Читать книгу Тайны Елисейского дворца - Жюльетта Бенцони - Страница 2

Часы на колокольне церкви Святого Роха пробили один раз, но громче и дольше, чем раньше, когда отбивали половину часа, и Лаура, слегка задремавшая на мягких подушках своей кареты, очнулась и подняла голову. Выглянув из окошка, Лаура обвела глазами двор Елисейского дворца. Все тихо, все спокойно. Слишком уж тихо и спокойно. Во всех окнах на первом этаже свет погашен, только в прихожей горит фонарь, в золотистом свете которого мужественные фигуры стражников кажутся тенями из спектакля китайского театра. Да и на втором этаже тоже темные окна – даже в будуаре Каролины.

«Сколько же еще мне тут томиться? И чего ждать от этого, притворившегося крепко спящим, дворца?» Лаура боялась дать себе ответ на последний вопрос…

Жером, кучер, служивший еще у ее матери, соскочил с облучка и подошел к дверце.

– Лошади беспокоятся, мадам. Что будем делать?

От этих слов она вздрогнула, словно очнувшись от мучительного кошмара, и растерянно взглянула на Жерома:

– Лошади? Ах да, лошади… А что, собственно, можно сделать?

– Выехать со двора и сделать несколько кругов вокруг дома, мадам. С приближением рассвета становится холоднее, а небо уже розовеет…

Вскипающий гнев окончательно разбудил мадам Лауру Жюно, прелестную молодую жену губернатора Парижа. Вот уже два часа она торчала перед проклятым едва освещенным дворцом, и означало это только одно: позабыв о существовании своей Лауры, ее слишком уж неотразимый красавец-супруг занимается любовью с хозяйкой дома Каролиной Мюрат, самой младшей сестрой императора! Ходившие по Парижу слухи об их связи, которые Лаура яростно опровергала, оказались правдой. Паршивка Каролина, с детства считавшаяся подругой Лауры, посмела стать любовницей Жюно! Мало того, она не постеснялась грубо и дерзко показать это законной супруге, что окончательно вывело мадам из себя.

– Думаю, лошадям будет полезнее деревенский воздух! Мы едем домой!

– В особняк на Шан-Зэлизэ?[1] А потом мне вернуться за генералом?

– Не вздумай! Мы приехали из Ренси и возвращаемся в Ренси.

– А как же генерал?

– Он без труда найдет себе лошадь. Прогулка галопом по утреннему холодку пойдет ему на пользу. А я желаю отбыть домой!

Распорядившись, Лаура опустила окно на дверце, завернулась поплотнее в бальную накидку из атласа, слегка подбитого ватой, устроилась поудобнее и закрыла глаза, твердо решив открыть их только дома. Способ не хуже других помешать слезам течь рекой. Главное не думать, что происходит в большой спальне в Елисейском дворце, тогда как она… Она уезжает одна-одинешенька! Но вовсе не в отчаянии! В ярости, да! Кровь клокотала в ее жилах, мстительная корсиканская кровь, и еще кровь прославленных Комнинов[2], византийских василевсов, воплощений бога на земле, приказы которых подчиненные выслушивали стоя на коленях.

До сих пор жизнь только баловала мадам Лауру Жюно, так могла ли она ждать от нее подобных неприятных сюрпризов? В девичестве Лаура носила фамилию Пермон, которую с радостью сменила, выйдя замуж за человека, которого полюбила, а теперь она стала фрейлиной пока еще совсем юного императорского двора. К этому моменту у нее уже было трое детей: две девочки и мальчик, родившийся всего три недели тому назад.

Когда семья Бонапарт переехала в Париж, братья и сестры полюбили бывать у мадам Пермон в просторном особняке на набережной Конти. Для Наполеона, второго мальчика в семье, худого своевольного гордеца, только что окончившего военную школу, ее дом стал многим больше, чем местом отдыха и игр. Его сердце покорила хозяйка особняка, обаятельная мать детей-подростков, и он даже собрался на ней жениться. Как заливисто и громко Лаура Пермон и все ее близкие тогда смеялись над самонадеянным юнцом! Но смеяться им довелось недолго: этот Бонапарт не терпел насмешек и имел обыкновение смотреть прямо в глаза обидчикам. И каким взглядом! От него у всех мурашки пробегали по коже!

У юного Наполеона было красивое лицо, удивительные глаза, мужественный вид, отличная выправка, но он был слишком худ, и ему не хватало сантиметров десяти роста, о чем он слишком хорошо знал. Это знание только усугубляло и без того непростой характер.

А вот к Лауре природа была щедра и благосклонна.

Среднего роста, с точеной фигуркой, Лаура поражала воображение мужчин, которых манили экзотическая красота и золотистая кожа, которую бурная кровь вмиг окрашивала румянцем. Волосы у нее были черны как смоль, а глаза цвета амбры сияли весельем и азиатским лукавством. Длинная шея, зубы ослепительной белизны, что в те времена встречалось нечасто. Вот только нос был, пожалуй, чуточку длинноват. Но стоило ей засмеяться, как все забывали о носе, а смеялась она часто. К тому же прелестная Лаура отличалась невероятным кокетством, обожала драгоценности и наряды, с юности одевалась нарядно и всегда была элегантна. Она стала украшением молодого императорского двора, изумившего Европу, не ждавшую ничего подобного после террора, утопившего Францию в крови.

Надо сказать, что «государь император» всегда играл немалую роль в жизни Лауры. Их матери, Летиция Бонапарт и Лаура-Мари Пермон, были подругами еще с Корсики. Дружили между собой и их дети – мальчики и девочки.

После того как Лаура вышла замуж за Александра Жюно, дружба между семействами стала еще теснее. Александр был особой, личной находкой Наполеона. Он родился в Бюсси-ле-Гран (Кот-д’Ор) и при крещении получил невероятное имя Андош, никаких других у него не было. Однако Лаура быстро навела порядок и переименовала Андоша в Александра, что куда больше подходило военному. Разумеется, с одобрения Бонапарта.

– Если на то пошло, – заявил он Жюно, – мне бы тоже нужно переменить имя. Разве был хоть один Наполеон во Франции?

– Нет, и, значит, вы будете первым, господин первый консул. Ваше имя впишут в историю Франции большими буквами!

Наполеон ничего не ответил, не мешая восторженным речам Жюно.

Бывший сержант Жюно Буря после Тулона обожествил Наполеона и хранил ему верность всю свою жизнь. Чины и титулы Бонапарта: генерал, первый консул, император ничего не прибавляли в глазах преданного слуги кумиру. При любых обстоятельствах Александр Жюно жаждал одного: быть рядом со своим божеством. Просто рядом и ничего больше! Преданность принесла ему двадцать семь ранений, одно очень опасное в голову, другое в лицо. Шрам не обезобразил Александра, скорее наоборот. Высокого роста, великолепно сложенный блондин с мягкими и блестящими волосами, синими глазами и улыбкой, способной растопить сердце любой вдовы, Жюно был бы смазливым красавчиком, если бы не шрам, – тот придавал ему мужественности, спасая от слащавости. При такой внешности он встречал мало жестокосердых красавиц, способных ему противостоять, и, хотя искренне любил жену, имел немало приключений на стороне. Но у жены хватало ума закрывать глаза на многочисленные, но краткосрочные увлечения мужа. Его пассий она называла «сестренками».

