Читать книгу Красный Петушок - К. Сэблетт - Страница 7

Вскоре Жан Рибо объявил о своем намерении возвратиться во Францию за новыми припасами, предложив недовольным колонистам отправиться с ним. Однако большинство выразило желание остаться в Новом Свете. Между ними, конечно, были Мартин Белькастель и я. Капитан Рибо выступил с серьезной речью перед всей колонией; он доказывал необходимость обработки земли и обращал внимание на те прекрасные результаты, которые получатся при усердной обработке земли этой девственной страны. Он назначил де ла Пьерра начальником, предоставив ему полную власть поступать так, как он найдет нужным в интересах каждого из колонистов. Наконец, он отплыл, обещав вернуться поздней осенью.

Через месяц после ухода Жана Рибо в колонии поднялся дух возмущения против тяжелой, беспрерывной работы, требуемой от всех де ла Пьерра, который железной рукой заставлял исполнять свои приказания. Колонисты не хотели понять, что им руководило исключительно чувство долга и желание, чтобы колония прогрессировала. Как военный человек, он знал только закон казармы и лагеря – суровый закон военных правил. Вначале украдкой шептались, а затем стали говорить открыто. Люди тайно оставляли остров и направлялись к краснокожим, где безуспешно разыскивали золото; работа по очистке и обработке земли была запущена. Медленно, но неуклонно положение подвигалось к неизбежному концу – открытому разрыву между начальником и командой.

Такое отношение колонистов заставило капитана де ла Пьерра решительно заявить, что каждый, кто без разрешения оставит остров, будет обвинен в мятеже и без суда казнен. Мартин Белькастель увещевал колонистов, но безрезультатно – и его и меня так же возненавидели, как и начальника. Вдохновителями этих дурных чувств были братья Берр, причем главным руководителем, как это ни странно, был худой Пьер, в то время как его язвительный брат Мишель шнырял по острову своими легкими кошачьими шагами.

При каждой встрече Мишель приветствовал меня с той преувеличенной, покорной вежливостью, от которой так сильно отдавало насмешливой неискренностью. Временами мне казалось, что я различаю в его единственном беспокойном глазу, когда он останавливался на мне, недоуменный и пытливый взгляд.

Минули лето и осень, и наступила мягкая, благотворная зима. Запасы наши уменьшались, и мы тщетно высматривали, не появятся ли на горизонте паруса Жана Рибо. Люди, под суровым управлением капитана де ла Пьерра, сделались мрачными и угрюмыми, хотя по необходимости подчинялись его приказаниям.

Но вот полускрытая ненависть стала приближаться к своей ужасной развязке.

Однажды, возвратившись с охоты за дичью в болотах, Белькастель узнал от де ла Пьерра, что он поймал Пьера Берра, возвратившегося из запрещенной экспедиции, и что он намерен дать «урок этим мятежным собакам». Короче говори, Пьер Берр должен быть расстрелян на рассвете следующего дня.

Белькастель выслушал это сообщение без всяких замечаний, но после совместного обсуждения мы решили уговорить нашего начальника изменить свое намерение и этим отвратить неминуемую катастрофу.

Однако де ла Пьерра проявил особое упорство в этом вопросе. Он напомнил Белькастелю, что дисциплина должна быть поддержана. Его суровое солдатское лицо с тонкими черными усами, аккуратно подстриженной бородой, выдающимися челюстями и строгими, черными глазами выражало непреклонную волю.

– Но вы ведь не командуете солдатами, месье! – сказал Мартин.

– Мое решение неизменно, месье Белькастель, – ответил де ла Пьерра коротко.

– Месье, – возразил Мартин вежливо, но настойчиво, – мое мнение таково, что вы. собираетесь совершить опрометчивый шаг, и я боюсь, что к утру поднимется такой мятеж, подобного которому никогда никто не видел, – и это может стоить жизни нам троим.

Де ла Пьерра, опустив голову, ничего не ответил, и мы оставили комнату. На пороге мы столкнулись с Мишелем Берром, который, по-видимому, наблюдал за нами через окно. По своему обыкновению, он низко поклонился, но ничего не сказал. Его лицо было мрачно, и черная повязка на глазу придавала ему особенно зловещий вид.

Узкая дорога была полна возбужденно разговаривающими людьми. При нашем приближении говор умолк, но возобновился еще громче, когда мы прошли. Мы служили мишенью для многих наглых и насмешливых взглядов и замечаний, но попыток напасть на нас не было.

Добравшись до нашей квартиры, Мартин заметил, что нам следует быть готовыми ко всему и поэтому было бы хорошо поместить нашу лодку в укромном месте, откуда мы могли бы совершить побег.

– Имейте в виду, – заключил он, – что к восходу солнца будут серьезные неприятности.

– Нет, Мартин, – воскликнул я, – мне неприятно удирать! Останемся здесь и будем сражаться. Мы сумеем противостоять этому сброду.

Мартин улыбнулся:

– Все еще Красный Петушок, а? Ну хорошо, пусть будет так. Посмотрим на рассвете. Тем не менее я передвину лодку, это не повредит, – сказал он и вышел.

После его ухода я уснул и видел во сне мрачное, насмешливое лицо одноглазого человека, милую девушку в тихом саду, жесткое, непоколебимое лицо капитана де ла Пьерра. Было еще темно, когда, проснувшись, я увидел стоявшего возле меня Мартина.

