Читать книгу Девочка идёт вперёд - - Страница 7

Отцовский склон из зелёного превратился в жёлтый, а из жёлтого опять в зёленый.

Было начало четвёртого года их жизни в уездном городе Тяньян, третий день нового 1993 года по китайскому лунному календарю.

– Пойду в горы помогать дедушке пасти коров, – неожиданно объявила мама и в одном платке выскочила на улицу. Снаружи завывал ледяной ветер, висели свинцовые тучи, вот-вот должна была начаться буря.

– Мама, я с тобой! – Маои бросился за ней вдогонку, опасаясь, что она не справится с коровами в одиночку или потеряется сослепу. Но мамы, хоть она только что вышла, уже и след простыл. –  Мама, береги себя! Ты плохо видишь, будь осторожна, не упади…

– Мама, возвращайся поскорее… – Сюэр была уже достаточно взрослой и понимала, что всякие неприятности с мамой происходят, когда она вот так выбегает на улицу. Малышка ощущала смутное беспокойство всякий раз, когда это происходило.

Вот, например, летом прошлого года мама погнала двух коров пастись на склон и упустила их. Коровы забрели на чужое поле, поели хозяйскую кукурузу, да ещё истоптали весь участок так, что смотреть было страшно. Хозяева, разумеется, потребовали возместить ущерб, и отцу пришлось отдать двести юаней, чтобы дело не дошло до полиции.

Сначала в семье Хуан было пять пони. Несчастная Хуан Цайцинь тащила для них с улицы всё, что считала подходящим для прокорма: рисовую солому, стерню, а ведь кое-что из этого было опрыскано сельскохозяйственной химией! Словом, вскоре от такого фуража два пони издохли.

В тот злополучный день беспокойство, одолевавшее Сюэр, оправдалось. Придя с коровами на пастбище, мама по неизвестной причине оставила животных одних, а сама побежала в другое место, туда, где росла крошечная грядка сахарного тростника – ей вдруг вздумалось незамедлительно оборвать там высохшие листья. Управившись, она сложила сушь в одну большую кучу и подожгла её – видимо, очень уж хотела расправиться с этими бесполезными засохшими остатками.

Огонь постепенно разросся, и когда мама увидела, что на поле не осталось никакого беспорядка, ничего, кроме бурой земли, то почувствовала глубокое удовлетворение. Да, вскоре её огонь разберётся с сорняками и листьями. Вот какая она молодец!

Ветер не переставая хлестал её по рукам и лицу, проникал за ворот тоненького ватника, обжигая шею холодом, но она этого не замечала. Ветер колыхал и огромное подвижное пламя, которое, будто заколдованное, тянуло во все стороны свои длинные щупальца. Огонь подпитался опавшей с деревьев листвой, и вся роща на склоне в один миг превратилась в полыхающее море.

Северный ветер завывал, и роща светилась красным, словно на неё опустились багровые тучи. Подоспевший Хуан Чжунцзе увёл поскорее жену прочь и побежал звонить в полицию. Вскоре приехали стражи порядка, понабежали соседские мужики с вёдрами и тазами тушить пожар. Но куда там! Огонь горел долго, очень долго.

Потом начался ливень и наконец потушил прожорливое пламя, после которого осталась лишь проплешина с увечными обугленными столбиками.

Пепелище! Вот уж беда так беда!

Вечером в хижину на склоне зашли трое человек в фуражках.

– Старина Хуан, а старина Хуан! Что же ты натворил! Пятьдесят с лишним му сосен сгорело! В семье есть порядки, а в государстве – закон. Ситуация из ряда вон, придется взыскать штраф… С учётом ваших особых обстоятельств он будет небольшим. Но меньше пяти тысяч юаней – никак, приготовьте и принесите в полицию не позже положенного срока.

Высокий полицейский из лесничества договорил, а низкорослый полицейский протянул Хуану Чжунцзе листок со статьёй из «Лесного кодекса КНР» и ручку. У отца дрожали руки, и эту чёрную перьевую ручку он смог ухватить далеко не сразу. Тщательно изучив текст статьи, он с обречённым видом поставил на листке своё имя и прижал палец в качестве печати.

Да, то был действительно горестный вечер.

Весь почерневший от ярости, Хуан Чжунцзе подошёл к жене и молча занёс над ней крепко сжатый кулак. Его рука поднялась намного выше макушки Сюэр, а девочка всё смотрела на него, не в силах отвести взгляд. Кулак долго не опускался; Сюэр заметила, что он немного подрагивает. Девочка бросилась к матери на руки, обхватила за тощую талию и зарылась щекой в платье, припорошенное пеплом. Она не спускала глаз с разгневанного отца и ждала, что сейчас его ярость выплеснется и худо станет всем. Сердце малышки колотилось где-то в горле. Как и отцовский кулак, оно дрожало без остановки.

Рука Хуан Чжунцзе медленно опустилась, и он сквозь зубы процедил:

– Сколько раз тебе говорили, ты больна, сиди дома, не надо ничего делать, не надо разгуливать везде одной, ведь ты попадёшь в беду. Но ты не слушаешь. Посмотри, что ты натворила! Нарушила закон! Совершила такое преступление, что ни сто, ни двести юаней не спасут нас! Надо пять тысяч юаней! Скажи, откуда нам взять такие деньги?!

