Читать книгу Одна из двух роз - Жюльетта Бенцони - Страница 2

Могучий фрегат под английским флагом медленно приближался к устью Сены. Сдерживал его движение туман, что пал на рассвете и скрыл не только море, милосердное в начале апреля этого 1444 года, но и приближающиеся берега.

На носу, скрестив на груди руки, стоял мужчина. Казалось, он парит в воздухе между небом и невидимыми волнами, пытаясь взглядом раздвинуть молочную пелену, за которой должна была лежать Франция.

Этот англичанин, привыкший к туманам, не придал бы значения случившейся неприятности (хотя на море туман – серьезная опасность), если бы не должен был приплыть именно сегодня, чтобы вступить в переговоры о браке, который положит конец самой длительной войне в истории. Неужели мгла сулит неудачу? Неужели изувеченная Франция, лишившаяся Аквитании и Нормандии, помешает фортуне ему улыбнуться?

Уильям де ла Поль, герцог Саффолк, без большой радости согласился на обидное для его гордости посольство. Он всегда презирал французов и сражался с ними всю жизнь. Не по душе ему была и их проклятая страна: ее уже завоевали на три четверти, но французы все же сумели извернуться и не стать благородными англичанами, как повелевал им после смерти последнего короля Капетинга[1] исторический ход событий.

Не иначе как вмешался Сатана. Вмешался, приняв облик девицы, твердившей, что ее послал Господь Бог. Нет, это дьявол помог ведьме по имени Жанна, которую окрестили Девственницей, заставить англичан под Орлеаном есть землю. Всем им досталось, и ему самому, и даже лучшему из военачальников английской армии, старому Джону Тальботу, непобедимому до тех пор. А потом ведьма – для сатанинского отродья дело, конечно, небывалое – помогла «корольку из Буржа»[2] стать помазанником Божиим на троне. Однако герцог Саффолк не простил колдунье и личной обиды: по своей темноте и незнанию прекрасного английского языка она смела называть его по-собачьи – «Пиль». Кончила она по справедливости на костре. И не стоило солдатам-англичанам шептаться между собой, будто сожгли святую. Правда, умирала она мужественно, и было в ее непреклонности даже подобие величия.

От аутодафе на Старом рынке в Руане у «Пиля» осталось пренеприятное впечатление. И он поклялся себе, что ноги его больше не будет в этой проклятой стране, где все не так, как бывает у добрых людей. Но надо же было такому случиться, что всемогущий кардинал Уинчестерский, двоюродный дедушка юного короля Генриха VI, отправил именно его сватать для короля французскую принцессу. Неслыханное дело, если подумать! Но, с другой стороны, времена всерьез изменились, и далеко не в пользу Англии…

Карл VII французский с помощью храбрых военачальников, новых пушек мэтра Жана Бюро и золота, которым казначей Жак Кёр наполнил его сундуки, возвращал лоскут за лоскутом свое достояние, а его сестра-соперница Англия предалась со страстью междоусобным войнам.

Она расширила границы, но теперь не могла их достойно защитить: не хватало солдат, недоставало денег. И внутри порядка тоже не было – царила анархия. Король, молодой человек двадцати трех лет, видел, что власть ускользает у него из рук. Ему нужен был мир, мир любой ценой, и грозный кардинал Уинчестерский делал все возможное для того, чтобы нескончаемая война стала, наконец, фактом в книге госпожи Истории. Он сумел вразумить кипучий парламент и Королевский совет, а главное, притушить запал герцога Глостера, дяди короля, неуемного буяна, который с такими же буйными сподвижниками только и мечтал о том, чтобы снова переплыть Ла-Манш, вторгнуться в Нормандию или Аквитанию и разделить их со своей родней… Благодарение Богу, партия мира, которую как человек трезвомыслящий поддерживал и Саффолк, одержала победу. И вот теперь он плывет во главе посольства в порт Арфлёр.

Сначала кардинал собирался попросить руки одной из дочерей Карла VII, но требования короля росли вместе с его могуществом, и кардинал предпочел менее дорогостоящую невесту. Выбор остановился на племяннице Карла, Маргарите Анжуйской, дочери Рене, короля Сицилии, герцога Анжуйского, графа Прованского, и Изабеллы Лотарингской. Невеста была бедна, но кардинал Уинчестерский решил поставить на неожиданную для такого жесткого человека карту – карту любви, которая способна двигать горами. Слух о несравненной красоте четырнадцатилетней Маргариты облетел всю Европу. Император[3] уже сватал ее за своего сына, просили ее руки и еще несколько менее высокопоставленных лиц.

