Читать книгу Украденный бриллиант - Жюльетта Бенцони - Страница 4

– Вот и они!

Бросив карты, сидевшая за пасьянсом Мари-Анжелин дю План-Крепен вскочила, едва не опрокинув ломберный столик, за которым так уютно устроилась. Шум разбудил и маркизу де Соммьер, она тихонько дремала в своем белом мягком кресле, похожем на трон со спинкой веером, пока ее не отвлекли.

– И как я только ничего не услышала?

– Мы не прислушивались и думали о другом, – ласково отозвалась Мари-Анжелин, не забывая почтительного множественного числа, которое употребляла на протяжении многих лет по отношению к своей престарелой родственнице, у которой жила, исполняя множество самых разнообразных обязанностей: секретаря, чтицы, наперсницы и… главного по новостям. Она приносила их с избытка после утренней мессы в церкви святого Августина, где встречались все окрестные кумушки, составившие орден, священной главой которого молчаливо признавалась дю План-Крепен, чьи предки участвовали в Крестовых походах.

– Да! Они приехали! Я уверена!

План-Крепен бросилась со всех ног через анфиладу гостиных, которая соединяла зимний сад, где они сидели, с вестибюлем. Старичок дворецкий, которого звали Сиприен в самом деле только что открыл дверь и впустил промерзших до костей путешественников.

– Когда наконец конструкторы автомобилей предусмотрят хоть какое-то отопление в своих изделиях? – ворчал Адальбер, не желая расставаться с шубой, которую упорно пытался снять с него Сиприен.

– Да не так уж было и холодно. От мотора все-таки шло какое-то тепло, но нет ничего лучше, чем кресло возле горящего камина, – вздохнул Альдо.

Когда он оказался в мягком тепле зимнего сада, то лучшего для себя и пожелать не мог.

Хотя Альдо и Адальбер отдохнули несколько часов в уютной гостинице, как только пересекли швейцарскую границу, до Парижа они добрались не в лучшем состоянии. От холодного влажного воздуха бронхит Альдо расцвел с новой силой, а Адальбер, утомленный долгой дорогой, чихал в унисон со своим побратимом[8], как называла мужа и его друга Лиза. Словно назло, погода, которая могла бы быть приятной, была из рук вон скверной. И если друзья все же добрались живыми до столицы Франции, то только благодаря двум термосам с горячим кофе, сдобренным… В общем, чем-то очень полезным.

Друзья были неимоверно счастливы оказаться в компании гостеприимной и обожаемой тетушки, с той единственной разницей, что на этот раз они никого не обнимали и не целовали и вместо рюмки арманьяка[9] попросили принести им парижские газеты. По дороге мужчины уже купили две, но не нашли и намека на сведения, которые их так беспокоили.

– Пойдемте позвоним главному комиссару Ланглуа, – распорядилась План-Крепен, обратившись к маркизе. – Он сказал нам, что ему можно звонить в любое время, когда бы ни приехали «мальчики».

– А нельзя ли отложить звонок до утра? – жалобно попросил Адальбер, который чуть ли не двенадцать часов провел за рулем и мечтал только о сытном обеде и своей постели.

– Мне очень жаль, но комиссар настойчиво просил нас звонить немедленно, – возразила Мари-Анжелин. – Он хочет все знать тотчас же. Дело слишком серьезное.

– Не будем преувеличивать, – воскликнул Альдо, с наслаждением вдыхая аромат красного вина, согретого с корицей и апельсиновой цедрой.

– Тебя может ждать сюрприз, – предупредила госпожа де Соммьер.

– Вы пугаете меня, тетя Амели!

– Нет, я шучу. Я просто хочу сказать, что подобные истории не обходятся без сюрпризов. И буду очень удивлена, если после нашего звонка комиссар Ланглуа заставит себя ждать.

Он не заставил и появился в особняке уже четверть часа спустя, обойдясь без помощи сирены, которая давала ему возможность беспрепятственно мчаться туда, куда призывал долг.

Почему-то в присутствии комиссара всем сразу стало спокойнее.

Начальнику полиции Пьеру Ланглуа было под пятьдесят, и надо сказать, что глава уголовного розыска являлся одним из самых элегантных мужчин Парижа. Он был высок, худощав, носил безупречного кроя костюмы, и было видно, что, когда у него находилось лишнее время, он играл в гольф и теннис. Обычно он носил в бутоньерке скромный василек или другой полевой цветочек, но с недавних пор, когда президент республики лично сделал его командором ордена Почетного легиона, он вместо цветка стал носить пурпурную с золотом розетку. Он полагал это служебным долгом, а не платил таким образом дань личному тщеславию. Комиссара гораздо больше растрогали не похвалы президента, а поздравления «его» людей на следующий день после вручения особой награды.

Ланглуа склонился к руке маркизы для поцелуя, потом пожал руку План-Крепен и обоим друзьям.

