случалось раз или два получать кое-какую информацию о своих друзьях и знакомых с твоей помощью. Не бесплатно, конечно.

– Продолжайте.

– А теперь попытайся понять. Если бы отчет оказался у Маскулена на руках, у него не было бы другого выхода, кроме как немедленно обнародовать его, спровоцировав скандал. Ведь Пикемаль человек по-своему честный, почти фанатик. Чтобы заставить молчать, его пришлось бы убить. Такой скандал, конечно, прославил бы Маскулена, но ненадолго. Это совсем не так интересно, как, припрятав отчет, сколь угодно долго держать на коротком поводке всех, кого он компрометирует. Я долго не мог прийти к этой мысли. Маскулен слишком подл, чтобы я мог запросто представить себя на его месте. Итак, Пикемаль отправляется к мадам Калам, у которой когда-то заметил копию отчета, кладет документ в портфель и бежит к Маскулену, на улицу Д’Антен. Когда он прибывает к месту назначения, тебе уже не нужно за ним следить, ты знаешь, что последует дальше. Поэтому ты отправляешься в министерство общественных работ, где Флёри приглашает тебя в свой кабинет. Я уж не знаю, под каким предлогом, но Маскулен задерживает Пикемаля, а тем временем юный секретарь снимает копию с отчета. После чего депутат, как и полагается «честному человеку», отправляет Пикемаля к лицу, уполномоченному заниматься такими делами, а именно к министру. Все верно?

Пикемаль, весь сжавшись, буравил комиссара глазами. Его обуревали противоречивые эмоции.

– Когда Пикемаль отдает бумаги Пуану, ты по-прежнему сидишь в кабинете Флёри. Потом тебе остается лишь выяснить у помощника министра, как и где легче всего «перехватить» отчет. Итак, благодаря «честности» Маскулена отчет Калама может быть обнародован. Но благодаря тебе Огюст Пуан, министр, на котором лежит вся ответственность, не может представить его палате депутатов. У нашей истории есть настоящий герой – Маскулен. И есть злодей, которого обвинят в том, что он уничтожил документ, чтобы спасти свою шкуру, а заодно и своих дружков: некий Огюст Пуан, чья единственная вина в том, что он честный человек и отказывается пожимать грязные руки. Неглупо, а?

Бенуа налил себе еще один стакан вина и принялся медленно пить, с сомнением поглядывая на Мегрэ. Он будто играл в белот и теперь размышлял, какую карту сейчас лучше разыграть.

– Вот, в общем-то, и все. Флёри рассказал тебе, что его начальник понес отчет на бульвар Пастер. Ты побоялся идти туда ночью, из‑за консьержки, и дождался утра, когда она вышла за покупками. Что Маскулен сделал с отчетом? Сжег его?

– Меня это не касается.

– Впрочем, это не важно, ведь у него осталась копия. И этого достаточно, чтобы шантажировать множество людей, причем весьма влиятельных.

Потом Мегрэ понял, что не надо было так упорно подчеркивать, какой властью обладал Маскулен. Возможно, тогда Бенуа избрал бы другую тактику? Может, и нет, но это был упущенный шанс.

– Как и ожидалось, разразился скандал. Многие люди по самым разным причинам искали пропавший документ, среди них некий Табар, который первым вспомнил о роли Калама в этой истории и упомянул о профессоре в своей газетенке. Ты ведь знаешь эту крысу, Табара? Он, конечно, гнался не за властью, а за звонкой монетой. Лаба, наверняка работающий на Табара, вертелся вокруг мадам Калам, пытаясь что-нибудь разнюхать. Может, он видел, как от нее выходил Пикемаль?.. Не знаю. Наверное, мы никогда этого не узнаем. Но это и не важно. Лаба отправил одного из своих людей к вдове, потом к секретарше министра… Честное слово, вы напоминаете мне кучу отловленных раков, которые копошатся в ведре. В любом случае, и другие люди начали задаваться вопросом о том, куда подевался отчет.

Комиссар намекал на улицу Сосэ. Естественно, что, как только президента предупредили об отчете, он отдал распоряжение Совету национальной службы безопасности начать по возможности тайное расследование. Вышло почти смешно. В результате три группы полицейских рыскали по Парижу в поисках пропавшего отчета, но каждая со своей целью.

– Слабым звеном оставался Пикемаль. Окажись он на официальном допросе, еще неизвестно, какую информацию он мог бы выдать. Это твоя была идея – привезти его сюда? Или Маскулена? Молчишь? Ну и молчи. Это ничего не меняет. Как бы там ни было, Пикемаль должен был на время исчезнуть. Уж не знаю, как ты подступился и что ему наврал. Обрати внимание, я ни о чем его не спрашиваю. Он сам заговорит, когда захочет. Вернее, когда поймет, что оказался пешкой в руках двух негодяев, одного большого и другого помельче.