Желая удостовериться, что слух не ложен, кардинал Уинчестерский тайно отправил во Францию пленника-француза по фамилии Шамшеврие, обладавшего талантом живописца, с тем, чтобы он привез портрет Маргариты. Шамшеврие, совершив путешествие, полное приключений, и удачно убежав от шпионов Глостера, не желавшего женитьбы слабого здоровьем племянника и надеявшегося занять трон, доставил портрет невесты. Она и впрямь была очаровательна и пленила сердце юного короля.

И вот Саффолк в пути.

Но без воодушевления: как залог мира этот брак был наименьшим злом, но никакого блага герцог от него не ждал. Он тоже видел портрет, но смотрел на него с недоверием, прекрасно зная, как льстивы придворные художники, а этот к тому же еще был французом! Разве можно верить французу? Если молодой король разочаруется, то на руках у них окажется французская принцесса, а этих принцесс, кроме Матильды Фландрской, жены Завоевателя, и Алиеноры Аквитанской со сказочным приданым, в Англии никогда не жаловали.

К середине дня туман, к счастью, рассеялся. Они обогнули мыс де ла Эв, бросили якорь в порту Арфлёр[4], откуда посол и его свита последовали в Руан, где губернатор Талбот устроил им пышный прием. Из Руана они отправились в Тур, где их ждали король Карл VII и Рене Анжуйский, отец Маргариты.

Саффолк надеялся на следующий день после приезда увидеть юную принцессу, но оба государя считали, что на первом месте – договор о мире и брачный контракт.

В замке Монтиль-ле-Тур, резиденции короля Франции, торговались, как на восточном базаре. Речь шла не о приданом; о нем и договариваться было нечего: Маргарите принадлежали только золото и мебель, подаренные Карлом VII, так как у Рене Анжуйского не было ни лиара. Королевство Сицилия не приносило ему ничего, а королевство Иерусалимское, правителем которого он тоже считался, и того меньше. Большая часть его доходов перешла в сундуки бургундского герцога Филиппа Доброго, по-прежнему верного союзника англичан, к которому Рене Анжуйский попал пленником после битвы при Бюльневиле и который отпустил его за разорительный выкуп. О выкупе Саффолк ничего не знал. Его король не был богат, зато кардинал Уинчестерский обладал огромным состоянием. И он дал понять Саффолку, что не станет скупиться и бракосочетание будет достойным короля Англии. Оставалось договориться о мире. Карл VII заявил без обиняков:

– Вы прекрасно понимаете, милорд, что в преддверии мира, столь горячо желаемого нашими народами, король Англии не может удерживать владения своего тестя – Анжу и… Мэн. Что касается Анжу – достаточно формального отказа. Ваши войска никогда не бывали в этих землях, перешедших к покойному герцогу Бедфорду, когда он носил титул регента Франции. Другое дело – Мэн.

Сердце Саффолка замерло. Наступила минута, которой он боялся с тех самых пор, как дал согласие отправиться с посольством, из-за которой заранее попросил прощение за возможный неуспех своей дипломатии и ее непредсказуемые последствия…

Он попытался уклониться от прямого ответа:

– Сир, Мэн дорог сердцу моих соотечественников. Он был завоеван ценой больших усилий, и много крови…

– А еще больше французской крови пролилось там, милорд! – воскликнул король Рене. – Мои крестьяне много претерпели от вашего оружия.

– Мне жаль, но все войны таковы, сир, и Мэн не стал исключением, но он главный путь из Аквитании в Нормандию, принадлежащих нам. Там поселилось немало наших сеньоров.

– Вы боитесь огорчить их переселением? – с иронической усмешкой осведомился Карл VII. – Надеюсь, вы не забыли, что времена изменились и победа избрала себе другой лагерь? Мы уже не побежденные, милорд, и возвращаем наше достояние, которое вырвало из наших рук насилие, попирая все человеческие права. Насколько я знаю, не Франция напала на Англию сто лет назад!

– Внук Филиппа Красивого по материнской линии, наш король Эдуард III, по праву считал себя единственным законным наследником Франции.

– Что же, мы вновь вернемся к нашим разногласиям и будем обсуждать справедливость ваших и наших законов? По нашим – корону наследуют только мужчины и только по отцовской линии. А что касается Мэна, то он непременное условие брака. Не будет Мэна – не будет свадьбы.