– Успокойся, успокойся. Денег нет, поэтому я сяду в тюрьму, хорошо? – Хуан Цайцинь, глотая слёзы, осторожно взяла мужа за рукав и бормотала не то ему, не то себе под нос. Нездоровую женщину и без того было ужас как жалко, а теперь и все трое детей раскаивались, что рано утром не остановили её, не пошли вслед за ней.

Дети дрожали от страха. Как же они надеялись, что взрослые всего лишь разыгрывают спектакль, что всё это вроде их обычной детской игры в домик! Как надеялись, что всё не взаправду, что их семью просто пугают… Однако трое ребят ясно слышали разговор полицейских с родителями. Мама разожгла малюсенький огонёк и вдруг спалила целый лес. Глядя на несчастную маму, на папу, бледного от гнева, дети залились слезами.

– Сегодня же отвезу тебя к родителям. Здесь тебе больше не место! – Чаша папиного терпения переполнилась, эту ошибку он ей простить уже не мог.

Вся в слезах, Хуан Цайцинь начала собирать себе сменную одежду. Она достала авоську и сложила в неё две двубортных рубашки, отыскала две пары носков. Папа принёс нейлоновый мешок и начал складывать туда одеяло, которое мама забёрет с собой.

– Мама не может уйти! Папа, я не дам маме уйти!

Внезапно Сюэр, рыдая, подскочила к отцу и пронзительно закричала, дергая его за штанину. Он было решил не обращать на неё внимания, но куда там!

– Ты же говорил, что если кто-то ошибся, но потом признал свою вину и всё исправил, то он молодец! Ты говорил, говорил! – не унималась Сюэр, которая решила, что ей удалось найти соломинку, которая могла бы спасти маму.

Потом она бросилась умолять и её:

– Не уходи, исправь всё! Исправь! Скажи папе, скорее скажи ему: «Я всё исправлю! Я всё исправлю!» Папа хороший, он разрешит тебе остаться!

Этот неожиданный поступок смутил главу семейства, его гнев сразу убыл вдвое. Когда несгибаемый, отродясь не плакавший Чжунцзе поглядел на свою Сюэр, горячие слёзы сами ручьями потекли по его исхудалым щекам.

Пять тысяч юаней штрафа надо собрать за довольно короткий срок, но где было достать такие деньжищи!? Папа дотащил своё отяжелевшее тело до входной двери, медленно погрузил его в темноту и долго не возвращался. Когда он наконец вернулся, лицо его было спокойно. Он вошёл в комнату, взял из деревянного шкафа ключ, открыл ящик, вынул пачку денег, пересчитал. Не хватало ещё трех тысяч юаней.

Это были все сбережения семьи. Все деньги от продажи их старого дома в Бабе, от продажи свиней, овец, кур и уток лежали в неприкосновенности в выдвижном ящике платяного шкафа. Папа приберёг их на кирпичи, черепицу и цемент для нового дома. Но с уплатой штрафа строительство отодвинется на неопределённый срок. И даже всех этих денег всё равно не хватит!

Не в первый раз ему приходится расплачиваться за ошибки жены и тот вред, что она причинила другим, и просто смиряться. Раз за разом просто терпеть и смиряться.

Чжунцзе снова исчез во тьме ночи и долго-долго не возвращался. В жизни не занявший у других даже цзиня риса, даже одного фэня[15], принципиальный, папа пошел по дворам просить взаймы, чтобы уплатить штраф.

Когда он вернулся домой, его застывшее лицо понемногу стало оттаивать, смягчаться. В голове, затуманенной пожаром, постепенно начало проясняться, в том числе и из-за слёзной мольбы Сюэр. Как он мог со спокойной душой отправить больную жену обратно в родительский дом? Ведь она подруга его жизни, родившая и воспитавшая троих детей семьи Хуан! И один день супружества – это любовь и забота друг о друге навсегда. Если бы он и впрямь выслал её к родителям, разве смог бы спать спокойно? Это было просто помутнение рассудка, он просто хотел припугнуть жену, чтоб больше она не совершала таких ошибок.

На следующий день Хуан Чжунцзе уже не заикался о высылке, но и с женой не разговаривал, даже не смотрел в её сторону. Он ходил с холодным, равнодушным видом, от которого Сюэр было тревожно и страшно.

– Мама, не бойся. Папа молчит, значит, разрешает тебе остаться. Ты просто будь рядом с ним, помогай ему, не убегай одна! – Перед сном, вытирая маме слёзы, Сюэр тихонечко советовала ей, как поступить.

Хуан Цайцинь прислушивалась к дочкиным советам: каждый день сопровождала мужа в горы, делала всё то же, что и он. После пожара она больше не решалась ходить куда-то в одиночку. Поначалу она даже не пыталась заговорить с супругом, а только поглядывала исподтишка на его свирепое лицо. В облачную погоду она часто сидела в поле и наблюдала за облаками. Порой начинался дождь, а когда он заканчивался и на небе появлялась радуга, мама любовалась ею. Первое время для Хуан Чжунцзе она стала словно бы тенью, глупым дитятей – утром он брал её с собой в горы, а в полдень отводил обратно. Спустя некоторое время он успокоился, а когда прошел месяц, даже взял её с собой в лесничество, чтобы вместе уплатить штраф. Домой они вернулись вместе и весело болтали по дороге. Так, постепенно, семья, которая чуть не развалилась, семья несчастная, бедствующая, вновь наполнилась теплом и счастьем.