Пикемаль вздрогнул, но ничего не сказал.

– У меня всё. Как ты сейчас наверняка заметишь, мы находимся на территории, которая вне моей юрисдикции, а значит, я поступаю совершенно незаконно.

Мегрэ помолчал и коротко бросил:

– Жанвье, давай наручники.

Сначала Бенуа явно вознамерился сопротивляться. Он был раза в два сильнее Жанвье, тут уж сомневаться не приходилось. Потом, видимо, передумал, протянул руки вперед и глухо проворчал:

– Вам обоим это будет дорого стоить. Обратите внимание, я не подтвердил ни слова из сказанного.

– Ни слова. Вы, Пикемаль, поедете с нами. Вы, конечно, свободны, но, полагаю, не собираетесь оставаться здесь один?

Именно Мегрэ, оказавшись на улице, решил вернуться и выключить свет.

– Ключи есть? – обратился он к Бенуа. – Лучше запри, тебе нескоро еще выдастся возможность приехать сюда на рыбалку.

Кое-как они втиснулись в маленькую машинку и молча пустились в обратный путь.

На набережной Орфевр они застали в кабинете Мегрэ Флёри, который так и просидел все это время на стуле. Увидев бывшего инспектора, тот так и подскочил.

– Полагаю, в представлении нет нужды, – проворчал комиссар.

Была половина двенадцатого ночи. Здание судебной полиции почти опустело, лишь в двух окнах горел свет.

– Позвони в министерство.

Лапуан бросился к телефону, набрал номер.

– С вами хочет говорить комиссар Мегрэ.

– Прошу прощения за беспокойство, господин министр. Что? Вы еще не спали? И жена с дочерью не ложились? Да, у меня есть новости. Много новостей. Завтра вы сможете представить Палате депутатов человека, выкравшего у вас отчет из квартиры на бульваре Пастер. Нет, пока нет. Может, через час или два… Если хотите, можете дождаться… Не могу обещать, что это не продлится всю ночь.

Это длилось три часа. Теперь Мегрэ и его подчиненные занимались привычной работой. Все они сидели в кабинете Мегрэ, а комиссар говорил и говорил, переходя от одного обвиняемого к другому.

– Как хотите, дети мои… – заключил он наконец. – Времени у меня сколько угодно. Жанвье, возьми-ка на себя кого-нибудь… Вот этого, например.

Мегрэ указал на Пикемаля, который по-прежнему не разжимал губ.

– А ты, Лапуан, займись Флёри.

Так в каждом из кабинетов оказалось по двое: один пытался разговорить другого, который пытался молчать. То было дело выдержки. Время от времени в дверях показывались то Жанвье, то Лапуан, делали знак комиссару. Они выходили в коридор, тихо переговаривались.

– У меня как минимум трое свидетелей, которые могут подтвердить мою историю, – заявил Мегрэ Бенуа. – В том числе – и это важный момент – жилица с бульвара Пастер, которая видела, как ты пробрался в квартиру Пуана. Все еще молчишь?

Бенуа наконец произнес фразу, которая как нельзя лучше характеризовала его:

– А как бы вы поступили на моем месте?

– Если бы я вдруг стал таким подлецом, что оказался бы на твоем месте, я бы честно все выложил.

– Нет.

– Почему?

– Вы сами знаете.

Только не против Маскулена! Бенуа и сам не знал как, но был уверен, что депутату удастся выйти сухим из воды, а вот что ждало его сообщников, оставалось только догадываться.

– Не забывайте, что отчет у него.

– Ну и что?

– И всё. Точка. Меня обвинят в том, что я обокрал квартиру на бульваре Пастер. На сколько это потянет?

– Года на два.

– А Пикемаль сам за мной пошел. Я ему не угрожал. Так что в похищении меня обвинить нельзя.

Мегрэ понял, что из Бенуа больше ничего выбить не удастся.

– Ты согласен признаться, что был в квартире на бульваре Пастер?

– Если другого выхода нет, я признаюсь. Но только в этом и больше ни в чем.

Через несколько минут Лапуан пришел сказать, что Флёри сломался.

– Он ничего не знал про Маскулена и до сегодняшнего вечера понятия не имел, на кого работает Бенуа. Просто он не смог ему отказать из‑за кое-каких темных делишек, в которых оба оказались замешаны.

– Он подписал свои показания?

– В процессе.

А вот Пикемаль если и был идеалистом, то явно изменил своим идеалам. Потому что он так и не произнес ни слова. Возможно, собирался поиметь что-то с Маскулена?..