Тон не предполагал возражений, и Саффолк подумал, что «королек из Буржа» сильно переменился. А вот он – нет. Герцог уже был готов дать волю гневу, который кипел в нем все сильнее, но тут вмешался Рене Анжуйский, и улыбка этого, быть может, легкомысленного короля, но такого обаятельного человека, прогнала фурий, рвущихся на сцену.

– Не спешите с ответом, милорд Саффолк! Рядом с нашей Луарой жизнь течет тихо, и еще тише она в моем милом Провансе, мы там не любим спешить. И прежде чем продолжим переговоры, не стоит ли, брат мой король, представить нашего гостя моей дочери? – и с внезапной грубостью, столь ему несвойственной, добавил: – Но не худо бы гостю знать, что он у нас не единственный. Не забудем, что после Жана Люксембургского и герцога Бургундского император Фридрих III прислал посольство, чтобы получить руку самой совершенной из принцесс. У нас большие затруднения с выбором, помните и это, милорд Саффолк!

О множестве знатных женихов английский посланник был осведомлен, но он не представлял себе, как можно отдать Мэн. У него в ушах уже раздавались разъяренные вопли лондонской черни, лишившейся немалой части своей добычи… А если и брак окажется неудачным?.. Нет, об этом лучше не думать. После продолжительного молчания лорд Саффолк наконец произнес:

– Больше всего я хочу положить к ногам принцессы Маргариты пожелания моего господина, короля Англии.

На юге от Тура, неподалеку от дороги, ведущей из Монтиля в Шинон и Лош, стоит большое аббатство Бомон, одно из самых влиятельных в Турени. Его аббатиса подчиняется непосредственно коллегиальной церкви Святого Мартина Турского. Могущественное и богатое аббатство окружено стеной с пятью часовнями, и в одной из них, часовне Чудотворной Божьей Матери, хранится глубоко чтимый лик Девы Марии. Основал его Эрве де Бузансэ примерно в тысячном году, теперь его настоятельницей служила Изабо де Вильбланш, и вот в этот-то монастырь и должен был отправиться милорд Саффолк.

Королева Сицилии с дочерью нашли в Бомоне приют, уехав из Анжера, и в нем вдали от потрясений, выпавших на долю ее родителей, росла и воспитывалась Маргарита. Растила ее бабушка с отцовской стороны, Иоланда Арагонская, королева четырех королевств. Она благодаря острому уму была, несомненно, самой влиятельной фигурой своей эпохи наряду с Жанной, Орлеанской девой, которую поддерживала. Франция обязана ей своим восстановлением, а Карл VII – жизнью.

Карл – одиннадцатый ребенок Изабеллы Баварской и Карла VI, хотя законность его происхождения подвергалась сомнению. Он был десятилетним мальчиком и носил титул графа Понтье, когда Иоланда предложила ему руку своей дочери Мари, заключила помолвку и получила право воспитывать его у себя в Анжере под сенью неприступных стен своего замка. Она увезла принца, словно предугадав шестым чувством, что хилый мальчуган в один прекрасный день станет воплощением всех надежд королевства Франции. И будущее не стало медлить, подтвердив ее предчувствие: в 1417 году умер дофин Людовик. Его преемником стал маленький Карл, и королева Изабелла немедленно потребовала сына к себе: наследник должен жить с ней. Однако Иоланда, зная, что королева Франции связалась с бургундцами и англичанами, а безумный Карл VI – податливое тесто в умелых руках, отказала ей, с искренним презрением написав: «Женщине, которая живет с любовниками, ребенок не нужен. Не для того я до сих пор кормила и воспитывала его, чтобы он под вашей опекой помер, как его братья, или сошел с ума, как его отец, или стал англичанином, как вы сами. Он останется у меня! Придите и заберите, если осмелитесь!»

Изабелла не осмелилась ответить на высокомерный вызов. А Иоланда стала душой страны, терзаемой войной. До самой смерти она останется рядом с Карлом, за его спиной или впереди, если он вдруг прислушивался к недостойному фавориту; всегда настороже, постоянно у амбразуры, чтобы получить удар, отразить его и вернуть, обыграв предателя. Жанна д’Арк не случайно появилась из Лотарингии, той самой Лотарингии, где герцогиней была невестка Иоланды. Когда Иоланда услышала о девушке-пророчице, она пожелала ее увидеть, и Робер де Бодрикур, капитан Вокулёра, что по соседству от Домреми, отдал соответствующее распоряжение.

