Читать книгу Красный Петушок - К. Сэблетт - Страница 2

Прежде чем покинуть в одно ясное февральское утро гостиницу «Храбрый рыцарь», я спросил хозяина, каков кратчайший путь к дому адмирала де Колиньи, и получил от этого почтенного человека столько указаний, что, пройдя очень короткое расстояние, почувствовал, что потерял дорогу. Но я расспрашивал встречных и не терял поэтому надежды, что со временем достигну своей цели.

Я недавно приехал из Гаскони, и после небольших гасконских городов суета и шум Парижа с его бесконечными улицами и переулками и толпами народу, занятого своими делами, пугали и в то же время интересовали меня. Кончина моего отца, последовавшая месяц тому назад, бесконечно огорчила меня, и я – последний из нашего бедного, но древнего рода – чувствовал себя одиноким. Все, что мне осталось, – это шпага и маленькое именьице в Брео.

Я видел перед собой худое лицо отца, страдающего от старых ран, полученных им в войнах; вспоминал, как мы ходили или ездили с ним по крутым холмам нашей родины и он поучал меня законам войны и рыцарскому поведению, необходимому для дворянина. Я считал его лучшим рыцарем Франции, и мне с каждым днем все больше и больше недоставало его. Я рос в Брео одиноким, если не считать Бартоломея – старого нашего слуги, и до возвращения – три года тому назад – моего отца у меня не было ни родни, ни друзей, ни врагов во всем мире.

Эти мысли занимали меня всю дорогу.

На одном из перекрестков мне встретился толстый человек с черной повязкой на левом глазу. Я спросил у него дорогу к дому де Колиньи.

Он ответил не сразу, спокойно осмотрел меня своим единственным глазом с головы до ног – от черного петушиного пера на моем берете и нового ярко-красного шелкового платья до кожаных сапог того же оттенка – и, пристально разглядев художественную рукоятку шпаги моего отца, висевшей на поясе, поднял свой маленький черный глаз: в нем был слабый отблеск иронии, и еле заметная улыбка скользила на его толстых губах. Он низко, слишком низко поклонился мне и сказал:

– Если ваша светлость соблаговолит немного повернуть назад, я буду иметь честь указать нужный вам дом.

Я пристально посмотрел на него, подозрительно отнесясь к его преувеличенной вежливости, но в ней не было ничего оскорбительного. Он говорил мягким, вкрадчивым голосом; его громадное тело в вылинявшем синем платье неуклюже склонялось; очевидно, он хотел угодить. Но во всем этом сквозила какая-то неискренность, и я нетерпеливо отвернулся от него.

– Серый каменный дом, – продолжал он, взглянув на меня своим беспокойным взглядом, – у которого конюх держит оседланных лошадей, и есть дом адмирала де Колиньи; и он скоро удостоится посещения месье де Брео.

Услыхав свое имя, я, изумленный, резко обернулся, но успел только мельком увидеть его широкую спину и женственно покатые плечи, исчезающие за углом. Несмотря на тучность, он по-кошачьи, легко, двигался. Я стоял и смотрел на то место, где он исчез.

Идя дальше, я ломал голову, откуда этот толстяк знает мое имя, так как был уверен, что никогда его не видел. Однако, как только я стал подниматься по ступеням лестницы каменного дома, все это вылетело у меня из головы. Обширная зала была заполнена пестрой толпой: роскошно одетые придворные ходили под руку или разговаривали группами; несколько провинциалов – их легко было узнать по виду – жалось у стен: блестящее собрание стесняло их. Тут и там расхаживало несколько беспокойных, надменных дворян в поношенных дублетах; они двигались среди толпы дерзкие, нетерпеливые, седые, со свирепыми взглядами, с длинными шпагами, ударявшимися по их худым икрам – голодные, вечно ворчащие псы войны. Франция была полна ими.

Один из лакеев, стоявший у дверей, подошел и спросил, что мне нужно. Я ответил, что желаю видеть адмирала де Колиньи.

– Месье имеет приглашение? – спросил лакей. – Монсеньор принимает только тех, кому он заранее назначает.

Я отрицательно покачал головой.

– Тем не менее, – сказал я, – если вы доложите, что Блез де Брео из Гаскони просит аудиенции, я надеюсь, адмирал согласится принять меня.

Когда я назвал свое имя, господин, стоявший в нескольких шагах, обернулся и внимательно посмотрел на меня. Лакей сделал мне знак подождать, поднялся по широкой лестнице и исчез. Господин, так внимательно смотревший на меня, приблизился и поклонился. Это был высокий худой человек, весь в черном, с длинной шпагой в поношенных черных ножнах. Серьезное выражение его лица оживлялось искрящимися серо-стальными глазами, странно блестевшими на его темном лице.

– Не родственник ли вы Жерве де Брео, который сражался во всех итальянских войнах под командой адмирала? – спросил он любезно глубоким и приятным голосом.