Приятного в любвеобильности Жюно было мало, но большого значения она не имела. Лаура, женщина кокетливая, утешала себя танцами с тем или другим поклонником, из тех господ, которых не особенно жаловал ее муж.

Но в ту ночь, с которой начались описываемые нами события, речь шла не о заурядном любовном приключении, а об увлечении сестрой императора, женой Мюрата. Мюрат, как и Жюно, на многое мог смотреть сквозь пальцы, но рогов у себя на голове не потерпел бы. Они помешали бы ему украшать себя шляпами с пышными плюмажами, которые он так любил.

А Каролина? Каролину теперь именуют ее императорским высочеством, она стала великой герцогиней Берга и поверила, что кровь у нее в жилах стала голубой, королевской, а вернее, императорской. С теми, кто знал ее в прошлом, в те времена, когда она была бедна, и кто помнил, как она сама помогала матери по хозяйству, теперь она вела себя особенно высокомерно. Теперь она сестра императора и никому не позволит забыть об этом! А до чего ручки у нее цепкие! Что в них попало, она ни за что не выпустит. О да, битва Лауре предстояла серьезная. Но все же она законная супруга и не была в претензии за то, что тайна супруга открыта. Теперь Лаура знала, с кем имеет дело.

А между тем еще несколько часов назад ничто не предвещало бури, и вечер этот начинался так приятно!

Лаура, подарив супругу сына, набиралась сил в великолепном замке Ренси в пяти лье от Парижа[3]. Так распорядился Корвизар, придворный врач. Роды были тяжелыми, но чего не перетерпишь, лишь бы подарить наследника своему герою? До этого у них родились две девочки. И муж был так счастлив, что и Лаура чувствовала себя на седьмом небе.

Никогда еще жизнь не казалась ей такой прекрасной. Ее мужем был самый красивый мужчина, близкий друг императора, губернатор Парижа, их связывала глубокая любовь, она родила ему наследника, и теперь их связь стала еще прочнее. Они жили в Ренси, самом красивом замке в окрестностях Парижа, где ей было так хорошо. С каждым днем Лаура чувствовала себя все лучше, к ней вернулись легкость, элегантность и красота, которые она всячески берегла и во время беременности. А главное, теперь наконец установился мир и супруги смогут наслаждаться всеми радостями придворной жизни, развлекаться и веселиться, а не ждать военных реляций Великой армии, которые приносят порой столько слез. Как же Лаура была благодарна императору, сумевшему вновь вернуть во Францию порядок! Сердце ее болезненно сжималось всякий раз, когда великолепная военная машина, созданная Наполеоном, снова приходила в действие… Но сейчас наступил мир. Прочный. Мирный договор подписали на плоту посреди Немана царь всея Руси Александр I и император Франции Наполеон, окончательно определив границы и дав свободу Польше[4].

Стоял 1807 год. Лето было жарким, в парке Ренси изнемогали от цветения розы, в густой листве распевали птицы, а зеркала роскошной ванной комнаты отражали красоту молодой счастливой женщины.

И откуда взялась в это чудное утро отвратительная записка?

Увидев, что послание не подписано, Лаура собиралась выбросить его, но любопытство оказалось сильнее, и вот что она прочитала:

«Почему господин губернатор не возвращается каждый вечер к своей прелестной супруге? Ренси не так уж далеко от Парижа. Может, он предпочитает парижские развлечения? Сегодня его приветствовали в театре Варьете, где собирается весь Париж… Но, возможно, там его ждет кто-то еще…»

Театр Варьете? Что за глупость? Там теснота, духота, а здесь столетние дубы дарят тень и прохладу, журчит ручей, оберегая замок от жары.

Однако пылкая Лаура не могла пренебречь запиской, она должна была докопаться до истины. Что-то подсказывало ей, что речь идет вовсе не об очередной «сестренке».

– Глупо не глупо, а посмотреть надо! – объявила она вслух.

– Что посмотреть? – поинтересовалась Аделина, преданная толстуха-горничная, жившая при Лауре с детства и заслужившая лестное положение доверенного лица и советчицы, если, конечно, хозяйка в них нуждалась.

Аделине исполнилось тридцать, она была старшей дочкой кормилицы Лауры, которая заботилась о малышке куда с большим рвением, чем ее блистательная мать, которая вела светскую жизнь и не могла уделить должного внимания своему потомству.

Впрочем, Лаура уже поднялась с постели, где, по мнению доктора Корвизара, должна была бы находиться еще два или даже три дня. Аделина, укладывая в ящик принесенные воздушные нижние рубашки, повторила свой вопрос:

– Что посмотреть?

Молодая женщина, искавшая под кроватью расшитую золотом домашнюю туфельку, выпрямилась.

– Посмотреть, почему Жюно приятнее провести вечер в театре Варьете в тесноте и духоте, а не приехать к нам подышать прохладой и полюбоваться сыном, которого я ему подарила.

– Может, там какая-то особая церемония? Быть может, в честь императора, и ваш супруг как губернатор города Парижа…

– М-м… Думаю, о церемонии я бы знала… Ну-ка возьми, прочитай!

Аделина, нахмурив брови, отчего посередине лба у нее залегла глубокая морщина, ознакомилась с содержанием скверной записки.

– Ага! – сказала она, прочитав, и через несколько секунд прибавила: – И вы, значит, встревожились?

– Есть отчего, разве нет? Жюно у всех на виду… Он так привлекателен, что его всегда окружает целая свита поклонниц. И все к этому привыкли. Так что, если кто-то взял на себя труд предупредить меня, значит, происходит что-то серьезное и я должна знать, в чем дело… Так что приготовь мне ванну и достань платье из тех, что недавно прислал Леруа. Достань белое газовое, расшитое золотыми пайетками. Я хочу… ослеплять!

Аделина прекрасно знала, что не стоит спорить с «госпожой губернаторшей», когда она говорит таким тоном. Если в армии Жюно окрестили Бурей, то его жена уж точно заслуживала прозвания Ураган. Так, по крайней мере, считала Аделина. И хотела бы она посмотреть, что останется от месье Жюно, когда он вернется… Но подобные мысли лучше было держать при себе!

Несмотря на спешку, а значит, и нервную суетливость, Лаура уселась за туалетный столик и занялась своей внешностью с особой тщательностью – она хотела блистать и не пренебрегла ни одной мелочью. Закончив работу, посмотрелась в зеркало и, улыбнувшись своему отражению, объявила:

– Вы не красивы, вы много хуже…

– Это что еще за хуже? – возмутилась Аделина. – Как могло вам такое в голову прийти?