– Вижу, вы не стали задерживаться в дороге, и очень вам за это благодарен, – сказал он, слегка улыбнувшись.

– Мы спешили изо всех сил, – пробурчал Адальбер. – Морозини поднялся с кровати, в которой лежал с бронхитом, и постарался любезно поделиться им со мной, в чем и преуспел. За исключением бронхита, у нас все в порядке.

– Не подходите к ним близко, – предупредила План-Крепен. – И я полагаю, что никому не повредит чашка горячего напитка.

– Если не хотите травяной отвар по домашнему рецепту, то советую выпить кофе.

– Предпочту попробовать вместе с Морозини отвар. А теперь перейдем к вещам гораздо более серьезным. Видаль-Пеликорн уже сообщил вам, что владельцы замка Хивер обвинили вас в краже бриллианта «Санси»?

– Не умаляя своего уважения к вам, скажу, что знал об этом до приезда Адальбера, – вздохнул Альдо.

– Как это возможно? Мы из кожи вон лезли, чтобы никто ничего не узнал!

– Эту тайну я раскрою вам тотчас же. Ава Астор появилась у меня в доме с первым лучом солнца, не сомневаясь, что я украл бриллиант ради ее прекрасных глаз. Она пришла ко мне, чтобы забрать его раньше, чем нагрянет полиция. Ситуация станет вам совершенно понятной, когда я добавлю, что в Понтарлье я пообещал этой леди достать для нее исторический бриллиант. Там она оказала мне неоценимую услугу, ни секунды не помышляя об этом. И я не собирался медлить с исполнением обещания, в надежде мечтая как можно скорее избавиться от назойливой дамы.

– О чем вы только думали?! Исторические бриллианты на улице не валяются!

– Я думал о «Зеркале Португалии». Этот камень я лично продал тестю несколько лет тому назад. Он того же класса, что и «Санси», тоже из «мазаренов».

– Так почему же ей понадобился непременно «Санси»?

– Потому что ее бесит, что бриллиант сияет в волосах ее родственницы. И должен отметить, что камень – один из красивейших в мире. К тому же внушительной величины: весит пятьдесят пять каратов. «Зеркало Португалии» больше, но, к сожалению, не с таким ярким блеском. И повторю: леди не сомневается, что украл его я.

– К сожалению, не только ваша леди. Британская полиция тоже. Уоррен предупредил меня об этом, а на следующий день угодил в больницу с пулевым ранением. Уже сделали операцию, но до поправки еще далеко. Вести дело поручено его заместителю. У него нет ни малейших оснований вам доверять, он вас не знает, и мужчина поклялся, что непременно наденет на вас наручники.

– Но это же смешно, – вмешалась в разговор госпожа де Соммьер. – Начнем с того, что Альдо даже в Англии не был в этот вечер.

– К несчастью, был. И подхватил там ту самую заразу, которой, боюсь, поделился с Адальбером!

– И что же ты там делал?

– Свою работу. У меня была назначена встреча с лордом Уильямом Эллертоном, моим старинным партнером и очаровательнейшим человеком. У него чудесная коллекция украшений, но – увы! – он уже немолод, и по старой дружбе пригласил меня, чтобы помочь ему советом.

– Не мог поговорить с вами по телефону? Не думаю, что он настолько стар, что не знает о существовании телефонной связи, – проскрипела недовольным голосом План-Крепен.

Альдо молча вынул из бумажника письмо, которое потрудился взять с собой, и протянул его Ланглуа.

Комиссар прочитал послание и нахмурился.

– Так, значит, вы поехали, и что? Повидались со своим другом?

– Нет. Вот тут и начинаются странности. Я приехал в Ливингстон, и дворецкий Седвик, встретив меня, посмотрел мне в глаза так, словно я с луны свалился. Он уверил, что хозяин не мог пригласить гостей, потому что находится в поездке.

– Но он мог, по крайней мере, оказать тебе услугу, проявить гостеприимство, раз твой бронхит уже дал о себе знать, – заметила маркиза.

– Он и этого не сделал, а чувствовал я себя прескверно. К тому же в этой расчудесной стране было до ужаса холодно, и мне хотелось одного: вернуться домой как можно скорее. Я тут же сел в машину, которую взял в Лондоне напрокат, добрался до Хитроу и двинулся на самолет до Парижа.

Маркиза и План-Крепен воскликнули в один голос:

– На самолет?! Но вы же терпеть не можете их!

– Разумеется. Но самолет все же гораздо быстрее, чем пароход или поезд. И я совершил еще один подвиг: в Бурже успел сесть на другой рейс до Милана, а в Милане не упустил поезда до Венеции. Вот и всё мое приключение.

– А в Париже вам не пришла в голову мысль, что мы можем за вами поухаживать? – обиженно осведомилась План-Крепен.