Владычица четырех королевств отошла в мир иной вот уже как два года, но отсвет ее души сиял во внучке. Бабушка постаралась развить ее ум, наняв наилучших учителей, и следила за гармоничным телесным развитием, не допуская ужимок и жеманства, порой свойственных женскому полу. О Иоланде ее внук Людовик XI скажет, не скрывая восхищения: «Она была женщиной с мужским сердцем». Маргарита пойдет в бабушку: в самых безнадежных обстоятельствах она будет сохранять мужество.

На следующий день после беседы с двумя королями милорд Саффолк приехал в аббатство Бомон. Его сначала приняла настоятельница, а потом королева Изабелла. Он недолго говорил с королевой, пока служанка ходила за ее дочерью. И вот вошла юная Маргарита, и сердце англичанина растаяло.

Маргарита красива? Что за жалкий эпитет! Принцесса была ослепительна! Огромные темные сияющие глаза, золотистая кожа, влажная улыбка излучали свет. Ей исполнилось четырнадцать, и она была само изящество, юность, свежесть, жизнь… У Саффолка перехватило дыхание. Он смотрел на бутон и спрашивал себя: каким же будет цветок? Еще герцог подумал, что его господину очень повезло. А когда его глаза встретились с глазами Маргариты, он понял, что никогда уже не будет прежним, что отныне он преданный слуга, счастливый раб этой девочки, своей королевы. Он должен увезти ее в Англию, и пусть ему придется сразиться со всеми принцами Европы! Пусть придется отдать Мэн… и все остальное в придачу!

Маргарита смотрела на посла с восхищенным удивлением. Он был огромным, светлые волосы начали серебриться, суровое лицо со шрамами помнило о сотнях боев, а синие глаза с детским восторгом смотрели на нее. Ей сообщили, что Саффолку уже под пятьдесят, и она ожидала увидеть старика, но перед ней стоял стройный мускулистый мужчина, крепости которого мог позавидовать любой юнец. Было видно, что он не знает, что сказать, охваченный неожиданной для себя застенчивостью, такой лестной и такой приятной. Наконец, медленно, не отрывая от принцессы глаз, он опустился перед ней на колени.

– Мадам, – тихо произнес он, – удостоите ли вы мою страну счастья стать ее королевой?

– Не мне решать это, милорд, а Господу Богу, моему отцу и его величеству королю, но если такова их воля, мне кажется, я буду счастлива.

В тот же вечер Саффолк согласился отдать Мэн под управление французов, поставив единственное условие: пусть этот пункт останется секретным. Сейчас англичане крайне возмутятся, и только, но когда они насладятся плодами мира, когда полюбят свою новую королеву, они посмотрят на все другими глазами. Карл VII и его шурин охотно согласились на просьбу. Переговоры закончились, можно было начинать праздновать…

22 мая было подписано перемирие (мир будет подписан позже), которое должно было продлиться до 1 апреля 1446 года, и на следующий день в базилике Святого Мартина Турского огласили помолвку Маргариты Анжуйской с Генрихом VI Английским. Свадьбу назначили через год. Церемонию помолвки провели необыкновенно пышно. Карл VII хотел впечатлить своих английских гостей. В великолепной свите невесты шли оба короля, а вел девушку дядя Карл Анжуйский, граф Мэнский. От Саффолка не ускользнула эта подробность, живое напоминание о важном пункте, который он хотел бы сохранить в тайне как можно дольше. Ему это не понравилось. У герцога возникло предчувствие: Карл Анжуйский, ведущий невесту его короля, обещает большие неприятности… Но когда в его руке оказалась ручка Маргариты, когда принцесса подняла на него сияющий взгляд, он ощутил только счастье – в скором времени каждый день своей жизни он будет проводить рядом с ней.

Вполне возможно, что и у Маргариты возникло то же радостное чувство, потому что она очень тихо сказала:

– Когда я приеду в Англию, милорд, я хочу, чтобы вы меня не оставили.

– Будь моя воля, мадам, я находился бы всегда рядом с вами, прикажите и…

Но разлука была неизбежна. Милорду Саффолку предстояло вернуться со свитой в Лондон, где его с нетерпением ждал кардинал Уинчестерский. Он не без грусти покинул чудесные берега Луары и ту, чей образ отныне неотлучно ему сопутствовал.