– Не мне, а первому консулу, дорогая. На вечере в Мальмезоне тому назад… семь лет! Мы с Александром тогда еще были женихом и невестой…

Представление в тот вечер родилось из почти что импровизации. Удушающая жара разогнала императорский двор по замкам, однако победные новости из-за Рейна подарили вдохновение Дезожье, директору Варьете, который был к тому же и модным автором. Наконец-то наступил мир, и он хотел первым его восславить. Резвое перо мигом набросало пьеску «Лодочники Немана», ее-то и должны были сыграть вечером перед парижским светом.

Зрителей в театре собралось немало, и все это были важные персоны и сановники: в ложах разместились признанные красавицы во главе с принцессой Полиной. Полина, сестра императора, овдовела после первого брака. Ее супруг, генерал Леклерк, умер от желтой лихорадки в Сан-Доминго, и она вышла замуж по приказу – но это ее ничуть не смутило – за князя Камилло Боргезе, богатого итальянца, которого мало интересовали женщины. Боргезе был одним из лучших наездников Империи и любил погарцевать даже перед Всевышним, однако он не мешал молодой жене жить так, как ей хотелось, лишь бы она была красивой и украшала его дом. Полина не обманула ожиданий князя, она была самой красивой из сестер Бонапарта, а еще и самой своевольной и щедрой. Она коллекционировала любовников и ездила по модным магазинам. Царственный брат называл ее «Мадонна безделушек». Полина с детства была ближайшей подругой Лауры Жюно.

Александр сидел в ложе один и, похоже, скучал, хотя героиню из «Лодочников» пела знаменитая Дюгазон, от которой был без ума «весь Париж» и которая очень нравилась губернатору. Говорили даже, что… Но чего только не говорили об Александре?..

Он восторженно хлопал певице, когда дверь ложи отворилась. Он вскочил и, узнав жену, низко поклонился, слегка побледнев.

– Вы? – удивленно спросил он. По приказу императора обращение «ты» допускалось только в домашней обстановке. – К чему такая неосторожность?

– Неужели у меня больной вид? – шутливо спросила Лаура.

– И близко нет! Вы великолепны. Но я не видел у вас такого платья!

– Оно только приехало от портнихи, – со смехом отвечала она. – Что скажете? Оно вам нравится?

– Я был бы привередой, если бы… Вы обворожительны! Впрочем, как всегда. Но вы уверены, что не совершаете ошибку? Сегодня утром, когда я уезжал, вы показались мне бледненькой.

– Нет. Нельзя залеживаться в кровати. Вы же знаете, как я люблю двигаться и…

Она замолкла. В коридоре раздались шаги, и почти сразу же под руку с мужчиной в мундире в ложе появилась Каролина Мюрат, великая герцогиня Берга. Она не стала скрывать своего недовольства, увидев рядом с мужем жену.

– И вы тоже тут? А я-то думала, вам предписано лежать в постели!

– Я тоже так думала, но мужественные одолевают горы, а я никогда не любила лежать. Ваше императорское высочество достаточно хорошо меня знает, чтобы не удивляться.

– Да, конечно. Примите мои поздравления, – продолжала Каролина, устремив на Жюно взгляд, который не сулил ему ничего хорошего. – И приехать вам помог ваш супруг, не так ли?

– Вовсе нет, – отозвалась Лаура, раскрыв белый с золотом веер, не уступавший великолепием платью. – Я сделала супругу сюрприз.

– Как он, должно быть, обрадовался, – уронила Каролина, садясь в кресло, которое немного выдвинул Жюно, поставив его чуть в стороне от двух других, куда уселись супруги.

Лауру глубоко задело появление Каролины и их обмен на первый взгляд вполне безобидными фразами, и она внимательно посмотрела на сидящую рядом маленькую женщину, которую всегда считала подругой. Они были одного возраста. Каролина среди сестер была самой младшей и единственной блондинкой. Элиза, самая старшая, была брюнеткой и отличалась сдержанностью, унаследовав от матери, мадам Летиции, ее величественную красоту. Полетт, вторая, которую стали звать Полиной, была прехорошенькой и очень ветреной, ей никак не удавалось быть верной женой, хотя она умела быть верной в дружбе.

У Каролины была короткая шея и немного большеватая голова, но краски – бело-розовая кожа, большие голубые глаза – несомненно, были ее достоинством и делали ее образ очаровательным. И еще она как никто другой умела заполучить мужчину, который пришелся ей по нраву. У Лауры уже не было никаких сомнений, что ее императорское высочество с недавних пор одаривает своей благосклонностью ее мужа. Предстояло дейстововать с крайней осмотрительностью – если Каролина чего-то хотела, ничто не могло ее остановить. Даже ее супруг Мюрат, честолюбивый не меньше жены и мечтающий о настоящей королевской короне, потому что герцогская для человека его стати казалась ему несерьезной.

Жюно тоже был честолюбив, но до сих пор его все устраивало. Однако жена, которая хорошо его знала, видела, что сейчас в нем шевелится червячок недовольства. Шевелился он по одной-единственной причине: губернатор Парижа не сражался рядом с императором во время последней кампании, проходившей в Германии, он не принимал участия в последних битвах.

– Доверяя тебе Париж, я доверяю тебе сердце своей империи, – сказал Жюно Наполеон. – Позаботься, чтобы здесь не было никаких неприятностей, пока я отсутствую.

– Я все понимаю, сир, но вы прекрасно знаете, что для меня нет ничего лучше, как сражаться бок о бок с вами. Князь Талейран вполне мог бы…

– Князь Талейран политик, и я вовсе не уверен в его верности. Парижу нужен солдат, а ты один из лучших солдат. Ты молод, значит, впереди у тебя много времени, хватит, чтобы завоевать маршальский жезл!

Этим обещанием и пришлось удовольствоваться Жюно. Когда он вернулся к себе в особняк на улице Шан-Зэлизэ (подарок Наполеона), Лауре понадобились неисчислимые запасы любви и терпения, чтобы убедить мужа в том, что император не пожелал удалить его от себя, а, напротив, проявил к нему высшее доверие и дружбу. Но так и не убедила.

– Я слишком молод, чтобы командовать консьержками, – возмущался он. – Мое место с ним рядом, в огне битвы!

Обида не прошла. И в этот вечер Лаура задала себе вопрос: а что, если, сблизившись с Каролиной, он искал возмещения. Она же сестра императора…

Как бы там ни было, но на плечи законной супруги легло нелегкое бремя. Во-первых, она опасалась Каролины, потому что любовное приключение с ней грозило ее Александру прогулкой по утренней росе вместе с Мюратом в какой-нибудь закрытый сад или другой укромный уголок, где они достанут сабли или пистолеты. Мюрат отличался безудержной храбростью – не меньшей, чем Жюно, – и роль обманутого мужа не соответствовала его статусу.

