Читать книгу ¡Инфекция! - К. Арбеков - Страница 2

Аэропорт Шереметьево был непривычно свободен: поля блестящих мраморных плиток сверкали чистотой, отражая хромированные детали интерьера. Полчища людей-муравьев не кишели в зонах ожидания, не выстраивались в очереди и не заполняли кафетерии. Более половины стоек регистрации не принимали пассажиров, за ними не сидели девушки и молодые люди в формах соответствующих авиакомпаний.

Парочка наших героев шествовала между рядами кресел, где им изредка встречались немногочисленные пассажиры, ждущие открытия регистрации на свои рейсы. Он, расслабленно шагая, катил чемодан. Она допивала молочный коктейль и рассеянно глядела по сторонам.

После регистрации, получив посадочные талоны и сдав багаж, неуклюже отправленный резиновой лентой в черную утробу здания с лабиринтами конвейеров, они пару минут прождали на стойке паспортного контроля, где вечно недовольная и подозрительная тетка шмякнула штамп об отправлении в паспорта обоих. Потом они быстро проскочили личный досмотр и наконец ощутили свободу: оставалось лишь найти свой выход и ждать посадки в лайнер.

Был вечер, и темнота с аэродрома пыталась проникнуть в просторные помещения, но холодный свет потолочных светильников уничтожал ее, разбивая мрак на оконных панелях смазанными бликами и двоящимися отражениями. Пахло эспрессо и чистотой. Иногда тишину нарушало объявление о готовящемся вылете.

А вот и нужный выход на посадку: Москва – Доха, а оттуда в Мале, все верно. Двое уселись в кресла по соседству друг с другом, и тогда девушка взяла спутника за руку, нежно сжала ее и улыбнулась, предчувствуя счастливую поездку. Он спросил, взяла ли она зарядку от телефона, на что получил радостный кивок, перебросивший легкую прядь с виска на курносый носик. Резкий выдох вверх с коротким смешком – и прядь вернулась на место.

Пока ребята будут ждать начала посадки, начнем с ними знакомство. Мужчину звали Алексеем, но мы будем именовать его так, как он представлялся и подписывался: Алекс. Мать его была латышкой, и в детстве и отрочестве бросала ему «Алекс» всякий раз, когда хотела позвать на обед, или когда одергивала от озорства, или когда ей просто что-то требовалось от сына. Был Алекс чуть выше среднего роста, одевался просто, но со вкусом: темно-серые узкие джинсы, белая футболка от модного бренда без видимых логотипов, на плечах светло-болотного цвета ветровка, пальцы правой руки поглаживают грани черного зеркальца с закругленными краями от американского техно-гиганта. Обут он был в полуночно-синие кеды, кажется, купленные на днях в сверкающем гламурной роскошью торговом центре. Типичный москвич, пожалуй.

Алекс с окончания школы привлекал противоположный пол: симпатичный и плечистый, с мощными лопатками и, главное, прямой осанкой, он выглядел как какой-нибудь немец или швед, вероятно, благодаря генам, доставшимся с материнской стороны. Формируясь со временем, он делался все более статным и начал излучать нечто вроде магнетизма природной силы не только красивого тела, но и духа. Это выражалось в его остром и пронизывающем взгляде, который каким-то диковинным образом заставлял окружающих испытывать расположение к обладателю голубовато-сероватых глаз, в бледновато-молочной мути которых явно роились стаи затейливых мыслей, и так и хотелось узнать, о чем он размышляет.

Нос длинный, с горбинкой, большие ноздри. Половину лба разрезала косая трещина глубокой складки, говорившая о его задумчивости и привычке вечно хмуриться. Тонкие губы почти всегда сосредоточенно сжаты, а иногда и кривившиеся не то в полуусмешке, не то в полуулыбке. Был он скорее замкнутым, нежели общительным, и отрешенность его именно от того и казалась любопытной, что говорил он мало, но по делу, не раскрашивая речь виньетками, словами-паразитами или излишними подробностями.

Алекс скрестил ноги в районе щиколоток и лениво покачивал ими из стороны в сторону. Полистав в смартфоне ленту новостей, он предложил спутнице продолжить ожидание в ближайшей кофейне, откуда доносился аромат крепкого ристретто. Девушка кивнула и последовала за Алексом туда, где над барной стойкой звучал еле слышимый полуджазовый чилл.