Маргарита должна была провести год при дворе Карла VII, принимая почести, положенные королеве. Для нее потекли радостные и приятные дни в королевских замках Монтиль, Лош, Шинон… Об этой безоблачной поре она не раз вспоминала на английской земле в гораздо более мрачные времена. Сравнение никогда не шло в пользу ее новой родины… При дворе дяди Карла жили весело, изысканно, радостно. Дамы – юные красавицы в обворожительных нарядах, и царила среди них Агнесса Сорель, королева красоты, иначе назвать ее было невозможно. Мэтр Жак Кёр, главный казначей, заказывал для нее в странах Леванта, а то и в более отдаленных землях шелковые ткани, духи, пряности и драгоценные камни – словом, все, чем может порадовать молодую кокетливую красавицу. Королева Мари, некрасивая, плодовитая и кроткая, редко показывалась при дворе, посвящая время рукоделию и Господу Богу, зато остальные проводили дни очень весело. Омрачал радость один только дофин Людовик[5]: он не одобрял английское замужество Маргариты и не скрывал этого.

Сам он был женат на очаровательной Маргарите Шотландской, к несчастью этой милой девочки, потому что супругом оказался пренеприятнейшим. Ей было всего тринадцать, а ему немногим больше, когда их обвенчали. Однако он не замедлил воспользоваться супружеским правом в вечер свадьбы и набросился на бедняжку с такой горячностью, с какой недавно вместе с графом де Ла Маршем брал город Шато-Ландон у англичан. Юная Маргарита не выдержала страстного натиска и заболела, у нее появились нервные припадки, которые ничуть не смягчили супруга. Людовик счел, что жена слишком слаба здоровьем, и потерял к ней всякий интерес, о чем не уставал сообщать супруге.

Веселая придворная жизнь не радовала дофину, хотя ей нежно и почтительно был предан поэт Ален Шартье. Чувствуя себя часто нездоровой, она редко покидала свои покои и обычно проводила время в саду или в обществе королевы Мари, не принимая участия в охотах, балах и всевозможных развлечениях, которыми король веселил племянницу и фаворитку.

Ничего удивительного, что самые молодые и красивые дворяне окружили Маргариту, и она принимала их внимание, даря неподражаемую улыбку. Поклонниками ее числили себя Лаваль, Бурбон, Бово, Вандом… И еще Пьер де Брезе, глядя на которого Маргарита уже не думала о милорде Саффолке. Может, потому, что мужчины были между собой похожи, только Пьер был гораздо моложе. Высокий блондин с гордым лицом, этот англичанин занимал должность великого сенешаля и, благодаря уму и общепризнанной отваге, был настоящим главой правительства, а еще Маргарита знала, что он преданный слуга королевы Иоланды и коннетабля графа Ричмонда. Он участвовал в их самых секретных делах, направленных на благо королевства, таких, например, как заговор, который должен был избавить Карла VII без его ведома от недостойного фаворита Ла Тремуйя. Де Брезе – одному из самых обольстительных мужчин двора – было тридцать четыре года.

Он не скрывал сильного впечатления, какое произвела на него ослепительная принцесса, и стал ее верным рыцарем, украшая себя ее цветами во время турниров. Его любовь, одновременно и откровенная, и деликатная, глубоко трогала сердце Маргариты. Иной раз в сумеречные часы, располагающие к меланхолии, она чувствовала даже что-то вроде сожаления. И призналась в нем старушке-кормилице, которую любила, как родную. Звали женщину Тифэн Ясновидящая, потому что порой она изрекала очень странные вещи. Простолюдинка, она вскормила короля Рене и его сестру Мари, ставшую королевой Франции, и с тех пор так и осталась в доме. Ее любили за доброе сердце и уважали за прозорливость, обычным людям не свойственную. Так в день, когда Маргарита появилась на свет, Тифэн, взяв на руки новорожденную, посмотрела на нее странным взглядом и принялась баюкать, потихоньку приговаривая:

– Ах ты, моя бедняжечка!

Большего от нее не смогли добиться.

Тифэн единственная не одобряла брака Маргариты с английским королем. Герцогине Изабелле, когда та спрашивала, старушка отвечала, пожимая плечами:

– А чего от них ждать хорошего? Захотели залога, чтобы в мире жить, а у самих на уме одна драка, не будет там нашей малышке счастья!