Антракт был коротким – бог знает, почему? – визиты из ложи в ложу длились недолго, и вот уже опять певцы на сцене. Только Дюгазон пропела трепетную оду природе, как Каролина откровенно зевнула.

– Напрасно я пришла сегодня в театр. Пьеса такая скучная, что я бы с удовольствием ушла…

– И я тоже, – подхватил Жюно. – У меня что-то голова побаливает, прохладный воздух Ренси уж точно пойдет мне на пользу.

– Но сначала вы отвезете меня в Елисейский дворец. Я отпустила карету и слуг, когда приехала в театр.

– Конечно, с удовольствием. Я тоже отпустил слуг и карету, но Лаура, наверное, приехала на четверке. Так, дорогая? – И Жюно обернулся к жене.

– Да, именно так. Поедемте, если хотите, и отвезем ее высочество домой.

Лаура была просто счастлива и поздравляла себя с тем, что решила приехать в театр. Она нарушила планы мадам Мюрат. Сейчас они отвезут ее домой и вернутся вдвоем в свой замок Ренси, которому многие так завидовали и который когда-то принадлежал герцогу Орлеанскому. Кое-кто даже утверждал, что Ренси гораздо красивее Во-ле-Виконта, чуда, погубившего суперинтендента Фуке и вдохновившего архитектора Ренси. И парк у них тоже был ничуть не хуже. После революции поместье Ренси приобрел финансист Уврар и прибавил ему позолоты и всяческих ухищрений, что вовсе не понравилось Наполеону, который отобрал его у Уврара и отдал Жюно, ценя солдатскую доблесть и преданность последнего. А заодно сделал подарок и Лауре, ставшей хозяйкой великолепного имения, где она могла устраивать пышные празднества и балы, которые так любила. Через несколько недель она собиралась устроить очередной прием в честь рождения долгожданного наследника, крестным отцом которого должен был стать, разумеется, император.

Ренси – волшебная мирная гавань, где царили порядок и красота. За его решетки не проникали дурные слухи и зловредные предзнаменования. Благодатное его воздействие Александр не раз испытал на себе – там стихали головные боли, которые преследовали его повсюду. При мысли о празднике в Ренси Лаура почувствовала себя еще счастливее, радуясь, что ей удалось справиться с «детской» ловушкой Каролины, понадеявшейся, что, проведя с Жюно ночь, она им завладеет. А ведь времени оставалось совсем немного. Наполеон должен был вернуться дня через два или три, и следовало опасаться его орлиного взора, как и грозного взора Савари, заменившего незаменимого Фуше, попавшего в немилость. От Наполеона всегда можно было ждать чего угодно, и императрица Жозефина, знавшая его лучше всех и привыкшая к его выходкам, вздыхала:

– Император возвращается с победой. Приготовьтесь к головомойкам.

Так что Лаура имела все основания прятать своего Александра в уютном райском Ренси. И как же им там будет славно!

Одно мгновение, и все изменилось.

Ничего славного, ничего хорошего. Каролина нанесла ей глубочайшее оскорбление, ей, законной супруге! Вынудив ее торчать во дворе вместе со слугами, коварная любовница уложила Жюно в свою постель и удерживала его сколько ей угодно. Она позабыла, кто такая Лаура, поместив ее практически на одну ступеньку с кучером и лакеями.

По счастью, Жером спас ее от этого унизительного ожидания, сославшись на необходимость поразмять лошадей. Не худший способ посоветовать оставить проигранную партию. Но как она должна встретить мужа, когда он вернется, благоухая духами мадам Мюрат? Двумя звонкими пощечинами и скандалом, сладкой пищей для слуг – но только, конечно, не для Жерома? Или презрительным молчанием? Но на него бедная Лаура не чувствовала себя способной. И горя своего она тоже скрыть не могла. От слез, которые свободно текли по щекам, уже промок бархат роскошной кареты. И единственным достойным решением было оставить все так, как оно есть. Скандал, на который пошла Каролина в своем непроходимом эгоизме, нельзя было отменить. Она не подумала ни о чем. Ей в голову не пришло, что она подвергает смертельному риску жизнь двух героев.

А простачку Жюно не пришло в голову задуматься, как император отнесется к такой-то новости, если слухи вдруг дойдут и до него? Вместо маршальского жезла, которого Александр так жаждет, ему предоставят пост – возможно, даже почетный, – но как можно дальше от императорского двора, чтобы поскорее забыть об опальном вояке.

– Если это случится, я с ним не поеду, – подумала вслух Лаура. – Останусь в своем доме с детьми, родней, друзьями… И моим чудесным парком. Было бы слишком, если бы меня еще и наказали!

Остальную дорогу она придумывала, какую невероятную месть она может обрушить на головы двух предателей, избежав при этом губительных последствий. Пойти и пожаловаться императору? Но, во-первых, Лаура брезговала доносами, а, во-вторых, результат был непредсказуем. Император вполне мог отправить Жюно в какую-нибудь дыру в провинции или дать ему почетное место на задворках Европы. С таким-то количеством побед, захолустий в запасе стало предостаточно! И супруга, она же жертва, будет обязана следовать за сеньором и господином, то есть будет наказана вдвойне. Пойти и сообщить Мюрату, что отныне обожаемым им гигантским плюмажам не скрыть могучей пары рогов? Не стоит об этом и думать! Откликнуться-то он откликнется, и немедля, но Лаура ненавидела дуэли не меньше Наполеона. Она никогда не понимала, как поруганная честь может быть восстановлена от шрама или крови, показавшейся на теле противника? Если, конечно, оскорбленный сам не заплатит серьезной раной или даже жизнью, подняв руку на противника сильнее его. Ну и что, спрашивается, хорошего?

Устроить классический семейный скандал? Лаура плохо себе представляла, как разбивает вазу о голову виновного. К тому же удар может обойтись очень дорого: светлые волнистые волосы прикрывали трещину в черепе, оставшуюся от сабельного удара, положишь руку и чувствуешь пульс. Нет, лучшим наказанием будет молчание. Ничего тяжелее не придумаешь для Бури, как жить с женой, которая его не замечает… Решение было принято, и слезы на глазах оскорбленной женщины высохли, а еще большим утешением стало для нее обожаемое Ренси. Позже она напишет:

«Я с радостью смотрела на тенистые деревья и замок, отчасти пострадавший, но все же сохранивший свою красоту среди такой свежей, такой чудесной зелени, замок, где все было сделано для удобства жизни…»

В самом деле, предыдущий владелец, банкир Уврар не пожалел денег и сделал великолепное здание еще и уютным и удобным. А чего только не было в парке! Отличные конюшни, псарни с прекрасными сворами, каретные сараи. Роскошь убранства, утонченный стол привлекали в замок самых элегантных, самых избалованных гостей из высшего света. Больше всего Ренси славилось своими охотами.