Родители назвали ее Луизой. Была она среднего роста, на полголовы ниже Алекса. Темные шелковистые волосы до плеч, излучавшие здоровый блеск, прямо как из рекламы шампуня, светло-карие глубокие глаза. Узкий ротик окаймляли тонкие губки розового цвета, без новомодной коррекции, делающей всех молодых женщин похожими на уток. Черты лица славянского типа, внешность довольно обыкновенная, но чем-то девушка определенно привлекала взгляд. Чуть вздернутый носик был единственной деталью, лишавшей лицо полного совершенства.

Она тщательно следила за внешним видом и часто перекрашивала ногти в разные цвета с перламутровым оттенком, а еще любила завивать и наращивать ресницы, чтобы сильнее подчеркнуть глаза, но теперь, перед отпуском, избавилась и от лака на ногтях, и от искусственных ресниц.

Девушка не носила практически никаких украшений, и вообще ничего лишнего, только в мочках ушей поблескивали бриллианты, ввинченные в центр маленьких сережек из белого золота, подаренных Алексом.

Луиза была стройной, даже казалась худощавой из-за узких мальчишеских бедер. За исключением этой особенности, сложена она была очень правильно: ягодицы соблазнительно выпирали под плотно прилегающими брюками и останавливали на себе взгляд, когда она шла, ступая мягко и не спеша. Небольшая грудь полумесяцами круглилась под майкой, высоко сжатая лифом и слегка видимая в месте схождения над глубоким округлым вырезом. Она запахивала короткую джинсовку, когда кто-то смотрел на нее. На аккуратных ножках – тряпичные летние туфельки без каблуков.

Взгляд Луизы чаще всего выражал любопытство, но любопытство не глупое, а стремившееся вникнуть в суть вещей или понять собеседника. От этого казалось, что ее милые глаза обладают некой таинственной силой. Еще она пленительно улыбалась. При искренней улыбке, обнажавшей белоснежные зубы, два из которых были повернуты чуть боком к зрителю вследствие не исправленного в детстве дефекта, на правой щеке появлялась ямочка. Все это дополняло образ пусть и не идеальной красотки, но привлекательной молодой женщины, едва освоившей свою гендерную роль и наливавшейся соками жизни.

Пока герои пьют кофе, перебрасываясь малозначительными фразами, попробуем разузнать о них чуть больше. Познакомились они на даче одного общего знакомого, где тот праздновал свой день рождения. Алексу было тогда тридцать четыре, год назад он развелся и наслаждался одиночеством, разбавляемым визитами к элитным куртизанкам и ночами с эскортницами, благо мог себе позволить платить за свободную любовь. В браке у него родились двое детей, мальчик (Артем) и девочка (Даша), и он старался навещать их по крайней мере раз в две недели, а иногда забирал к себе или увозил за город на выходные. Любил их сильно, но после утомительного бракоразводного процесса бывшая отсудила значительные алименты, Алексу же была свойственна некая скупая настороженность в денежных вопросах, что легло сероватой тенью на отношения с детьми, и со временем любовь его постепенно потускнела, он думал об отпрысках все меньше и меньше.