В тот вечер, когда Маргарита, посмотрев на свою маленькую ручку с массивным кольцом, напоминающим о помолвке, покраснела и призналась, что с каждым днем ей все приятнее видеть подле себя Пьера де Брезе и что она упрекает себя за это чувство, Тифэн ответила:

– Сделанного не воротишь. Быть вам за англичанином.

– Я знаю, но не могу помешать себе и не сомневаться, что, возможно, была бы счастливее, выбрав супруга во Франции.

– Нечего и думать, мадам. Как только за вами приедет посол, вы и думать забудете о мессире де Брезе.

– Боюсь, что мне это будет нелегко.

– Еще как легко! Сами удивитесь и только того другого и будете видеть… На свою беду.

И опять Тифэн отказалась что-либо объяснять, но дальнейшие события подтвердили ее правоту. Когда запели серебряные трубы, возвещая прибытие посла, сердце Маргариты забилось, как никогда прежде.

На этот раз посол прибыл со свитой, какая положена английской королеве: вместе с ним приехали знатные дамы – герцогиня Сомерсет, красавица Алиса Чосер и его собственная супруга, потому что, само собой разумеется, он был женат и имел детей. Но в ту далекую эпоху рыцарей и прекрасных дам законной жене отводилась прозаическая роль: она отвечала за потомство, вела дом и поддерживала достоинство семьи и титула. Саффолку в благодарность за его посольство пожаловали титул маркиза. Он всегда был хорошим мужем и отцом, семейный союз его был благополучным. Однако леди Саффолк очень скоро поняла, что ей всерьез придется считаться с этой пятнадцатилетней девочкой-королевой, на которую ее муж бросает такие пламенные взгляды. Но она была женщиной, умудренной житейским опытом и уже позабывшей о ревнивой юности, и не могла не принять во внимание, что случай этот – особый и главное – успех королевского брака. Тем лучше, если благодаря Уильяму юная Маргарита проникнется добрыми чувствами к своим новым соотечественникам. А она со своей стороны постарается ничем не нарушить хрупкого равновесия.

Свадьбу по традиции праздновали у невесты, и было решено, что церемония состоится в Нанси. Королеве Изабелле очень хотелось, чтобы столь торжественное событие совершилось в ее дорогой Лотарингии. И она не ошиблась: старинная столица, нарядная от чердака до погреба, восторженно встретила своих принцев, которых не видела уже добрый десяток лет.

Народ украсил праздник своим ликованием, знатные горожане – пышностью нарядов, купцы – щедростью и богатством, а солнце – сиянием, удивительным для скуповатой на хорошую мартовскую погоду Лотарингии. И какая же это волшебная картина: улыбающаяся юная невеста в белом атласном платье, расшитом золотыми и серебряными маргаритками, идет по ковру из цветов к алтарю, где ее ожидает милорд Саффолк. И когда она вложила свою маленькую ручку в руку мужчины, который брал ее в жены от имени своего короля, крик восторга вырвался из уст всех присутствующих, отдавшись эхом под сводами коллегиального собора Святого Мартина. Саффолк воспользовался шумом и прошептал:

– Вы, кажется, по-настоящему счастливы, мадам?

– Да, я счастлива, милорд. Даже больше, чем ожидала.

Чего бы не отдал Саффолк, чтобы на самом деле стать мужем юной восхитительной красавицы! Но сегодня вечером он, по старинному обычаю, только прикоснется голой ногой к ней, лежащей с распущенными волосами, заботливо убранными фрейлинами, в знак того, что его господин король сделал ее своей женой. А потом он оставит ее спать и видеть сны в пустой кровати, такой огромной для нее одной…

Целая неделя прошла в празднествах: рыцари состязались в поединках на копьях, а потом участвовали в турнире, который устроил король Рене, обожавший такие увеселения и знавший в них толк.

И вот пробил час отъезда. «Королева» Маргарита должна была сказать «прощай» своему прошлому, семье – всему, что она до сих пор любила. До Парижа ее поедет провожать только брат Жан Калабрийский.

Маргарита прощалась с величием, вызвавшим всеобщее восхищение. Дочь своей матери, внучка своей бабушки, она уже прониклась значением того долга, который выпал на ее долю: она поведет к миру два враждовавших народа, так до слез ли ей было? О чем она могла печалиться? С сияющими глазами, с улыбкой на устах она решительно повернулась навстречу судьбе.