Супруги Жюно поселились в Ренси уже после того, как Уврар превратил его в настоящее чудо, благодаря золоту, которое он щедро рассыпал пригоршнями, и теперь члены императорской фамилии, равно как кое-кто из придворных, страшно им завидовали. Господин Жюно был глубоко уязвлен тем, что его вынудили отказаться от Прусской кампании 1807 года, которая прибавила Элау, Йену, Фридланд и другие победы к военной славе Наполеона, а он остался сторожевой собакой при Париже, лишившись возможности стать наконец маршалом Франции. Александр утешал себя празднествами и устроил их несколько. Их осветила своим присутствием Мадам Мать императора, у которой Лаура была фрейлиной, а также жены тех, кто имел счастье сражаться на глазах у Наполеона, и среди них великая герцогиня Берга и княгиня Полина, представшие на праздниках во всем великолепии. Присутствовали на них и высокие сановники, остававшиеся в Париже, иностранные послы и несколько представителей старого режима, с которыми Лаура познакомилась в доме своей матери. Она продолжала их принимать, не обращая внимания на косые взгляды главы дома. Талейран и его два друга, граф де Монтрон и граф де Нарбонн-Лара стали ее близкими друзьями.

Вернувшись домой с кровоточащей раной в сердце, Лаура подумала, что друзья станут ее утешением в ближайшие дни, когда Александр, желая отпраздновать возвращение своего кумира, устроит великолепный праздник, где будут царить новые императорские высочества, а ей придется разыгрывать роль счастливой супруги и искусной хозяйки дома.

Карета остановилась у крыльца, и, когда Лаура вышла из нее, первые лучи зари позолотили небо, а птичий хор радостно грянул хвалу Творцу Вселенной. Лаура чувствовала себя гораздо лучше, но, очевидно, на ее лице еще заметны были следы перенесенной бури. Она вошла в дом в тот самый час, когда садовники меняли в вазах цветы, и Аделина торопливо сбежала по лестнице ей навстречу. Насупив брови, она сурово оглядела свою хозяйку.

– Чем это они вас там так огорчили? – спросила она, не утруждая себя экивоками. – И почему вы одна? И в слезах? Может, вы их и вытерли, но я-то вижу, что вы плакали.

– Пойдем ко мне в спальню, там удобнее говорить, чем на лестнице, – ответила Лаура, беря под руку свою «камер-даму», как любила она называть горничную. – Пусть мне принесут чего-нибудь горяченького, и я лягу. У меня такое впечатление, словно меня отколотили палками.

– И это все из-за того, что вы поехали в театр вместе с мужем? Обычно колотушки получают актеры на сцене. Хотите принять ванну? Вы немного расслабитесь.

– Я приняла ванну перед отъездом, а сейчас боюсь, в ней усну. Но я хочу увидеть моего сыночка!

– И перебудить весь дом? Даже не думайте, лучше расскажите, что с вами случилось!

И, тесно прижавшись друг к другу, они вошли в уютную, пышную спальню Лауры, где она чувствовала себя лучше, чем в любых других покоях замка. Белая с золотом и небольшими бирюзовыми вставками, она как нельзя лучше подходила златокудрой Лауре, соответствуя ее вкусам и пристрастиям. Здесь все – каждая мелочь, каждый пустячок – говорило, что вы находитесь в святая святых утонченной, кокетливой красавицы, умеющей позаботиться о своей красоте. Но сейчас изысканная обстановка противоречила душевному состоянию хозяйки…

Войдя, Лаура бросилась на постель и разразилась отчаянными рыданиями. Аделина посмотрела на нее, покачала головой и вышла. Через несколько минут она вернулась с позолоченным подносом, на котором стояла чашка дымящегося кофе. Поднос она поставила на ночной столик, а сама приподняла сотрясающуюся от всхлипываний Лауру.

– Выпейте, – попросила она, – согреетесь.

Душистый кофе обжигал, но Лаура проглотила его почти залпом, а вместе с кофе и коньяк, который Аделина налила ей в ту же чашку. Показалось, что она отхлебнула жидкий огонь: по телу пробежала судорога, и Аделина поспешила расстегнуть на Лауре платье и принялась растирать ее лучшим одеколоном Фарина, как известно, прекрасным средством от переохлаждения. По счастью, мадам Жюно отличалась крепким здоровьем. Хорошенько растерев, Аделина устроила ее в гнездышке из подушек, села рядом и взяла бедняжку за руку.

– Теперь вам лучше?

– Немного. Мне хотя бы тепло. А то мне показалось, что я лежу в ледяной воде.

– Теперь рассказывайте!

Почти в то же самое время Жюно Буря вернулся в особняк на Шан-Зэлизэ, ставший с некоторых пор резиденцией губернатора Парижа. Он приехал на лошади, которую позаимствовал в конюшне любовницы, и находился в прескверном настроении. Он чувствовал себя виноватым и не желал себе в этом признаваться. А если начистоту, то злился на весь мир, и в первую очередь на Каролину, которая так ловко его окрутила, сказав, что Мюрат возвращается послезавтра вместе с императором и у них уже не будет возможности так страстно любить друг друга. Предстоящие голод и лишения, потеря теплого любовного гнездышка возбудили в Александре такой пыл, что он позабыл о жене, ждущей во дворе Елисейского дворца…

Приехав домой, он не нашел жены и сразу подумал, что вскоре ему предстоит объяснение с Лореттой, как он нежно по-домашнему именовал Лауру. А как мучительно было для него возвращение его кумира-императора, присоединившего к своему венцу новые лавры – Эйлау, Йену, Фридланд – и завершившего свою кампанию подписанием мира на плоту в Тильзите. Александр ненавидел эту кампанию! Она отдалила его от императора!

Ища для себя оправданий, Жюно ухитрился разозлиться на жену. С чего вдруг она осталась его ждать, а не поехала тихо-мирно в Ренси? Она что, не знает Каролину? Не догадывалась, что красотка одолжит у нее мужа на ночь? Сыграет шутку, ведь она их обожает? Куда подевался здравый смысл Лауры? Жюно уже не называл жену Лореттой. Почему, спрашивается, она не поехала спокойно домой? Забыла, что губернаторский особняк в двух шагах? А теперь что? Им всем троим грозит гнев Наполеона, если только он узнает о дурацком приключении. А он непременно узнает. Агенты Савари, который ненавидит чету Жюно, мигом сообщат и ему, и что тогда? Уж кто-кто, а Лаура должна была подумать о последствиях своего поступка! Может, она поймет, что наделала, если он не вернется в Ренси?

Жюно злорадно вообразил себе жену, как, одна в просторной карете, она задыхается от гнева. Вспышки гнева Лауры были мгновенны, как летняя гроза, и обычно кончались смехом: она сама понимала ничтожность причины и сетовала на свою южную кровь. А еще она была такой лапочкой, что он не мог на нее долго сердиться. Так что и это недоразумение кончится, как все другие. Они посмеются и будут любить друг друга с прежним пылом.