Присущая ему бережливость и склонность тщательно планировать траты позволили ему, однако, сколотить неплохое состояние. Чуть более десяти лет назад до описываемых событий Алекс искал работу, позволяющую покрывать траты его тогдашней семьи: жена забеременела, и следовало обеспечивать ее и будущего ребенка всем необходимым, платить за съемную квартиру, закрывать кредит на первый автомобиль… И тогда он случайно попал на один из многочисленных цветочных оптовых складов. Цветы везли из разных экваториальных стран и распределяли по региональным клиентам. Алекс скоро освоился, и его быстро повысили до заведующего отделом продаж, постепенно он дорос и до закупщика, а после – и до заместителя директора. Кредит на машину был быстро погашен. Первый заграничный отдых с двухлетним Артемом, съезд со съемной квартиры, ипотека. Все как у всех… Родилась Даша, и следующим летом во время очередного отпуска – теперь уже вчетвером – Алекс понял, что любимая работа уже не такая любимая, что карьерный рост совершенно остановился, и большего дохода, чем сейчас, ему не видать. Тогда его жена Машенька вдохновила мужа на открытие собственного цветочного магазина. Собрали все накопления, сняли будку на углу двух улиц спального района, возле остановки, наняли продавца, завезли цветы, купленные в своей же компании. Ларек назвали «Цветы Марии». Неожиданно дело дало неплохие плоды и стало развиваться. За первым магазином открылся второй, потом третий, наняли бухгалтера и нескольких продавцов. Ипотека была погашена, а любимая некогда работа на складе сменилась управлением собственным бизнесом, и в этом Алекс оказался хорош. Он часто сам привозил товар, распределял между магазинами, ремонтировал помещения, договаривался с поставщиками и работал с утра до позднего вечера, приезжая домой разве что ночевать. Через пару лет пришло осознание, что чего-то ему в жизни не хватает, и одержимость продажной любовью охватила его полностью. Так начались встречи с куртизанками для снятия напряжения и стресса. Часто оставаясь в снятом для себя и ближайших помощников офисе под предлогом работы на ночь, Алекс звонил своднику, у которого снимал роскошных женщин, и предавался утехам плоти, и это заводило куда больше рутинной любви с женой. В один момент Алекс ослабил бдительность, правда вскрылась, далеко не глупая Маша поведала мужу, что знает о его изменах, и последовал неизбежный бракоразводный процесс, высосавший из него остаток сил после изнурительной депрессии и попыток вернуть семью. Он сохранил фирму за собой, но суд постановил отдавать тридцать пять процентов заработка на алименты детям… На этом, пожалуй, можно и завершить биографию нашего героя. Так он дожил до тридцати трех лет, успешный, но поклеванный жизнью, откусившей наиболее лакомые кусочки: потеря семьи, потеря себя. Осознание горькой неудачи… Все это продолжало бы терзать его и дальше, не встреть он своего ангела-хранителя, как называл он про себя Луизу.

Год назад девушка заканчивала Академию живописи, ваяния и зодчества Глазунова по специальности «искусствовед». Учебу оплачивали родители, не то чтобы богатые, но достаточно обеспеченные: лет двадцать назад, перед рождением дочери, они переехали в Москву, где отец наладил торговлю запчастями; мать ему помогала с документами и бухгалтерией, и спустя несколько лет они купили сначала квартиру, а позже накопили и на хорошую дачу с капитальным домом в ближнем Подмосковье, чтобы проводить там лето и купаться в озере. Были они людьми добродушными и простыми и давали дочери право самой решать, что ей нужно в жизни и с кем проводить время. Алекс и Луиза познакомились перед самой сдачей ее дипломной работы, и сперва встречались изредка, но, получив свободу от лекций и экзаменов, пташка выпорхнула из гнезда и по приглашению будущего жениха переселилась к нему. Луиза стала работать на один из глянцевых журналов, делая раз в неделю обзоры новых выставок в главных и второстепенных музеях города. Писала живо и увлеченно, прорабатывая множество заметок о многочисленных художниках и участниках всех этих событий культурной жизни, зачастую общалась с ними самостоятельно и брала интервью. Параллельно девушка готовилась к работе частного гида по музеям столицы: штудировала целыми днями подходящую литературу, продолжала изучать историю искусства для эрудиции, и прочее, и прочее. Впрочем, решив, что она была излишне правильной дочерью правильных родителей, вы совершите ошибку, дорогой наивный читатель.

Девушка обладала своенравным характером, свободу считала наивысшей ценностью жизни, а еще любопытство ее граничило с азартом и жаждой приключений: Луиза не могла устоять перед новыми экспериментами, зачастую безбашенными, но достаточно редкими, чтобы не погибнуть в водовороте безумия, в том числе и в интимной жизни. Обоз ее моральных ориентиров, во время заносов на поворотах то и дело терявший их один за другим, рулил прочь от проторенного пути общепринятых нормативов. Жизнь свою она хотела расцветить драгоценными кристаллами незабвенных воспоминаний, которые в конце пути можно будет инкрустировать в сияющую корону переливающейся яркими красками судьбы, чтобы потом передать эту фамильную реликвию благодарным потомкам, и, может быть, может быть… благодарная вселенная обеспечит ее бессмертием.