– Конечно, пришла, но мне не хотелось делиться с вами микробами. И если уж быть до конца честным, то мне было так плохо, что я мечтал об одном: о своей постели и заботах Лизы. Вот так! В доказательство передаю вам свой паспорт, дорогой Ланглуа.

– Паспорта подделывают, – пробурчал комиссар полиции. – А теперь извольте выслушать версию английской полиции о том, как вы провели вечер восьмого марта.

– И что же думает эта полиция?

– Что вы, безусловно, побывали в Ливингстоне, где вас не ждал ни дворецкий, ни отсутствующий хозяин, и тогда вам пришла в голову мысль о гостеприимном крове замка Хивер, расположенного, в общем-то, неподалеку. Поскольку было известно о давней дружбе лорда Уильяма Астора с вашим тестем, вас там приняли тепло и по-дружески.

– Приняли человека, с которым даже не были знакомы?

– Вы стали знаменитостью, дорогой Альдо.

– В очень узком кругу! Кругу коллекционеров, ювелиров, антикваров. Но чтобы английская знать открывала двери своего дома перед совершенно незнакомым человеком? Такого я себе представить не могу!

– Имя Кледермана стало волшебным ключиком. К тому же газеты не раз воздавали вам должное. Ваше имя известно. Ничего удивительного, что у этих людей не возникло чувство недоверия.

Мари-Анжелин слушала разговор, нахмурившись, и внезапно ринулась в атаку:

– И что вы хотите сказать? Что любой может выдать себя за кого захочет?

– Не исключено, если обладать изрядной долей уверенности. Хотя даже сопернику Арсена Люпена[10] пришлось бы весьма потрудиться, изображая настоящего Альдо. Откуда ему было взять опухшую щеку, ячмень на веке и вдобавок слезящиеся глаза из-за мучительного насморка? Но ему это не понадобилось.

Адальбер не мог удержаться от смеха.

– Если ты сомневался, насколько хорош собой, то, думаю, больше не будешь, – прибавил он и подмигнул другу.

Потом, став совершенно серьезным, пожал плечами и объяснил:

– Я хотел сказать, что всегда легче изображать господина Как Все, а не собственно конкретного человека.

– А что, обитатели Хивера сидят замурованные в своем замке? Никогда никого в глаза не видят? – продолжала возмущаться Мари-Анжелин. – С какой радости они так гостеприимны? Или им захотелось лично познакомиться со знаменитым Морозини?

– План-Крепен! – одернула компаньонку маркиза. – Нельзя ли быть посдержаннее?

– Простите! Но я не могу молчать, если закипает гнев!

Адальбера несказанно забавляла их словесная перепалка, и он подлил масла в огонь:

– Не забудьте о репутации нашего Альдо! Эксперт по старинным драгоценностям должен иметь доступ в любой аристократический дом. Меня бы, например, так легко в подобные места не позвали.

– Вы – вообще другое дело. Вас и изобразить труднее.

Ланглуа молча следил, как противники обмениваются «ударами шпаги». И наконец сказал свое веское слово:

– Почему не предположить, что у Альдо есть двойник? Думаю, они есть у каждого, но у нас нет ни надобности, ни времени их отыскивать. Ладно, хватит шутить. Выход один: ваш, Альдо, тесть, господин Кледерман! Он должен лично отвезти вас к Асторам, и тогда все мигом уладится.

– Одна беда, тесть сейчас в Южной Америке, ищет бог весть какую коллекцию изумрудов. А этот континент нельзя сказать, чтобы был мал…

– А связь с ним есть? В какой он, собственно, стране? Бразилии? Аргентине? Колумбии? Надеюсь, не углубился в джунгли Амазонки? В любом случае, человека такого масштаба потерять нелегко. Рано или поздно мы с ним свяжемся. Это я беру на себя, – успокоил собравшихся Ланглуа.

– Но есть же еще проблемы, – вскинулся Альдо. – Напоминаю, что существует на свете леди Риблсдэйл. Она вбила себе в голову не только то, что я украл «Санси» у ее родственницы, но еще и то, что я сделал это для нее. Когда приехал Адальбер, которого вы ко мне отправили, она как раз была у меня, желая получить бриллиант.

– Как бы там ни было, единственное разрешение всех наших проблем – это господин Кледерман!

Альдо одним глотком выпил арманьяк, поданный ему по его просьбе, поставил рюмку, вздохнул и горько прибавил:

– Господин Кледерман не разрешит проблемы с леди Авой, она желает только «Санси», и никакой другой камень ее не устроит. Женщина слишком долго изнывала от зависти к своей кузине.

– Вот мы и вернулись к исходной точке! Где искать бриллиант?

Глаза главного комиссара, всегда пронзительно серьезные, помрачнели.

– В любом случае, леди Ава не самая главная фигура головоломки. Тем более, насколько я знаю, она перессорилась со всеми обитателями замка Хивер.

– Об этом она со мной не говорила. Только о бриллианте, за который собиралась заплатить, что меня весьма удивило. И еще она боялась, что полиция, нагрянув ко мне в дом, заберет камень раньше, чем она.