Недавно освобожденный Париж встретил Маргариту с мужеством, которое она оценила. Разрушенная столица, которую отверг король, не пожелавший в ней жить, была достойна жалости, но сейчас она украсила себя всем, что только смогла найти: тканями, коврами, белыми простынями, свежей зеленью, а главное – маргаритками, чтобы встретить ту, в которой народ видел ангела с оливковой ветвью. Никогда Собор Парижской Богоматери не слышал мессы, исполненной стольких упований!

Последняя нить, связывающая Маргариту с семьей, разорвалась в монастыре Сен-Дени. Там Жан Калабрийский передал Саффолку его новую королеву и ускакал с французской свитой. В этот миг сердце Маргариты сжалось, но ее рука лежала в теплой, твердой и надежной руке посла. Саффолк наклонился к ней и прошептал:

– Помните, мадам, я вас не оставлю. Ничего не бойтесь.

– Мне не страшно, – горделиво ответила Маргарита и отняла руку. – Мне нужно научиться думать и поступать так, словно я родилась на английской земле.

Саффолку пришлось по душе ее мужество, и он улыбнулся:

– Вам нужно побольше узнать от меня о вашей новой семье и о тех, кто расположен полюбить вас, и тех, кто склонен питать к вам недоверие.

– В первую очередь о лорде-протекторе?

– Безусловно. Герцог Глостерский был, есть и навсегда останется вашим главным недоброжелателем. Причина незамысловата: ему хочется, чтобы наш молодой болезненный король не оставил наследника, и тогда трон вернется к нему, как к единственному оставшемуся в живых брату короля Генриха V.

И Саффолк набросал для юной женщины, которой предстояло погрузиться в новую для нее жизнь, портреты людей, ожидающих ее в Лондоне с самыми разными чувствами. Нельзя сказать, что он говорил беспристрастно, но старался, чтобы урок истории был как можно более ясен.

По существу, дела в Англии пошли плохо после преждевременной кончины завоевателя Генриха V в 1422 году в Венсенском замке. Великий полководец, победитель при Азинкуре, сочетался браком с Екатериной Французской в 1420 году. Два года спустя он оставил ее вдовой с семимесячным младенцем, будущим мужем Маргариты. Регентом стал младший брат покойного короля, Джон Ланкастер, герцог Бедфорд, который в то время уже носил титул регента Франции. Джон Ланкастер тоже был человеком с большими достоинствами, и при нем младенец Генрих VI рос в полном благополучии. Дядя даже короновал племянника в Париже.

К несчастью для Англии, Бедфорд умер в 1435 году, оставив место следующему брату – Хамфри Глостеру, человеку без достоинств. Бестолковый крикун, зачинщик всевозможных авантюр, потрясавший Лондон скандалами, выпивоха, волокита, порочный до мозга костей, он рассыпал золото пригоршнями и был любимцем черни, которой не уставал напоминать о славных временах войны во Франции, грабежах, дебошах и городах, где можно было припугнуть мечом любого жителя. Он носил титул лорда-протектора Великобритании и постоянно делал глупости из-за женщин. Главной его глупостью стала женитьба на Якобе Баварской, графине Геннегау, подопечной грозного герцога Бургундского, Филиппа Доброго, с которым эта очень красивая, отважная и беспечная женщина осмелилась открыто враждовать. Бургундец разозлился, и прекрасный союз с англичанами, который многие годы обеспечивал им на французской земле надежную поддержку, был разорван.

И добро бы это была великая неодолимая любовь, способная двигать горами! Ничего подобного. Вскоре после свадьбы Глостер потерял к Якобе всякий интерес, зато направил огонь своих батарей на даму из свиты жены, Элеанору Кобэм, не устояв перед ее ослепительной красотой. Он отправил из Англии Якобу и женился на Элеаноре, совершив грех двоеженства и ввязавшись в авантюру еще более опасную.

Став первой дамой королевства, низкорожденная выскочка дала волю своим непомерным амбициям. Она возжелала корону с неподдельной жестокой страстью. Между царственным украшением и ее прелестной головкой было только одно препятствие – юный король. Элеанора решила подружиться с Сатаной, вопрошала духов, собрала вокруг себя колдунов и ведьм, с которыми по ночам лепила из воска фигурку Генриха, а потом ее расплавляла. По законам той эпохи она совершала цареубийство.