Иными словами, Луиза не желала выскочить замуж за богатенького мистера Икс, чтобы остаток жизни посвятить расточительству и безделью. Ее мировоззрение было сформировано на жизнеописаниях поэтов, художников и писателей любимой и безвозвратно ушедшей эпохи первой четверти двадцатого столетия, в силу некоторого искажения оно заставляло ее втайне желать подражания образу жизни кумиров прошлого и стремиться к тому же, что и они: самовыражению в свободе творчества. Писать картины она не умела, поэзия в наш век обесценилась; все, чему научилась девушка, – обозревать живопись и следовать высокому вкусу. Она любила менять партнеров, как только те успевали наскучить, флиртовать, заставлять парней истекать слюной, а потом обламывать их, играть с мужчинами в недотрогу или бросаться им в объятия в ночь первого же свидания и исчезать наутро, как таинственные незнакомки из бунинских рассказов. Долгие отношения с Алексом сложились лишь потому, что Луиза оказалась увлечена нашариванием в бугристо-сложной структуре бытия своего призвания гораздо сильнее, нежели поиском нового самца, способного раззадорить и удовлетворить зверский аппетит. С Алексом оказалось комфортно, приятно, и жезл любви функционировал без сбоев. Влюбленность ее была поверхностной, тогда как у Алекса, напротив, возникала потребность в большем, значительно превосходившая ее собственные намерения относительно их отношений.

Незадолго до вылета Алекс приобрел в ювелирном салоне сверкающее колечко с бриллиантом и тайно упаковал его среди вещей, чтобы преподнести подруге в отпуске красивым жестом во время предложения выйти за него замуж. Она и подумать не могла, что он на такое решится, их роман был просто один из многих, и далеко не последний – ведь впереди еще столько лет жизни. Зато когда он предложил поехать вместе на Мальдивы, Луиза согласилась без колебаний, хотя уже тогда вокруг стали возникать странные слухи о жестокой заразной болезни с Востока, она была словно испанка, от которой погиб в те же двадцатые обожаемый ею Эгон Шиле и многие тысячи других, менее известных людей. Новая хворь тяжело поддавалась лечению, симптомы сначала напоминали грипп, но потом вирус поражал внутренние органы и часто убивал носителя. Сколько-нибудь эффективного лекарства от нее еще не разработали. Распространялась болезнь со страшной скоростью, но так далеко отсюда, что бояться было нечего. Луизе и в голову не приходило, что это может хоть как-то коснуться ее. Как и Алексу, разумеется, иначе они не отправились бы так легкомысленно в это свое первое большое совместное путешествие.

– Китай закрыл границы и никого не выпускает и не впускает, – озвучила она главную мысль статьи, прочитанной с телефона, когда кофе был выпит. – Так же поступают Пакистан, Индия и Шри-Ланка. А Толя как раз поехал в Шри-Ланку, надо узнать у него, как там. Сможет он обратно вернуться или нет. Погоди, так про границы там всякие – это ж вчера было, а сегодня Европарламент вроде решал, какие меры предпринять от защиты против возможной эпидемии.

– Ага, – хмыкнул Алекс. – И чего решили?

– Еще не прочитала. Как прилетим, напишу Толику и прочитаю, ладушки? Сейчас все равно некогда. Уже скоро посадку объявят, – последнюю фразу она почти пропела, озорно приподняв левую бровку, как бы заигрывая с ним.

Чуть позже, когда посадку действительно объявили, они, взявшись за руки, направились к выходу, даже не замечая, как мало с ними летит других пассажиров. Пикнули сканеры посадочных талонов, длинный коридор телескопического трапа, селфи на его фоне для «Инстаграма», улыбающаяся стюардесса, ряды кресел, овальный иллюминатор, сладостное предвкушение ласкового моря… Взлет. Шереметьево остается внизу, превратившись в микроскопическую желтую точку, одну из многих; тают в обрывках облаков огни города, небо бýхает сверху серую мутную тучу прямо на крыло, рев двигателей затихает, тихо звенит где-то там, и вот уже можно расстегнуть ремни, а капитан объявляет, что высота набрана…