В половине четвертого утра Мегрэ, оставив Жанвье и Лапуана с тремя задержанными, взял такси и отправился на бульвар Сен-Жермен, где в окнах на третьем этаже до сих пор горел свет. Пуан распорядился, чтобы комиссара немедленно провели к нему. Вся семья собралась в той маленькой гостиной, где они принимали Мегрэ в первый раз. Огюст Пуан, его жена и дочь – все они обратили на комиссара усталые глаза, еще не смея ни на что надеяться.

– Отчет у вас?

– Нет. Но человек, выкравший его с бульвара Пастер, находится у меня в кабинете, и он во всем сознался.

– Кто это?

– Бывший полицейский. Сущий неудачник, подрабатывавший то тут то там.

– И на кого он работал на этот раз?

– На Маскулена.

– Значит… – помрачнел Пуан.

– Маскулен ни в чем не признáется. Когда прижмет, будет, в свою очередь, давить на тех, кто оказался замешан в этой истории. Бенуа он, конечно, вытаскивать не станет, полицейского осудят. Что до Флёри…

– Флёри?

Мегрэ кивнул.

– Жалко парня. Он оказался в безвыходном положении. Просто не имел возможности отказать.

– А я тебе говорила, – вмешалась мадам Пуан.

– Знаю. Я не поверил.

– Ты не создан для такой жизни. Политика – не твое. Когда все это закончится, я надеюсь, ты…

– Самое главное, – сказал Мегрэ, – это доказать, что вы не уничтожали отчет Калама, что он был у вас украден, как вы и заявили.

– И люди поверят?

– Бенуа во всем признается.

– Но он скажет, на кого работал?

– Нет.

– И Флёри не скажет?

– Флёри не знал.

Итак… У министра с души только что свалился камень, но облегчения он не чувствовал. Да, Мегрэ спас его репутацию. И тем не менее партия Пуана была проиграна. Если только, что маловероятно, Бенуа в последнюю минуту не решится все рассказать, победителем выйдет Маскулен. И депутат настолько был уверен в подобном исходе событий, что задолго до того, как Мегрэ закончил расследование, не побоялся показать комиссару свой фотостат. В качестве предупреждения. Эдакий оригинальный способ сказать: «Кому нужно, тот поймет!» Все, кто по какой-либо причине боялись обнародования отчета, будь то Артур Нику, засевший в Брюсселе, или та или иная политическая фигура, да кто угодно, все они отныне знали, что Маскулену достаточно вытащить припрятанный у него отчет, и карьера их будет кончена.

В гостиной повисла тишина. Никакой гордости в связи с завершением расследования Мегрэ не чувствовал.

– Через несколько месяцев, когда история забудется, я подам в отставку и мы вернемся в Ла‑Рош-сюр‑Йон, – пробормотал Пуан.

– Обещаешь? – воскликнула жена.

– Клянусь.

И жена министра искренне, без всякой задней мысли, обрадовалась. Потому что муж для нее был важнее и дороже всего на свете.

– Можно я позвоню Алану? – спросила Анна-Мария.

– Так поздно?

– Думаешь, новость не стоит того, чтобы его разбудить?

– Как хочешь…

Да, она тоже не совсем понимала, кто вышел победителем в этой истории.

– Хотите что-нибудь выпить? – неуверенно пробормотал Пуан, робко взглянув на комиссара.

Взгляды их встретились. Мегрэ снова испытал странное чувство, будто смотрит на человека, который мог бы быть ему братом. Даже смотрели они одинаково, мрачно и устало, и плечи горбились как у одного, так и у другого. Предложение выпить было лишь предлогом для того, чтобы посидеть вдвоем и немного помолчать.

Анна-Мария говорила по телефону:

– Да, все закончилось… Говорить еще рано… Пусть папа сам преподнесет им сюрприз, когда будет выступать в парламенте…

Что еще эти двое таких похожих мужчин могли сказать друг другу?

– Ваше здоровье!

– Ваше здоровье, господин министр.

Мадам Пуан вышла из комнаты. Дочь последовала за ней.

– Я поеду спать, – пробормотал Мегрэ, поднимаясь. – Что и вам настоятельно советую.

Пуан неуклюже протянул комиссару руку, будто то был не банальный жест прощания, а способ выразить сложные чувства, которых он стыдился.

– Спасибо, Мегрэ.

– Я сделал все, что мог…

– Да…

Они подошли к двери.

– Знаете, а я ведь тоже отказался пожать ему руку…

И уже на лестнице, почти повернувшись спиной к министру, Мегрэ буркнул:

– Рано или поздно он свернет себе шею…

Ферма Шедоу-Рок,

Лейквилль (Коннектикут)

23 августа 1954 года