Читать книгу Одна из двух роз - Жюльетта Бенцони - Страница 4
Маргарита
1430–1482
Глава 3. Две розы
ОглавлениеСтрах навсегда потерять любимого толкнул Маргариту в объятия герцога, но эти объятия не стали связью, которая обесчестила бы их обоих. Юная королева не пожелала быть рабой своей страсти, такой же жгучей, какая, как она знала, сжигала и Саффолка. Она искренне любила мужа и не хотела для него постыдного положения рогоносца, о чем бы с восторгом трубил Глостер со своей компанией. Счастливый час был единственным. Маргарита исповедалась дядюшке Бофорту. Своему духовнику она не доверила столь опасный грех. И пообещала больше не грешить. Она не могла не покаяться, ей были дороги святые дары матери-церкви. На протяжении двух лет она держала слово с твердостью, необыкновенной для столь молодой женщины. Политическая ситуация за это время не улучшилась, и мысли королевы были поглощены государственными заботами.
Кроме происков Хамфри Глостера, который по-прежнему, не жалея денег, рассылал повсюду своих крикунов, внушала опасения ссора между герцогом Ричардом Йорком, наследником трона в случае, если у Маргариты не будет детей, и кузеном короля, Эдмундом Бофортом, герцогом Сомерсетским, племянником кардинала Уинчестерского, то есть членом дома Ланкастеров. Ссора эта будет длиться долгие годы и потом превратится в гражданскую войну.
Уличная стычка слуг, наломавших красных и белых роз, чтобы воткнуть их в шляпы, прежде чем начать молотить друг друга, закончилась братоубийством. Этому ужасному конфликту история присвоит романтическое название «война Алой и Белой розы».
В воскресенье, ближайшее после драки слуг, королева отправилась в виндзорскую часовню к мессе, приколов к платью прекрасную алую розу – символ своего королевского дома, но еще и Бофортов – ее самых любимых родственников. Все поняли, что хотела сказать королева. Одни обрадовались, другие оскорбились, но никому не пришло в голову, что молодая женщина просто-напросто украсила себя любимым цветком.
Глостер не замедлил подлить масла в полыхающий огонь. Его стараниями на Лондонском мосту и в тавернах люди вскоре стали толковать об изменнице-королеве, которая изменяет королю и Англии, шпионя в пользу Франции, потому что ненавидит англичан. Бедные кварталы возле Темзы так бурлили, что Маргарита с отчаянием поняла: мира не будет до тех пор, пока жив ее яростный враг. Значит, ей нужна голова Глостера. Но получить его голову не так-то просто. Пусть даже кардинал Уинчестерский, чувствуя, как убывают его силы, только и думает, как расправиться со смутьяном.
Старый кардинал, представляя, что в очень скором времени покинет этот мир, приходил в ужас: Саффолк не так силен, чтобы в одиночку защитить королевскую чету от ненависти лорда-протектора и его друзей – она неизбежно станет их жертвой. Кардинал желал сокрушить Глостера.
Но на его пути стояло неодолимое препятствие: его величество король. Никогда Генрих Святой не подпишет смертный приговор родному дяде!
Вот уже несколько месяцев Маргариту тревожило душевное состояние супруга: с тех пор как розы начали воевать, он впал в тоску и мучился угрызениями совести. Целыми ночами, запершись в молельне, он спрашивал, есть ли у него законное право на английский трон. Да, его дед и отец царствовали, и никому и в голову не приходило оспаривать у них корону. Слава его отца до сих пор осеняет своими лучами королевство и – увы! – питает мечты о реванше, о радости убивать и грабить на французской земле. Однако дед добыл себе корону преступлением: Генрих IV без тени сомнений низложил, а потом убил короля Ричарда II и навсегда пресек линию Черного принца, столь дорогого сердцу англичан. Люди шептались, что молодой король, получивший в наследство это преступление, поэтому столько молится и ведет жизнь не столько монаршую, сколько монашескую. Он и сам охотно сложил бы с себя корону, так она ему была тяжела, если бы не Маргарита, свет его жизни, единственная, кого он любил больше всех на свете… И только изредка он оставлял свои угрызения и вспоминал, что, как бы там ни было, он король! К несчастью, он не забывал никогда, что и ненавистный Глостер – его родственник и что сам он никогда не совершит нового преступления.