– Полиция? Какая полиция? Венецианская? Эта кража ее не касается… Во всяком случае, в ближайшее время. Но я послал за вами Видаль-Пеликорна, чтобы вы все же были под моей защитой. Какое-то время вам лучше не жить у себя. Да, какое-то время…

– И где мне лучше остаться? Здесь или у Адальбера?

Мари-Анжелин немедленно вооружилась боевым топором слов.

– Вы смертельно устали, Альдо, – объявила она. – Здесь ваша семья, я ведь не ошиблась? Вас пригласили приехать, вы приехали, рассказали господину главному комиссару полиции обо всем, что было с вами в Англии, и теперь вам остается только ждать и следить за ходом событий.

– Ваше заявление нуждается в коррекции, – пробурчал Адальбер. – С каких это пор я исключен из членов семьи?

– Но вы живете не один. И мы не знаем, кто может занять вашу квартиру!

– Не думаю, что дело будет долгим, – вмешалась тетя Амели. – Как только Асторы признают свою ошибку…

– К сожалению, я не думаю, что случившееся – ошибка, это удар в намеченную цель, – объявил комиссар Ланглуа. – Для меня первоочередная задача поймать похитителя. Кто, скажите мне, так непринужденно мог изобразить Морозини? Откуда появился этот человек? Кто-нибудь из вашей родни?

– Вся моя родня перед вами. Вы всех знаете лично. А если вы вдруг подумали, что у моего отца могли быть незаконнорожденные дети, то забудьте об этом. Отец любил только одну женщину, свою ненаглядную жену, и любил ее страстно. Он ушел из этого мира, к несчастью, слишком рано, но их любовь стала легендой. И после его смерти маркиза Изабель, моя мать, отвергала все предложения руки и сердца, а их было немало. Среди ее воздыхателей были весьма почетные люди, например лорд Килренан, но она хранила верность памяти отца.

– Но, возможно, кто-то из дальних родственников? – осмелился предположить Адальбер. – Может, согрешил какой-нибудь ваш кузен?

Лучше бы он помолчал. План-Крепен едва не вцепилась ему в волосы!

– Что вы еще скажете? Знайте, господин с дерзким языком, что в нашем роду нет незаконнорожденных! Наша кровь чиста, начиная…

– Неужели с Крестовых походов? – тихонько спросила госпожа де Соммьер, а потом невольно сменила тему: – Дорога до нас весьма длинная, а значит, сложная. Особенно нелегка она для мальчиков, и, бывает, они нуждаются после нее в отдыхе. Вы останетесь с нами пообедать, дорогой комиссар Ланглуа?

– Сделал бы это с радостью, не сомневайтесь, но сегодня никак не могу.

Мужчина поднялся и поцеловал маркизе руку.

– В ожидании новостей постарайтесь хорошенько поспать. Вы все нуждаетесь в отдыхе. Я буду держать вас в курсе событий, – пообещал комиссар на прощание.

Прислушиваясь к четким шагам Ланглуа, удалявшегося по анфиладе гостиных, тетя Амели, вздохнув, сказала:

– Какое счастье, что он у нас есть! Нам его Сам Бог послал!

Сидя на следующее утро за завтраком напротив очаровательнейшего старичка Ги Бюто, главного помощника Альдо, Лиза дала волю обиде и негодованию, которые мучили ее всю ночь после того, как в зелени лагуны растворился катер, увозивший ее мужа с неизменным Адальбером к очередной авантюре, не сулившей ничего хорошего. Леди Ава! Только ее сумасшедших бредней им не хватало! Чтобы Альдо, поехав к клиенту в Англию, который – нельзя этого забывать! – вовсе не приглашал его, не остановился при необходимости в удобной городской или сельской гостинице, а отправился навязывать себя незнакомым людям под предлогом, что они знакомы с его тестем? Да быть такого не может! А еще вдобавок ее муж, воспользовавшись утренним туманом, убежал из гостеприимного дома, прихватив семейную драгоценность? Они что, эти свои семейные драгоценности в столовой держат, чтобы каждый мог ими любоваться? Да кто может поверить таким неслыханным глупостям? И все же самое невероятное, что Альдо «узнали» и приняли, хотя видели разве что фотографию в какой-нибудь газете или журнале! Он никогда не бывал в доме Асторов вместе с ее отцом: всем известно, что члены семьи Кледерман любят жить независимо друг от друга. А уж леди Ава! Бросила все дела и примчалась на следующий день после кражи, чтобы заполучить ворованное! Да такой особе место в психиатрической больнице! Или еще где-нибудь похуже!

Ги, добродушно поглядывая на Лизу из-за чашки с кофе, наблюдал за бурей эмоций, что отражалась на ее лице. Он привык к бурным реакциям супругов и играл в семье роль мудрого любящего дедушки, нисколько не сомневаясь, что, как только все успокоится, жизнь войдет в свою привычную колею.