По счастью, король – а заодно и королевство – находился под опекой Королевского совета, который возглавлял могучий и великолепный Генрих Бофорт[6], кардинал Уинчестерский. Шпионы очень быстро его осведомили о занятиях герцогини Глостер. Когда взяли под стражу одного из ее слуг, он под пытками рассказал все. В тот же вечер первая дама королевства была брошена в тюрьму, к великому отчаянию ее супруга. Но он напрасно бушевал, собирал войска, пытался поднять предместья, защищая жену. Обвинение в сговоре с дьяволом было единственным, против которого ничего не мог поделать даже самый могущественный властитель, потому что колдовство внушало страх. Приговор вынесли скоро: сообщников отправили на костер, а Элеанору в знак покаяния водили три дня по Лондону босую, в одной рубашке, с зажженной свечой в руках. После чего отвезли на пожизненное заключение в крепость на острове Мэн.

– Для герцога это было тяжким оскорблением и глубоким горем. Он не пожелал поверить в виновность супруги. Думаю, что он любил ее по-настоящему, – заключил Саффолк. – Вам следует всемерно его опасаться, случившееся несчастье взбесило герцога. Благодарение Богу, у нас есть кардинал.

– Кем он доводится королю?

– Двоюродным дедушкой. Король Генрих IV был его братом. Он знатный сеньор, богат и умен, Англию держит железной рукой. Кардинал будет вам поддержкой и станет другом, если вы сумеете расположить его к себе.

– Говорят, он очень стар?

– Скоро пойдет восьмой десяток, но не волнуйтесь, здоровье у него отменное и аппетит тоже. В его руках и с вашей помощью алая роза[7] Ланкастеров расцветет пышным цветом на благо всем нам.

– А что вы скажете о женщинах?

– Ни одна не играет важной роли с тех пор, как мать короля умерла.

Маргарита знала историю бедной королевы. Матушка рассказала ей о печальной судьбе нежной красавицы Екатерины Французской, выданной насильно замуж за победителя при Азинкуре. Она прожила с ним совсем недолго, сразу стала ждать ребенка, которого родила через несколько дней после смерти его отца. Екатерина почувствовала себя свободной. Она полюбила валлийца Оуэна Тюдора, уехала с ним и вышла за него замуж. Родила двоих сыновей. Но Глостер пожелал ей несчастья: женщину оторвали от новой семьи, лишили всех прав, заточили в монастырь Бермондси, где она умерла «от нищеты» в тридцать два года… Маргарита потом часто вспоминала нежную принцессу, кроткими глазами которой смотрел ее царственный сын.

Кортеж новой королевы приближался к морю. Вблизи Руана зазвонили колокола, выстрелила пушка, и встречать процессию вышел регент Франции, Ричард Плантагенет, герцог Йоркский. Встреча имела большое значение, ибо этот дворянин тридцати четырех лет от роду, любезный и вальяжный, принадлежал к ветви, которая оспаривала право на власть правящего короля, ибо были для этого основания, раз в Англии не признавали Салического закона. По матери и деду молодой герцог Йоркский стоял ближе всех к трону, так как был неоспоримым потомком Эдуарда III. Если супруг Маргариты умрет бездетным, то корону наденет, скорее всего, Ричард Йорк, которому покровительствует неугомонный Глостер.

Встреча была безупречной, любезность взаимной, но о чем думала королева, когда ехала по городу рядом с другом Глостера, о планах которого была предупреждена Саффолком? И о чем размышлял красавец герцог с белой розой[8], смущенный красотой юной женщины, чье лоно может преградить ему путь к английскому трону? Со стороны могло показаться, что они прониклись друг к другу нежной дружбой. Саффолк после нескольких дней, проведенных в столице Нормандии, где имел право лишь на поклоны, изнывал от тоски. В том, что Маргарита может обворожить Йорка, он видел благо, но что, если их чувства будут взаимны?

Настал вечер, когда Саффолк не сдержался:

– Мадам! Вы пугаете меня!

– Чем же я пугаю вас, милорд?

– Герцог безмерно щедр, стараясь вам понравиться. Но умоляю, не забывайте, что вы для него препятствие.

– Для чего мне об этом думать именно сейчас? Все пойдет гораздо лучше, если между членами моей новой семьи воцарится согласие. Мне сейчас хочется видеть вокруг только улыбки. И вашу тоже, дорогой маркиз, – прибавила она, засмеявшись.

С каким же облегчением Саффолк расстался, наконец, с Руаном. Лил дождь, когда кортеж двинулся по дороге, ведущей к порту Арфлёр, но милорду Саффолку ненастье казалось милее ясного неба. Впрочем, как добрый англичанин, он не так уж и жаловал солнечную погоду.