– Его сын, месье, – ответил я.

Его серьезное лицо сразу озарилось очаровательной, открытой улыбкой.

– Тогда, быть может, вы слышали обо мне? – сказал он. – Я Мартин Белькастель. Ваш отец…

– О да, месье, – прервал я его, – мой отец на своем смертном одре завещал мне разыскать вас. Он называл вас своим лучшим другом и лучшим воином Франции.

– Итак, мой старый товарищ умер? Очень жаль! Он был храбрым человеком, отлично владел шпагой и был хорошим товарищем.

Он вздохнул.

– Где вы остановились, юный Блез?

Я припомнил и назвал гостиницу «Храбрый рыцарь», что на улице Бюсси.

– Я там часто ужинаю, – сказал Белькастель. – У них хорошее испанское вино, и там готовят превосходные паштеты. Встретимтесь там сегодня вечером, там нашей беседе никто не помешает. Быть может, я сумею быть вам чем-нибудь полезным.

Я поблагодарил его, и он направился навстречу невысокому, плотному бородатому человеку, все движения которого изобличали в нем моряка.

В это время вернулся лакей и сообщил, что адмирал извиняется, но сегодня никак не может принять меня, так как он занят с месье Рибо, который сегодня же покидает Париж; но он назначает мне свидание на послезавтра в десять часов утра. Тут же он прибавил, что его господин просил уверить меня в своем сожалении по поводу того, что свидание откладывается, хотя и на короткое время, так как он прекрасно помнит моего отца и всегда чувствовал к нему большое расположение.

Я обещал явиться к адмиралу де Колиньи в назначенное время, не подозревая, что даю обещание, которое мне не суждено будет исполнить.

Проходя по комнате, я опять услыхал имя Рибо и увидел шедшего по широкой лестнице вслед за лакеем черноволосого бородатого человека – знакомого Белькастеля, которого я принял за моряка.

Тогда я вспомнил, что Жан Рибо был во главе экспедиции, которая должна была на будущей неделе отплыть с гугенотами в Новый Свет.

Остаток дня я посвятил осмотру города; его особенности и своеобразие, его громадные размеры так увлекли меня, что я и не заметил, как наступила темнота. Поздно вечером я возвратился в гостиницу.

Общая комната в гостинице была переполнена, и слышен был шум голосов. За длинным столом в центре комнаты, тесно придвинувшись друг к другу, сидело трое. Они тихо разговаривали. Слуги были заняты посетителями.

За маленькими столиками вдоль стен сидело много народу; за одним из них я увидел Мартина Белькастеля, удобно расположившегося на скамейке, прислоненной к стене.

Я подошел к нему, и мы стали разговаривать. Во время разговора я заметил, что глаза Белькастеля, теперь холодные и пронзительные, были напряженно устремлены на группу из троих, сидевших в центре комнаты, и что некоторые из посетителей за другими столиками смеялись на неслышные нам замечания этой группы, в то время как другие бросали на них мрачные, хмурые взгляды.

Как раз в это время новое лицо появилось на сцене, и, к своему удивлению, я увидел того самого толстяка, которого встретил сегодня утром. Он прошел комнату тем быстрым и легким шагом, который так изумил меня при утренней встрече, и я могу поклясться, что он тихонько что-то сказал сидевшим за центральным столом, проходя мимо них в кухню.

Я вскочил с намерением спросить его, откуда он знает мое имя, но он уже исчез в дверях, и я сел, продолжая недоумевать, кто бы это мог быть.

– Болезнь и кончина Жерве объясняют мне, почему я так долго не имел от него известий, – прервал мои мысли Белькастель. – Я часто собирался разыскать его, но у меня есть дело, с которым мне прежде всего надо покончить. Честь моего рода требует этого.

Глаза его стали жесткими при взгляде на людей, за которыми он следил.

– Расскажите мне, Блез, как умер ваш отец.

Я стал рассказывать; описал три счастливых года, проведенных с отцом после его возвращения с войны, потом постепенное, но неуклонное падение его сил, мои опасения за его здоровье.

– Последний месяц его жизни, – заключил я, – он часто искал уединения, прогуливаясь в самых отдаленных местах Брео, точно желая на них наглядеться. Я уверен, что он знал о близости смерти, потому что однажды ночью я нашел его со свечой в руках в дверях оружейной. Он смотрел на висевший над дверью шлем Жана де Брео, основателя нашего рода.

Я наткнулся на него случайно и услыхал произнесенную им фразу: «Это годится, я думаю». Мне казалось, что он бредил…

Громкий разговор одного из троих, сидевших в центре комнаты, прервал мой рассказ. Это был крепко сложенный человек лет сорока с жесткими глазами и темной бородой лопатой.