С ласковой улыбкой он смотрел на озабоченное и сердитое лицо Лизы, по-прежнему, как и Альдо, любуясь ее нежным цветом лица, синим бархатом глаз и пышными золотыми волосами, поистине «веницианскими», хоть она родилась в Швейцарии.

– Мне кажется, вы мало спали этой ночью?

– Да, я мало спала, но много думала.

– И что же надумали? Повезете детей в Вену или отправитесь с ними в имение бабушки?

– Нет, пока я туда не поеду. За детьми бабушка пришлет Жозефа, своего дворецкого, он отвезет их.

– Это которого терпеть не может Альдо? – улыбнулся Бюто.

– Неприязнь мужа не уменьшает преданности Жозефа, а дети чувствуют к нему инстинктивное почтение, что очень для них полезно.

– А что же вы? Хотите присоединиться к Альдо?

– Нет, не хочу. Я поеду в Англию.

Блекло-голубые глаза старого господина стали круглыми от удивления.

– В Англию? Вы-то что там забыли?

И через секунду добавил:

– Хотите познакомиться с обитателями замка Хивер?

– Нет, я проведу свое личное маленькое расследование. И поможет мне моя хорошая подруга Мэри Уинфельд, я остановлюсь у нее в Челси.

– Вы собираетесь навестить леди Макинтайр?

– Нет, Ги! Я же сказала, что еду к Мэри Уинфельд, близкой подруге, крестной матери моей Амалии и знаменитой художнице. Вы же знаете, после портретов, которые она создала в Индии, а писала она вице-короля и других высокопоставленных лиц, она прославилась, не захотела хоронить себя в Пешаваре и вернулась в Лондон. А вот Дуглас, ее муж, вынужден был остаться, так как он на службе.

– Похоже, они не часто видятся.

– Что не мешает им оставаться любящими супругами. У Мэри не может быть, к несчастью, детей, и она целиком посвятила себя живописи. Думаю, в Лондоне она знает всех и каждого. И знакомства у нее могут быть самые неожиданные. В общем, я еду к ней.

– Вы предупредили о своей поездке Альдо?

– Нет! Он непременно отговорил бы меня, найдя самые убедительные доводы. Пусть лучше думает, что я в Вене.

– Но если вы понадобитесь? – осведомился Ги в полной растерянности, не зная, что и предположить о неожиданном решении Лизы.

– Вы будете знать, где я нахожусь!

– Я крайне польщен, но ни госпожа де Соммьер, ни мадемуазель дю…

– План-Крепен? Я еще подумаю, но, скорее всего, сообщу им. Они обе умницы и умеют держать язык за зубами. Что ж, пойду готовить детей к отъезду!

– А сами? Когда вы намерены уехать?

– Как только получу ответ от Мэри. Сначала позвоню ей. Она работает по целым дням, так что застать ее, например, в обед не составляет труда, а вот вечером другое дело.

Лиза рассудила совершенно правильно: она связалась с подругой немедленно, договорилась с ней и решила, что поедет на Восточном экспрессе в четверг до Калэ, потом пароход, потом другой поезд, а на вокзале Виктория ее непременно встретит Мэри. До четверга будет достаточно времени, чтобы привести все дела в порядок и узнать, позвонив тайком План-Крепен, что путешественники благополучно добрались до Парижа и все обстоит наилучшим образом.

Главной проблемой оставались дети. Они привыкли, что мама всегда рядом, поэтому предстоящая разлука требовала обстоятельного разговора. В первую очередь с Антонио, потому что в отсутствие Альдо он считал себя главой семейства. Кудрявая темноволосая голова придерживалась собственной железной логики, и эту логику всегда разделяла Амалия, его сестра-двойняшка. Антонио терпеть не мог отступлений от заведенного порядка, он обожал мать и не желал расставаться с нею.

Напрасно Лиза сто раз повторила, что едет в гости к крестной Амалии, что она просила ее приехать, что открывается большая выставка и ее, Лизу, ждут на вернисаж.

Антонио стоял на своем:

– Сначала отвези нас к бабушке, потом уедешь. А что такое «саж»? И почему его нужно вернуть? Как вы в эту игру играете?

– Вернисажем называется открытие выставки картин, дорогой. Это праздник в честь такого события. Мэри Уинфельд – большой художник, и мы все ею очень гордимся.

– У меня крестная художник, – радостно подхватила Амалия.