Однако, несмотря на все свои христианские чувства, Генрих не мог забыть и того, что его дядя Глостер уморил нищетой и голодом его мать, несчастную Екатерину Французскую. С этого-то и решила начать свою военную кампанию Маргарита.
– Господин мой и супруг, пора подарить мир вашему доброму городу Лондону, – так начала она свою речь. – Но нельзя ждать мира, пока мы позволяем милорду Глостеру смущать народ, подстрекая его к мятежам и восстаниям. Настало время принять меры. С каждым днем крепнет уверенность лорда-протектора в том, что он подлинный господин вашего королевства, и однажды он поведет свое войско на приступ вашего дворца, а потом и Тауэра, если там мы найдем убежище…
– У дяди Глостера беспокойный характер, мой друг, но человек он вовсе не злой. Бывает, его захлестывает обида, он сожалеет о супруге герцогине, которую, как я полагаю, он все еще любит, а мы вынуждены держать ее в тюрьме.
– Надеюсь, вы не забыли, что она желала вашей смерти? Я слышала, что она женщина, недостойная носить благородную фамилию Глостер.
– Вы, несомненно, правы, но все-таки дядя дал ей свой титул и имя.
– А вы готовы вернуть ему злодейку, чтобы сделать его счастливым? – вспыхнула Маргарита. Терпение не было ее добродетелью. – А вы знаете, что будет, когда ваш добрый дядюшка сгонит нас с трона? Он поспешит на остров, где находится герцогиня, привезет ее в Лондон и коронует в Вестминстере. А вас тем временем заточат в монастырь, а меня отправят на остров занять место новой королевы. Если не поступят еще страшнее и хуже!
– Не говорите так, душа моя. Не пугайте меня и себя. Бог свидетель, что монастырь мне не страшен, напротив, он мне по душе. Но вы! Вы так молоды, так красивы, и я так нежно люблю вас…
– Докажите вашу любовь, оказав мне защиту. Мой возлюбленный сир, мне кажется, настал час, когда вам придется выбрать между дядей и супругой. По крайней мере, возьмите Глостера под арест и заточите в башню!
Генрих сдался. Но ему удалось убедить Маргариту в необходимости соблюсти все формальности для того, чтобы избежать народного мятежа. И вот король, последовав совету кардинала Уинчестерского и милорда Саффолка, призвал членов парламента в город Бери в графстве Ланкашир. Здесь Ланкастеры были у себя дома, и они собрали всех, кого Глостер считал врагами. Да, благодарение Господу, были у него и враги: Клиффорды, Перси, Сомерсеты и Оуэн Тюдор, вдовец Екатерины Французской, он по-прежнему носил по ней траур и не подозревал, что в его уэльском донжоне родилась новая королевская династия.
Мысль о том, чтобы созвать всех этих аристократов в Бери, подал кардинал. Они должны были вынести решение по поводу все еще висящих в воздухе вопросов, например, о вдовьей части королевы Маргариты, которая так и не была определена за два года ее замужества.
После торжественной мессы, которую служил архиепископ Кентерберийский, и его проповеди, призывающей к миру, лорды собрались в главной церкви аббатства Святого Эдмунда, возле могилы этого святого короля Восточной Англии, погибшего мученической смертью в 870 году от руки вторгшихся викингов. Первый день прошел без происшествий: вдовья часть королевы не вызвала никаких возражений; помогло, как видно, величие места – члены парламента дали свое согласие без всякого принуждения.
На второй день Совет пожелал выслушать Глостера.
В приглашении на заседание «палаты короля» не было ничего необычного, и Глостер прибыл в наилучшем расположении духа. Однако он забеспокоился, когда Саффолк, претерпевший ущерб от его людей, выступил в роли обвинителя и во всеуслышание объявил, что Глостер продолжает злонамеренное дело жены, готовя заговор против священной особы короля и черня честь королевы. К обвинению был приложен длинный список злоупотреблений, какие лорд-протектор допустил, управляя государством с младенчества короля.