– Черт возьми! – кричал он. – Зачем все эти разговоры о средствах и способах? Это только болтовня, клянусь Богом! Ведь шпаги у нас есть – и достаточно! Давайте уничтожим этих проклятых упорных еретиков и покончим с этим. Подонки Франции – от Конде и Колиньи до самых низких…

Я поднялся, схватившись за шпагу, но Мартин Белькастель уже опередил меня. Он быстро встал и мигом очутился у стола, за которым сидел бородатый и его товарищи. Они так же быстро вскочили на ноги.

– Если месье, – начал спокойным голосом Белькастель, – прекратит свой бычий рев, то я буду иметь удовольствие назначить время и место, где он сумеет начать уничтожение, о котором он упоминал…

– А вы кто? – заносчиво спросил бородатый.

– Мартин Белькастель к вашим услугам, месье де Таванна.

В комнате на мгновение наступила тишина. Разгоряченное лицо бородатого заметно побледнело. И он отступил на шаг.

– Никто из Таванна никогда не отказывался от таких обязанностей, милостивый государь! – крикнул он, быстро овладев собою и выпрямившись во весь рост. – Время – завтра на рассвете, а место… – Он остановился, как бы обдумывая, потом продолжил: – Небольшой обнесенный стеной парк в конце этой улицы. Месье, быть может, знает?

– О, хорошо знаю, – ответил Белькастель спокойно. – Я часто усмирял там буянов Франсуа де Гиза. Это место спокойное, нам не помешают. Итак, завтра на рассвете.

– На рассвете я всецело к вашим услугам, – подтвердил Таванна.

Голос его был довольно тверд, но слышались тревожные нотки, как будто он попал в капкан и не знает, как из него выбраться.

– А вы, месье, – спросил я высокого человека, стоявшего возле бородатого, – не того же ли вы, случайно, мнения, что и ваш друг? Если да, мне доставит большое удовольствие научить вас уважать «упорных». То же самое время и место, месье?

Он сделал шаг вперед и стал свирепо разглядывать меня.

– О, проклятый выскочка, я перережу твое горло! Я…

Он задыхался от бешенства. Безобразный длинный белый шрам на его щеке особенно резко выделялся на пылающем лице.

За моей спиной раздался тихий смешок, и, обернувшись, я увидел огромную фигуру таинственного незнакомца с черной повязкой на глазу. Иронически улыбаясь, он поклонился мне, но я вновь повернулся к нему спиной. В это время вскочил третий из компании бородатого. Это был человек лет тридцати, нагло-красивый, с холодными голубыми глазами и рыжей бородкой.

– Дайте его мне, Луи! – крикнул он. – У меня сильное желание подрезать шпоры этому Красному Петушку.

– Нет, Анри…

Высокий человек повернулся ко мне:

– Простите, я урегулирую это дело с моим другом.

– Я не позволю так с собой обращаться! – вскричал я горячо. – Сначала этот, – указал я на человека со шрамом, – потом вы. Небольшой парк, указанный месье Белькастель, на рассвете. Это удовлетворит вас?

На этом порешили. Мы обменялись именами. Человек со шрамом был Луи де Марсей, а помоложе – Анри де Танкерей.

Мы с Мартином Белькастелем возвратились к своим местам у стены; наши враги оставили гостиницу.

Мартин весело поглядывал на меня через стол. На его спокойном лице появилась улыбка, перешедшая в подавленный смех.

– Этот молодой де Танкерей, – заметил он немного погодя, – довольно метко определил вас, а? Красный Петушок! Забавно, не правда ли?

– В каком отношении, месье Белькастель? – спросил я сухо.

Мне казалось, что в его тоне звучала легкая насмешка.

– Петушок, мой мальчик, как всем известно, не отличается здравым смыслом. Он жаждет сражаться со всем птичьим двором, как и вы готовы драться со всем миром. Я, собственно, должен был этого ожидать – вы выкроены по старому образцу. Ваш отец никогда никому не давал превзойти себя на поле чести.

Сердечные отзывы Мартина Белькастеля о моем отце сгладили язвительность его замечаний;

Пришедший слуга поставил перед нами обед, и мы молчаливо принялись за еду. В это время передо мной вдруг неожиданно выплыл образ толстого человека с черной повязкой на глазу.

Я посмотрел кругом, но его не было видно. Он производил на меня впечатление злого духа, заключенного в мясную тушу.

Когда мы покончили с едой, Мартин Белькастель стал шутливо говорить о предстоящем на рассвете деле и рассказал кое-что о тройке, с которой мы должны были встретиться. Все они, по его словам, отчаянные и опасные люди, в особенности де Танкерей, любимец Франсуа де Гиза. «Убить его, – говорил он, – было бы несчастьем; это значит – получить темной ночью нож в спину». Белькастель осведомился, насколько я опытен в фехтовании, но, узнав, что этому искусству обучал меня мой отец, был вполне удовлетворен.

Наконец мы расстались, и он обещал зайти за мной в назначенное время.