– Это всем известно, и что? Почему из-за твоей крестной все должно перевернуться вверх дном? Пусть она важная художница, но это не значит, что мама не проводит нас и не…

Спор продолжался, Ги Бюто с улыбкой наблюдал за ним, а Лиза спрашивала себя, уж не начать ли ей «сердиться»? Больше всего она опасалась, что, увидев своего провожатого, дети и вовсе откажутся ехать. Но сгустившиеся грозовые тучи внезапно рассеялись, как по волшебству. Гондола Зиана – гондольера-шофера – мягко причалила к ступеням дворца, и из нее высадились три человека: грозный, седовласый Жозеф с насупленным лицом и усами, как у императора Франца-Иосифа, невысокая женщина, судя по всему, горничная, и, наконец, пожилая дама, высокая, сухощавая, прямая, как буква I, чем-то похожая на госпожу де Соммьер, свою современницу, одетая в длинное каракулевое манто и ток[11] с фиалками. При виде ее близнецы издали радостный вопль:

– Бабуля!

И бросились к ней.

Удивительное явление – графиня Валери фон Адлерстейн терпеть не могла путешествий. Лиза поспешила к ней с объятиями и поцелуями.

– Подумать только, бабушка! Вы приехали сами! Как вас благодарить!

– Сначала чашкой горячего кофе! Этим утром в лагуне, дорогая, холод пробирает до костей. А потом постарайся, голубка, чтобы мы успели на поезд Венеция – Вена, он отправляется в три часа с вокзала Санта Лючия и идет через Бреннер. Так мы уже завтра будем в Рудольфкроне, где у меня очень много дел. А пока я успею узнать, почему так внезапно изменились твои планы. Надеюсь, не произошло ничего серьезного?

– Я тоже от всего сердца на это надеюсь. И поверьте моему мнению, каскад недоразумений должен в самое ближайшее время рассеяться. И мне бы очень хотелось хоть как-то этому помочь.

– А где Альдо?

– Уехал в Париж. Адальбер приехал за ним. Уверил, что так распорядился главный комиссар Ланглуа для того, чтобы подстраховать его. Но что же мы стоим? Кофе уже ждет в Лаковой гостиной. И я с нетерпением жду рассказа, почему вы взяли на себя такой труд и приехали сами за малышами.

– Загадки нет, ты же попросила меня прислать за ними Жозефа.

– И что же?

– Я не хотела у тебя во дворце революции. Господь ведает, что я никогда не сомневалась в преданности Жозефа и… в его твердом характере. Я не забыла об антипатии, которая существует между Альдо и Жозефом, и ее подсознательно разделяет Антонио. Так что я не сомневалась: у тебя немедленно возникнут проблемы. Поэтому и сочла, что будет разумнее, если эту веселую компанию я сама возьму под крыло. Мне кажется, так ты уедешь со спокойным сердцем. Так куда же ты собралась?

– В Лондон, к Мэри, оттуда вам напишу.

– Неожиданный поворот. Обычно Альдо исчезает в неизвестном направлении на неопределенный срок. На этот раз ты готова последовать его примеру. С чего вдруг?

– Мне почему-то кажется, что от моего путешествия будет польза. До того как я вышла замуж за Альдо, на протяжении двух лет я была его личным секретарем, его правой рукой, наверное, что-то от него усвоила.

В Лаковой гостиной их ждали поднос с чашками, кофейник с напитком и венские булочки. Графиня Валери улыбнулась дамам на портретах, вытащила длинные булавки, которые держали меховой ток на ее пышных серебряных волосах, водрузила ток на голову юного фавна, украшавшего консоль, бросила манто на кресло, сама уселась в другое и только тогда взяла в руки чашку, которую ей протягивала Лиза.

– А вот теперь рассказывай, что случилось, в подробностях.

Считая Ланглуа подарком небес, Мари-Анжелин была недалека от истины. Похищение «Санси», в котором обвинили самого крупного европейского, а то и мирового эксперта по знаменитым историческим драгоценностям, не могло не вызвать большой шумихи в разных концах света, возбудить сплетни и толки. Однако набережная Орфевр крепко держала в своих руках прессу, и журналисты пока проявляли несвойственную им сдержанность. Но дело было не только в набережной Орфевр. Во-первых, Альдо, наполовину француз, часто сотрудничавший с известным египтологом Видаль-Пеликорном, нередко поставлял в газеты всевозможные сенсационные материалы. Во-вторых, проблемы англичан мало интересовали их наследственных врагов – ну, если только позлорадствовать. К тому же «Санси», который на протяжении веков находился в сокровищнице Французской Короны и был украден в 1792 году во время революции из сундуков Склада королевской мебели, находившегося на площади Согласия, а тогда именовавшейся площадью Революции, по мнению французов, должен был не украшать высокопоставленную английскую даму, а находиться в одной из витрин Лувра. Стало быть, предполагаемый грабитель, воспользовавшись немалым кредитом общественной симпатии, в Париже мог немного расслабиться и заняться лечением бронхита, который вновь распоясался, воспользовавшись непогодой, что завладела чуть ли не всей Европой.