Хотя сейчас провинившемуся супругу хотелось оказаться в просторной мягкой кровати одному, чтобы раскинуться с удобством и выспаться, не демонстрируя любовного пыла. Чертовка Каролина здорово им попользовалась!

В общем, Лаура прекрасно сделала, уехав без него. Она успеет остынуть, придет в себя. А он тем временем наберется сил дома, в особняке на Шан-Зэлизэ. А поутру непременно навестит Корвизара, у него опять головная боль, она случается всегда, когда он, так сказать, переусердствует…

Лаура не жалела, что помчалась ночью в Ренси, она выплакалась и взяла себя в руки. Дождись она Жюно во дворе Елисейского дворца, непременно устроила бы оглушительный скандал всем на радость. Особенно подлой Каролине, которая шипела бы об оскорблении ее императорского высочества, и весь позор упал бы на голову Лауры. А в Ренси она была у себя дома, и к себе она приглашала только своих настоящих друзей.

Впрочем, настоящие друзья могли приезжать и без приглашения, их всегда дожидались отведенные им комнаты. И они приезжали и уезжали, предупреждая только дворецкого. Приезжали сами и привозили с собой еще гостей, из тех, кого считали домочадцами, зная: у Жюно все они будут желанными. Простор царственного Ренси, построенного одним из герцогов Орлеанских для всех других герцогов Орлеанских, позволял подобную роскошь, что чрезвычайно нравилось Лауре. И Александру тоже. Ей, потому что она любила жить в окружении друзей, ценя сродство вкусов. Ему, потому что, родившись крестьянином в Бургундии, любил разыгрывать из себя сеньора-покровителя. А что касается приема гостей, то тут он целиком и полностью полагался на жену. Разве не текла в ее жилах капелька крови Комнинов, которые царствовали в Византии почти целый век?

Когда Лаура закончила свой рассказ, а вместе с ним и кофе с коньяком, она протянула пустую чашку горничной.

– Я бы охотно выпила еще, – сказала Лаура.

– Чего именно?

– И того и другого. Я имею в виду все вместе.

– Пейте на здоровье! А потом ложитесь и хорошенько выспитесь!

– Спать, когда мой муж кувыркается в постели с Каролиной?!

– Посмотрите на часы! Он уже поднялся с ее постели.

– Ты так думаешь?

– Думаю, что вы достаточно хорошо изучили его привычки. Сейчас он уже дома, на Елисейских Полях, или даже скачет сюда к нам.

– Ничего подобного! Ты не знаешь Каролины! Он, должно быть, выжат как лимон и скорее, я думаю, крепко спит у себя в постели, набираясь сил. Если верно, что император возвращается или уже вернулся, то нельзя появиться перед ним с зеленым лицом. Я уж не говорю, что господин Мюрат I все, что угодно, только не верный муж, но при этом сам он не потерпит, если вместо великолепного плюмажа у него окажется пара рогов.

– Послушайтесь лучше меня, отдохните как следует, а потом обсудите все с господином графом де Нарбонном.

Мадам Жюно встрепенулась:

– Нарбонн? Он здесь?

– Приехал, примерно через час после того, как вы уехали.

– А почему ты мне сразу не сказала? Пойди сходи за ним!

– Что у вас за манера будить весь дом? Сначала нашего младенчика, теперь господина графа, который тоже в чем-то подобен малышу! Вы только вспомните, сколько ему лет! Конечно, он не выглядит на свой возраст, но несколько часов сна ему не повредят. Совет, который вы так спешите получить, будет куда разумнее, если он даст его на свежую голову.

– А я спешу получить совет?

– Если нет, то вы меня очень огорчите. Господин граф – человек мудрый, понимающий, изучивший людей как никто… Всех – и мужчин, и женщин. Не пустое дело стать приближенным императора, побывав военным министром у бедняжки Людовика XVI, быть близким другом господина Талейрана и все-таки понравиться его величеству Бонапарту. Он великий дипломат, ваш близкий друг.

– Да, он мой друг! Никогда не забуду, как он ответил Наполеону, когда тот в начале своего царствования упрекнул его мать, старую герцогиню де Нарбонн, за то, что она ему не симпатизирует. Граф сказал: «Потому лишь, сир, что она готова вас обожать». Великолепно, правда же? Прекрасный ответ, достойный сына Людовика XV[5]. Но ты права, пусть он выспится. Я не хочу, чтобы он увидел меня с таким ужасным лицом, – прибавила Лаура, взглянув на себя в зеркало.

– Вот именно, – подхватила Аделина. – Вы не уродина, вы хуже.

И едва успела увернуться от запущенной в нее хозяйкой щетки для волос, серебряной с инкрустациями слоновой кости.

– Да как ты смеешь, фурия?! – обиделась Лаура. – Ты забыла, что не всю правду нужно говорить в лицо? Подай-ка мне стакан холодной воды и раздень меня. Мне, в самом деле, нужно немного поспать. Очень хочется хорошо выглядеть, когда Жюно вернется. А он вернется непременно, – прибавила она, стараясь убедить саму себя.

– Куда ж он денется! – меланхолично отозвалась Аделина, принимаясь расстегивать колье на молодой хозяйке.

Лаура обожала драгоценности, и ей всегда их было мало. И если неверный муж хотел заслужить прощение, то, по мнению Аделины, ему стоило бы перед тем, как возвращаться в Ренси, заглянуть к Нито, королевскому ювелиру, и выбрать какое-нибудь украшение, которое смягчило бы обиженную супругу. Не обращая внимания на цену, Лаура одинаково любила жемчуг и бриллианты, а среди цветных камней – рубины, которые, пламенея теплыми огоньками, подчеркивали ее экзотическую красоту. «Камер-дама» так и видела сережки с рубинами, что красиво покачиваются вдоль ее изящной шейки. Ничего не скажешь, были бы к месту. А к сережкам можно подарить и браслет. А вот парадные украшения ни к чему, диадема там какая-нибудь или массивная парюра. Обладательница утонченного вкуса, Аделина не терпела тяжелых украшений. Интересно, только ей пришла в голову мысль о драгоценностях?

Украшения отправились в ларец, и Лаура сняла с себя газовое белое платье, расшитое золотыми пайетками, к ним так шло золотое с жемчугом колье, в котором она выезжала. Платье она сменила на легкую просторную ночную рубашку из батиста. Быстренько расчесала щеткой густые черные волосы, на которые обычно тратила не меньше получаса, и улеглась в постель… Постель была такая большая, такая пустынная… Слезы снова навернулись Лауре на глаза, но были жестоко подавлены и сменились пусть некрасивым, зато действенным шмыганьем носом. Аделина невольно улыбнулась.

– Ну-ну-ну! Плакать мы больше не будем! – сказала она. – Даже если генерал не появится сегодня утром. Мы не будем забывать, что граф де Нарбонн уж такой разборчивый господин, а к нам питает особую симпатию.