– Спит мертвым сном, – сказал он смеясь, – как будто он в безопасности в доме родного отца, а не в пустыне, окруженной врагами. Вставайте, Блез, вставайте.

Я сразу поднялся.

– Вот так будет лучше. Возьмите шпагу и меч – они будут нам нужны, – продолжал Мартин.

Когда мы вышли, был холодный рассвет; слабый желтый свет виднелся на востоке, где солнце храбро пробивалось сквозь хмурые тучи, висевшие над морем. Дул холодный ветер. Мы направились к небольшой площадке в центре форта, где уже собралось большинство колонистов. Они стояли молчаливой группой. Мы заняли место в стороне от них близ бревенчатой постройки. Мишеля Берра нигде не было видно.

Через несколько минут появился осужденный, сопровождаемый четырьмя солдатами, которые еще остались верны своему начальнику. За ними шел капитан де ла Пьерра с обнаженной саблей. Пьер Берр обнаружил удивительное спокойствие перед лицом смерти и, как казалось, даже бравировал, так как на его жестком лице появилась широкая улыбка, и выступал он твердым шагом. Никто не произнес ни слова, когда осужденного поставили на место и небольшой вооруженный отряд занял свои позиции. На один момент я почувствовал жалость к этой одинокой фигуре, стоявшей перед мушкетами.

В это время капрал повернулся к капитану де ла Пьерра и громко произнес:

– Капитан, мы не можем стрелять в этого человека, потому что он ничего не совершил такого, чтобы быть осужденным на смерть.

Улыбка на лице Пьера Берра сделалась нагло широкой. Теперь я понял причину его бравады – он знал, что солдаты откажутся исполнить приказание начальника.

После слов капрала суровые черты капитана исказились страшной яростью. Он быстро вложил в ножны обнаженную саблю и раньше, чем кто-нибудь успел двинуться с места, вырвал из рук капрала мушкет, прицелился и выстрелил. Улыбка исчезла с лица Пьера и заменилась выражением удивления и ужаса. Медленно он стал опускаться на землю.

В этот момент что-то вспыхнуло, и раздался острый, визжащий свист стрелы. Капитан де ла Пьерра упал, корчась и содрогаясь от тяжелой стрелы, искусно направленной в его горло. Ловкого стрелка не было видно. Наступила полная тишина.

Но вот раздался хор беспорядочных криков, и толпа стала расходиться группами: одни направлялись к спокойно лежащему Пьеру, другие к месту, где лежал капитан в предсмертных мучениях; третьи направились через открытую площадку по направлению к нам. Я стоял, разинув рот, пораженный всем происшедшим. Белькастель коснулся моей руки.

– Пора уходить, Блез, – сказал он спокойно.

Схватившись за шпаги, мы пустились бежать.

Минуя ворота, Мартин круто повернул на восток, направляясь к низкому холму. С трудом поднимались мы по длинному откосу; позади слышны были крики преследователей. Наконец мы добрались до вершины, и я, измученный, стал всматриваться в даль в надежде увидеть паруса Жана Рибо; но широкое, бурное от сильного ветра море было пустынно. Все кругом было серо; солнце скрылось за тяжелыми, грозными тучами. Мы бросились в густой кустарник, Мартин впереди, я за ним, а на расстоянии не более пятидесяти шагов от нас – наши враги.

У подошвы холма, в тенистой бухточке, мы нашли нашу лодку. Над нами, на склоне холма, показалась погоня. Но мы уже успели отвязать лодку и, быстро отпихнув ее, стали удаляться от острова.

Когда мы приблизились к большой скале, защищавшей вход в бухточку, Мишель Берр внезапно появился на ее вершине. Его единственный глаз свирепо сверкал из-под его грубой черной шляпы, а в руке он держал самострел.

– До свидания, господа! – крикнул он. – До следующей встречи!

Затем, заметив, по-видимому, сомнение на моем лице, он добавил:

– О, мы встретимся, месье Брео, мы еще встретимся!

Эти слова прозвучали пророчески, и я невольно поверил им. Мартин презрительно улыбнулся; на скале никого уже не было – неуклюжая фигура исчезла.

– Наш толстый друг, кажется, так же хорошо пророчествует, как и занимается тайнами, – сказал Мартин после некоторого молчания. – Людей, подобных нам, не так-то легко убить, а сам Мишель Берр, уж наверное, живуч, как кошка.

– Без сомнения, он опасный человек, – сказал я, вспомнив смерть де ла Пьерра и оружие в жирных руках Мишеля.

Будучи плохими моряками, мы решили плыть по свежему ветру, для чего поставили короткую мачту и подняли паруса, заранее приготовленные. Мы вышли из гавани в открытое море и направились вперед, вдоль берега, на север. Ветер усиливался и переходил в шторм. Весь день мы плыли по бурному зимнему морю; лодка наша качалась и ныряла в громадных волнах, каждую минуту грозивших захлестнуть нас. Быстро стало темнеть, и мы стали высматривать удобное место для высадки, но кругом виднелся лишь отлогий берег, о который свирепо разбивались шумные буруны.

Вдруг раздался резкий звук под нами, лодка поднялась почти перпендикулярно; я получил сильный удар но голове и был выброшен в море.