А вот по другую сторону Ла-Манша дела обстояли совсем иначе, и Ланглуа не скрывал тревоги, которую внушало ему состояние коллеги англичанина, суперинтенданта Гордона Уоррена, госпитализированного из-за ранения, полученного во время ареста особо опасной бандитской группировки. Целых две недели он висел на волоске между жизнью и смертью, но в конце концов свернул на дорожку, ведущую к жизни, однако о работе, разумеется, пока не могло быть и речи. Все дела вел его заместитель Адам Митчел.

Уоррен был близко знаком с тандемом Альдо – Адальбер, он даже с ними сотрудничал, так что сто раз бы подумал прежде, чем пускать ищеек ловить Альдо Морозини. Другое дело, Адам Митчел. Столетняя война для него, похоже, продолжалась, и он ненавидел все, что так или иначе относилось к Франции… За одним-единственным исключением: он питал слабость к некоторым сортам бордосских вин, уверяя, что их виноградники когда-то принадлежали его семье, но были утрачены после битвы при Кастильоне в 1456 году. Эта битва окончательно закрепила Аквитанию за Французской Короной.

Со стороны этого человека Морозини не мог рассчитывать не только на сочувствие, но даже на добросовестное расследование. Митчел был бы счастлив любой возможности арестовать его, он только и мечтал, чтобы князь Альдо Морозини оказался за решеткой, не успев сказать «ах».

Мэри Уинфельд очень обрадовалась подруге, приехавшей погостить. Исчезновение «Санси» по-прежнему оставалось самой модной темой в кулуарах. Лиза, разумеется, не стала появляться в обществе под своей настоящей фамилией. Она родилась в Швейцарии, у нее было двойное гражданство, и женщина предусмотрительно сохранила паспорт на имя Мины ван Зельден, под которым работала секретарем у Альдо. Имя ей по-прежнему нравилось, а вот от старомодных костюмов и нескладных очков, которые помогали ей скрывать свою красоту, она отказалась. Очки она выбрала с затененными стеклами, но вполне приемлемые, какие носят обычно близорукие люди. И оделась элегантно, как привыкла, но, конечно, скромно и незаметно.

Отправив детей с бабушкой в Рудольфкрон, она поспешила позвонить в Цюрих, собираясь узнать поточнее, с какой целью ее папочка отправился в Южную Америку, но Бирхауэр, его личный секретарь, не смог – а возможно, не пожелал – ей об этом сообщить.

– Вы лучше меня знаете господина Кледермана, госпожа Лиза, – ответил ей самый рациональный человек на свете. – Если ваш отец нападает на след редкой драгоценности, он становится устрицей.

– Отец бы порадовался, услышав, что вы считаете его устрицей.

– Почему нет? Хорошее сравнение. Вы прекрасно понимаете, с какой страстью ваш отец охотится за редкой коллекцией или необычным камнем, и он прав, когда держит все в строжайшей тайне. Коллекционеры ревнивы, и у них всегда наготове ножи.

– Чтобы вскрыть устрицу? – невесело пошутила Лиза.

Этим сравнением ей и пришлось довольствоваться, хотя про себя она не сомневалась, что, если дело дойдет до катастрофы, она первая узнает, где найти своего отца.

А пока они с Ги Бюто радовались немногому: Мориц Кледерман ищет в Южной Америке изумруды.

В Париже супруг Лизы благополучно избавился от бронхита, но по мере того, как улучшалось его физическое состояние, ухудшалось настроение.

– Вы можете мне сказать, что я тут делаю? – взорвался Альдо однажды вечером, войдя в зимний сад, где они обычно пили кофе.

– Ты выздоравливаешь и наслаждаешься свободой. Это не так мало для человека, которого разыскивает английская полиция, – заметил Адальбер, разделявший почти что заточение своего побратима.

– Но я здоров! И вот тебе доказательство! – воскликнул Альдо, закуривая вторую сигарету.

– Скажем лучше, ты выздоравливаешь, – с добродушной улыбкой поправила племянника госпожа де Соммьер. – Ты же не хочешь простудиться снова…

– Я нуждаюсь в душевном равновесии! Моя свобода, мое благополучие – все под угрозой! Вы должны понять, что для меня это невыносимо! Меня подозревают! Я вор! Это я-то!

– Ты уже побывал в роли убийцы, – меланхолично сообщил Адальбер, наливая в пузатую рюмку солидную порцию арманьяка. Взяв рюмку в руки, он стал согревать напиток, прежде чем передать другу. – И чувствовал себя совсем неплохо. Выпей-ка немного лекарства, и тебе сразу станет легче.

– Сколько времени мне еще сидеть без дела?!

– А что такое, собственно, время? – задумчиво спросила План-Крепен, как всегда раскладывающая пасьянс. – Порождение нашего ума, некое…

– Если вы думаете успокоить Альдо философией, то напрасно, – вмешалась маркиза. – Лучше погадайте ему на картах.

– Но мы не очень-то любим карточные гаданья, – запротестовала План-Крепен, всегда употреблявшая уважительное множественное число, когда говорила со своей покровительницей и родственницей. – Мы опасаемся карт, потому что они не лгут, – прибавила она трагическим шепотом.