По счастью, природа одарила мадам Жюно бесценной способностью засыпать и просыпаться по своему желанию. Не прошло и пяти минут, как она, усталая до невозможности, спала, как младенец.

Разбудил ее топот лошади, скакавшей галопом, и она, еще в полусне, вскочила и подбежала к окну как раз в тот миг, когда ее супруг спрыгнул на землю и передал поводья конюху, прибежавшему на шум. Генерал вошел в замок.

В тот же миг в спальню вбежала взволнованная Аделина.

– Мадам! Приехал господин генерал!

Настроение у Лауры сразу испортилось.

– Подумаешь! Он пока еще у себя дома.

– Пока еще? Вы же не хотите сказать…

– Только то, что сказала. Я устала и сплю. Если генералу захочется с кем-то поговорить, пусть беседует с господином де Нарбонном. Он удивительно хорошо умеет слушать и выслушает любые выдумки. А я сплю, – повторила Лаура, вновь устраиваясь в постели поудобнее, взбив кулачками подушку.

– Не капризничайте, мадам! Генерал привез важные новости, ради них он и прискакал.

– Только ради них?! Пусть рассказывает их кому угодно. А ты ему сообщишь мою.

– Какую же?

– Я подаю на развод.

– Нет! Только не развод.

– Да. На развод. Если не можешь сама, попроси де Нарбонна. Он прирожденный дипломат и к тому же прошел школу Талейрана. Он может сообщить все!

– Но как же так, мадам? Неужели вы лишите генерала новорожденного сына?

– Путь возьмет мадам Мюрат в кормилицы. Она уже заняла отчасти мое место. А теперь поспеши, – приказала Лаура и повернулась к Аделине спиной.

Аделина замолчала и пошла к двери. Настаивать бесполезно, иногда мадам Жюно становится упрямой, как мул. И сегодня утром, похоже, именно такой случай. А с другой стороны, после такого унижения оскорбилась бы любая, а не только такая гордячка…

Вести, которые привез генерал, как видно, не терпели отлагательств, потому что Аделина столкнулась с генералом на лестнице, он мчался через две ступеньки вверх, и лицо у него было самое что ни на есть сосредоточенное.

– Приехала? Дома? – с тревогой уточнил он.

– А как иначе, господин генерал? Просила передать, что спит.

– Она…

Жюно не закончил фразы. Набравшись мужества действовать по наитию, он изо всей силы толкнул дверь, и она с громким треском распахнулась, а вслед послышался гневный голос владелицы, которая приподнялась на своем ложе.

– Удивительные манеры! Если у тебя проблемы, обсуди их с господином де Нарбонном. Он ангел, выслушает и тебя!

– Нарбонн здесь?

Лаура встала во весь рост на кровати, выхватила яблоко из корзинки на ночном столике и запустила супругу в голову. Он поймал его на лету, откусил и расхохотался.

– До чего же ты хорошенькая в длинной рубашке и с тюрбаном на голове, точь-в-точь фея из восточной сказки, – проурчал он, приближаясь потихоньку к постели.

Но Лаура была настороже. Она мигом схватила флакон с водкой, который стоял у нее на тумбочке для примочек от головной боли, мучившей ее время от времени, и приготовилась метнуть и его. Жюно тут же отступил и попросил жалобно:

– Лоретта! Девочка моя! Умоляю! Мне нужно с тобой поговорить!

– Я сказала, поговори с Нарбонном! Голова останется целее. Он уж точно не станет кидать в тебя всем, что под руку попадется. А я хочу спать. И я больше не твоя девочка.

Лаура улеглась, собираясь укрыться с головой, но тюрбан не желал прятаться, и в то время, как она с ним воевала, в спальню заглянул де Нарбонн, привлеченный громкими голосами. Ему хватило одного взгляда, чтобы понять, что происходит, и он потянул Жюно за рукав.

– Пойдемте поболтаем, друг мой. Вы, должно быть, страшно устали после ночной скачки на лошади!

– Не только на лошади, – послышался мрачный голос из простыней.

Мужчины отправились в библиотеку, где Жюно любил принимать самых близких друзей. Только в самые жаркие дни здесь не горел камин. А Лаура всегда следила, чтобы в вазах стояли цветы, в шкафчике стаканы и несколько графинов с разными напитками. На всякий случай. Зеленые кресла, кожаные и бархатные, были в библиотеке особенно удобными. Усевшись в одно из них, де Нарбонн помолчал секунду, внимательно глядя на хозяина, который, сначала налив им по стаканчику, расхаживал по ковру взад и вперед.

Военную службу Жюно начал в девятнадцать лет, записавшись волонтером во второй гренадерский батальон департамента Кот-д’Ор. С тех пор и пошло. В 1792 году под Лонгви он получил галуны сержанта Северной армии.

А через несколько месяцев сержант вместе с Северной армией оказался под Тулоном, где встретил свою судьбу в лице корсиканца маленького роста, тогда служившего в чине капитана первого гусарского полка. Жюно последовал за Бонапартом в Париж, участвовал в Итальянском походе и, когда Бонапарт назначил его своим адъютантом, заплакал от радости. Всю жизнь он будет помнить об этом. Никакие чины и награды не сравнятся в его глазах с этим званием – быть «его» адъютантом значило сражаться с «ним» рядом. Жюно питал к своему начальнику восторженную преданность, которая и освещала и отравляла ему жизнь.

В 1797 году он стал командиром бригады, ездил с миссией в Венецию, участвовал с Бонапартом в Египетском походе, брал вместе с ним Мальту. Он участвовал в битвах при Романиге, при Шебреисе, битве у пирамид – где сорок веков, застывших в камне, смотрели на них. Потом отправился с Наполеоном в Сирию, отличился, подавив восстание в Каире.

В 1799 году, будучи временно назначен бригадным генералом – впрочем, все его временные назначения становились постоянными, – Жюно сражался под Назаретом, на мосту Якуб, при Газарах, на горе Табор, при Абукире. Жюно не повезло, он был захвачен в плен под Александрией, откуда его перевезли в Яффу. Из Яффы он вернулся в Париж, был утвержден в чине бригадного генерала и стал губернатором столицы Франции. Было это в 1800 году… А 30 октября этого же года он женился на Лауре Пермон, в которую страстно влюбился и которая, можно сказать, косвенно принадлежала к семье Бонапарт.

Любовь была взаимной, семейная жизнь счастливой. И вновь военные походы. Вскоре он стал дивизионным генералом и отправился в Булонь, откуда французы планировали вторжение в Англию. И хотя оно не состоялось, Жюно получил чин генерала-полковника гусарского полка. Затем он был отправлен послом в Португалию, сменив на этом посту Ланна. Самовольно покинул пост, не полюбив свои обязанности, которые отдаляли его от кумира, ставшего тем временем императором Наполеоном I. Жюно присоединился к Великой армии под Аустерлицем, где вновь стал адъютантом своего божества. Но отношения их изменились, хотя преданность Жюно была тверда и неизменна. В 1806 году Жюно был назначен губернатором Пармы и Пьяченцы и главнокомандующим Португальской армией. После чего его снова призвали в Париж, и он снова занял пост губернатора столицы, а также командующего первым военным дивизионом. За это время Лоретта родила ему троих детей – двух девочек, Жозефину и Констанс, и мальчика. Мальчик появился буквально «только что», всего несколько недель тому назад и стал утешением Александра Жюно в его «несчастье».