– В таком случае, Альдо, лучше всего вам отправиться спать. И вы перед сном почитаете. Можно выбрать «В поисках утраченного времени» Пруста. Роман, который как нельзя лучше подходит к вашему вечернему философскому настроению, а на меня действует как хорошее снотворное.

– Ну, уж нет, – возмутился Альдо. – Мне сейчас не до сна, и вы не оставите меня в одиночестве! Послушайте, Мари-Анжелин, у вас всегда множество самых оригинальных идей. Придумайте, как мне выбраться из этого болота!

– Мудрость советует нам набраться терпения и ни в коем случае не бросаться очертя голову в очередную авантюру. Дождемся, когда наш дорогой Ланглуа сообщит что-то новенькое. Самой большой глупостью будет, если мы безоглядно ринемся вперед и нарушим его планы.

– Это понятно, – буркнул Альдо. – Но у меня, между прочим, в Англии немало друзей, и полагаю, им не приходит в голову поверить такой немыслимой глупости: ни с того ни с сего я превратился в грабителя! Начать с лорда Эллертона. Мой давний партнер и, я бы даже сказал, старинный друг, с которым целых пять или шесть лет мы горели одинаковой страстью к украшениям эпохи Тюдоров. Он написал мне, пригласил провести у него два или три дня. Я согласился, несмотря на нездоровье, и в указанный день приехал. И что же? Не застал его дома. Мне едва приоткрыли дверь, сообщив, что хозяина срочно вызвали неведомо куда каким-то таинственным письмом. Мне не оставлена даже записка с извинением, меня как будто бы и не ждали. Мне не предложили войти, поужинать, переночевать, на что я мог рассчитывать ввиду нашей старой дружбы. И я немедленно уезжаю. А дальше следует ограбление. Эта история не наводит на размышления? Не вызывает вопросов? И где лорд Эллертон? Я хотел бы это знать!

– Нет сомнений, что Гордон Уоррен быстренько покончил бы со всеми загадками, но он сейчас в простое, – меланхолично заметил Адальбер.

– Подходящее определение для тяжело раненного друга, – не без яда отметила План-Крепен. – Но если совместить все догадки, возникает заговор!

– Против меня? Но с какой стати?

Адальбер рассмеялся:

– Святая простота! Если ты единственный на два континента эксперт по историческим драгоценностям, живешь во дворце, у тебя немалое состояние и коллекция, достойная музеев, как ты думаешь, тебе ни в чем нельзя позавидовать? Мне кажется, есть. Так что оснований для заговоров против тебя немало. Но пока все очень запутано.

А в скором времени запутается еще больше.

Прошло два дня, и короткий звонок с набережной Орфевр известил наших друзей о том, что, согласно английской прессе, лорд Эллертон пропал именно в тот самый день, когда назначил встречу Альдо, о которой дворецкий Седвик слыхом не слыхивал и не был предупрежден.

– Ланглуа считает этот факт крайне странным, потому как у Альдо есть пригласительное письмо, благодаря которому он и двинулся в путь. Но как бы там ни было, старый лорд уехал утром в неизвестном направлении и не вернулся.

– Это означает, что охота за мной продолжается, – с горечью констатировал Альдо. – И если меня арестуют, я могу не только предстать перед английским судом, но и… заслужить виселицу, если с лордом что-то случится.

– А мы что, будем ждать и вертеть пальцами? – возмутилась План-Крепен.

– Вы будете за меня молиться, милая Мари-Анжелин, – ласково ответил Альдо и погладил ее по щеке. – Разве молитвы – не главное ваше занятие? Мне так горько, что я нарушаю покой и ваш, и этого любимого дома. Мне бы так не хотелось для вас никаких неприятностей!

– Не вижу, какие могут быть у нас неприятности, – улыбнулась тетя Амели. – Вряд ли этот Митчел настолько рьян, что убедит короля Георга объявить войну Франции.

– А собственно, почему бы нам не возобновить Столетнюю войну? – громогласно вопросил Адальбер, появившийся на пороге столовой с пачкой свежих газет под мышкой. – Лично я «за»! А ты? Но сначала скажи, как ты себя чувствуешь?

– Лучше не бывает. Изводит лишь возмущение и бездействие.

– Значит, пора лечиться.

– Что ты имеешь в виду?

– Вступаем на тропу войны. У меня есть две-три идейки, их надо проработать.

– Не надо нам никаких войн. Тем более сейчас. И вас, мальчики, я прошу быть предельно осмотрительными. Не забывайте, что дружба комиссара Ланглуа очень много для меня значит, – строго предупредила маркиза.

– Мы и не собираемся вытворять что-то необыкновенное.

– Вы нет, но взгляните на План-Крепен! Стоило вспомнить о Столетней войне, как ноздри у нее затрепетали. Еще немного, и у нас появится новая Жанна д’Арк…