Несчастье состояло в том, что доблестный Александр, формально по-прежнему состоявший в действующей армии, был вынужден носить вместо сапог домашние туфли. А Великая армия во главе со своим командующим завоевывала в это время город за городом, и до поры безвестные города теперь благодаря победам Наполеона вписались огненными буквами в историю: Эйлау, Фридланд, Йена… При одном звуке этих названий сердце Жюно переполнялось горечью: ему не было позволено увенчать себя там славой. И он утешал себя другими победами, покоряя женские сердца. Их было столько, что Лаура перестала обращать на них внимание. Многочисленные «сестренки» ее не занимали, но Каролина… С появлением Каролины все менялось.

Каролина носила титул великой герцогини Берга, она была женой Мюрата, а главное, сестрой императора. Жюно не должен был приближаться к ней! Его ожидала неминуемая немилость, под угрозой была его карьера и судьба его семьи. Не говоря уж о встрече с Мюратом ранним зябким утром с оружием в руках! Но пока еще – слава тебе, господи! – все стояло по местам.

Благодетельная атмосфера библиотеки: покой, благородная простота, настраивающая на высокие помыслы и, конечно же, комфорт, сразу смягчили напряжение Жюно. Присутствие графа де Нарбонна тоже. И хотя они стояли на двух разных концах социальной лестницы, бывший сержант Буря знал, что перед ним истинный друг и его советы всегда преследуют благую цель.

Мужчины сидели, молча, позволяя лишь потрескиванию огня нарушать тишину, которая обволакивала, успокаивала, умиротворяла. Де Нарбонн чувствовал, как нуждается в успокоении Жюно. Впрочем, и во второй порции «бодрящего» напитка тоже, так что Нарбонн взял графин и разлил вино по рюмкам. Молодой генерал, сжав голову обеими руками, стал растирать себе виски. Де Нарбонн спросил участливо:

– У вас болит голова?

– Временами мне кажется, что у меня снова раскрылась рана.

– Значит, вам нужно принять лауданум[6], а потом лечь. В одиночестве, разумеется.

– Я приехал не для того, чтобы спать, приехал, чтобы сообщить… мадам Жюно, что завтра мы ужинаем в Сен-Клу вместе с императорской семьей, а потом приглашены на бал в честь триумфального возвращения нашей армии. Приглашение я получил, когда вернулся домой и хотел предупредить жену. Вы же знаете, сколько времени она посвящает своему туалету!

– И какой великолепный результат! Она одна из самых обворожительных женщин при дворе и самая элегантная после императрицы. А что касается приглашения, то вам нужно было прислать его в Ренси эстафетой, а не скакать самому сломя голову. А что теперь? Вы едва дышите от усталости!

– Да нет, это все пустяки! После того, что случилось, мне нужно передать приглашение самому, чтобы мы приехали вместе… И помирившись. А знаете, чем меня встретили? Аделина сказала, что Лаура собралась со мной разводиться. Господи! Какую же глупость я совершил! – возопил Жюно, вцепляясь в свою и без того растрепанную шевелюру.

– Я мог бы вам напомнить, что обо всем лучше думать заранее. Как вы могли оставить свою супругу мерзнуть рядом с дворцом в обществе охраны и слуг? Вы полагали, что подобное унижение останется безнаказанным? Неужели невозможно было объяснить это мадам Мюрат?

– Ее императорскому высочеству, великой герцогине Берга? – переспросил Жюно с внезапной горечью. – С ней нельзя обращаться как с любой другой женщиной.

Граф де Нарбонн на секунду онемел от изумления, потом спросил:

– Уж не хотите ли вы сказать, что занимались любовью по приказу? Признаюсь честно, мне такое никогда не удавалось. А вам? Как вам это удалось?

– Видите ли, с некоторых пор герцогиня стала особенно дорожить моим обществом. И вы знаете, как она может быть привлекательна, когда этого хочет. Когда я привез ее в Елисейский дворец, то думал, что мы выпьем с ней по рюмочке…

– Тем более не было никакого основания оставлять Лауру в обществе лошадей. Но вы не только выпили по рюмочке, но и легли вместе в постельку. И скажите на милость, что было бы, если бы как раз в это время вернулся Мюрат? Он ведь, кажется, не меланхолик по темпераменту?

– Он всегда обставляет свой приезд с такой пышностью, что у нас было бы время разойтись.

– Так, значит, бросить во дворе жену, подарившую вам сына, вам было легче легкого?

– Поверьте, я казню себя за это! Но вы представить себе не можете, сколько очарования в Каролине, когда она берет на себя труд соблазнять. А ее перламутровая кожа, нежная, как атлас…

Граф де Нарбонн-Лара, привыкший к утонченным манерам Версаля, не собирался выслушивать перечисление достоинств новоиспеченной герцогини, которая в его глазах была всего лишь дешевой шлюшкой, он уже открыл рот, чтобы высказать свое мнение, но тут он услышал и еще кое-что:

– А главное, она сестра моего императора! Только подумайте, Нарбонн, у них одна и та же кровь, одна и та же плоть!

– Но без его гения и величия!

– Вы ее не знаете! Она ослепительна, она…

– Не говорите мне, – остановил его де Нарбонн, – что в постели с ней вы чувствуете, что близки с Наполеоном!

В одно мгновение Жюно вспыхнул до корней волос.

– Как вы могли такое подумать?! Когда я вместе с Каролиной, я чувствую, что я тоже член семьи, да, и я становлюсь к нему ближе. Мне дорого далась Прусская кампания, в которой я не участвовал. Стоит мне подумать о сражениях, где без меня обошлись, подумать, что я, как заурядный обыватель, должен был дожидаться новостей, и я места себе не нахожу! А я хотел бы никогда не разлучаться с моим императором, хотел бы при любой опасности защищать его своей грудью! Только я среди моих собратьев по оружию остался без маршальского жезла!

– Думаю, это вопрос вашего терпения. Не забывайте, вы губернатор Парижа, пост не маленький! И еще гусарский генерал-полковник. Получите и жезл с пчелами, не беспокойтесь, ждать осталось совсем недолго.

– Когда?! – закричал Жюно в отчаянии. – Вы понимаете, что наступил мир?! Мир, черт знает на сколько времени! Государи собрались в Тильзите и на плоту посреди Немана решили…

– Народ пляшет от радости.

– Народ пляшет, а мне что делать? Когда мой маршальский жезл, к сожалению, за далекими горами!