Читать книгу Цветок боли - Ka Lip - Страница 7

Тэргард был очень древним городом. Когда-то в глубине веков он принадлежал вампирам, потом колдунам, а теперь магам. Вечные войны разрушали его, а обычные люди восстанавливали. Следы войны отпечатались на стенах его домов, узкие улочки пугали скрытой в них неизвестностью, а камни площадей настолько пропитались кровью, что, казалось, источали ее сквозь свои поры. И, несмотря на все это, я любила этот город. Хотя здесь бывала лишь с родителями, так как они считали, что наша семья должна жить в своем замке. Хотя я знала много семей магов, которые покупали в этом городе дома и перебирались жить в них, оставляя свои замки в качестве места отдыха от городской суеты. Мне всегда хотелось жить в Тэргарде, здесь кипела жизнь, постоянно ходили люди и те, кто выглядел как они, но таковыми не являлись. Маги, колдуны, вампиры – все слились в общем названии «горожане», и пока царил мир, все по-соседски существовали друг с другом. Конечно, еще мне нравился Тэргард и из-за расположенного в нем дворца правителя, который так был контрастен по сравнению с мрачными постройками вокруг него. Возможно, Тэргард для меня воспринимался как город контрастов: его мрачность и кровавая история и в то же время воскресные ярмарки на центральной площади, шумные праздники на его улицах. Родители в детстве часто привозили меня и брата сюда, чтобы купить нам медовые плюшки или показать представление уличных артистов.

Я с грустью вспомнила о поре своего детства, которое навсегда для меня ушло в прошлое, оставаясь лучшим воспоминанием моей жизни.

Карета остановилась, и я вышла вслед за мужем, который направился прямо сквозь толпу к ступеням входа в церковь.

Приближаясь к возвышающемуся над всей площадью зданию церкви, я физически ощущала, как оно давит меня своей мрачностью и безысходностью. Но, отогнав эти мысли и сжав кулачки, я шла легкой походкой с высоко поднятой головой, как должна идти та, чей муж самый древний из колдунов.

На ступенях церкви стояли священники в черных балахонах с капюшонами на головах, рядом с ними – министр правителя города и моя семья: отец, мама и брат.

Опять предчувствие катастрофы стало накрывать меня, и ощущение, что я тону, стало настолько явным, что я, словно рыба, выброшенная на берег, начала глотать воздух. Еще раз заставив себя не паниковать, я взошла на ступени и встала рядом с моим мужем.

Шум толпы вдруг стал затихать, и постепенно окутывающая со всех сторон тишина оказалась еще более страшной, чем звуки голосов, крики и смех.

Норан взял мою руку и больно сжал ее, а потом заговорил:

– Горожане Тэргарда, я, Норан из рода Джахи, обращаюсь к вам. И пусть меня рассудят боги, если я лгу. Вы знаете, что я полгода назад взял в жены Залатею из рода Мафис. Все это время я был ей мужем, который заботился о своей жене и сделал для нее все, чтобы она была счастлива. Но эта женщина отплатила мне черной неблагодарностью. Многие из вас и сами видели ее недостойное поведение на балу во дворце правителя, где она, потеряв стыд, вела себя как распутная женщина, опозорив тем свой род и своего мужа. Но этого, видно, ей было мало. Все это время она ездила к Лизете из рода Ядраги, которая, как вы знаете, совершила тягчайшее преступление, за что теперь проклята своими родителями. Моя жена общалась с Лизетой и совратила ее добродетель, толкнув на путь грехопадения. Все вышеперечисленные поступки моей жены переполнили чашу моего терпения, и я, собрав вас здесь, на этой площади, хочу объявить: я отрекаюсь от Залатеи за все совершенные ею грехи. Отныне она более не моя жена. Наш брак расторгнут.

Из состояния ступора, в который я впала, слушая речь своего мужа, выдернул меня резкий рывок. Он, дернув меня за руку, буквально бросил к ногам моего отца. Так кидают тряпку, чтобы об нее вытерли ноги. Я больно упала на каменные ступеньки и, еще не понимая, что все это происходит со мной, подняла глаза, столкнувшись с взглядом Норана. Впервые за все время нашей совместной жизни я видела в его глазах эмоцию – он был рад. Да, в его глазах я видела радость и торжество. Он упивался тем, что сейчас происходило.

– Граждане Тэргарда, – услышала я над собой голос моего отца и поняла, что ужас этого дня еще не закончился, наверное, все только начиналось, – я, Дал из рода Мафис, и моя жена Оми с прискорбием признаем все, что предъявил в обвинении моей дочери Залатеи Норан. Все слова, сказанные о ней, являются правдой. Я сам и моя жена неоднократно видели ее недостойное поведение, и то, что было на балу правителя, до сих пор не дает нам право смотреть вам в глаза. Мы не смогли воспитать достойно дочь. Но самое страшное, что она, выбрав для себя путь падшей женщины, решила утянуть в эту бездну греха и чистую невинную душу. Я говорю о Лизете из рода Ядраги. К сожалению, о плане по развращению непрочной Лизеты мы узнали слишком поздно, и теперь все уже свершилось, – голос отца дрогнул. Он, помолчав и собравшись, продолжил: – Я все века своей жизни буду вымаливать прощение у родителей Лизеты за поступок моей дочери, – отец опять замолчал, видно, ему тяжело давалась такая речь. – Жители города Тэргарда! Я не могу отречься от своей дочери, так как по нашим законам, если ее вернул муж, то она должна вернуться в семью. Но я могу прилюдно плюнуть в это отродье и прогнать ее из своего дома. Пусть моя дочь лучше подыхает от голода, чем переступит порог семейного замка!

Плевок в лицо заставил меня вздрогнуть, и я, поднеся ладонь к лицу, стерла с него слюну отца. Что я сейчас чувствовала? Наверное, огромное желание проснуться и узнать, что это всего лишь страшный сон. Потому что такого в действительности быть не могло. Просто не могло. Хотя ведь я не права – все очень даже реально, реален и шум голосов, в которых звучали слова одобрения всему сказанному моим отцом, а потом пинок в бок, от которого я покатилась по лестнице, и если бы не успела выставить руки, то упала бы лицом на пыльную брусчатку.

– Пошла вон!

Услышала я голос отца и поняла, что я такое уже слышала. Интересно, почему в моей жизни повторяется только все плохое? А хорошее не повторяется. Только что у меня в жизни было хорошего? Детство в доме родителей, когда я была так счастлива, зная, что меня любят. Только вот сейчас я уже была не уверена, любили ли они меня тогда. Ведь как можно любить своего ребенка, а потом вот так с ним поступить? Ведь они поверили всем, кроме меня. Почему? Может, они просто хотели верить им, а не мне.

Отвлекаясь от происходящего философскими размышлениями, я поднялась и побрела сквозь расступающуюся толпу. Если бы я не была из рода Мафис, то меня бы просто забили прямо здесь же на площади. Но магов не трогают, таков закон, и поэтому я шла сквозь массу людей, чувствуя их ненависть и презрение. Я четко слышала все слова, бросаемые мне в лицо, и слово «шлюха» было из них самым безобидным.

Сколько я так шла и куда, я не знала. Просто шла с пустотой головой и бездной отчаяния внутри себя. Около меня остановилась карета, и я почувствовала, что меня тянут внутрь нее. Обернувшись, я столкнулась с глазами Лиз.

– Садись, я заберу тебя отсюда.

Ее голос немного вернул меня к реальности. Да, спрятаться в полумрак кареты – это самое лучшее, что сейчас я могла для себя желать. Забравшись внутрь, я буквально упала в объятья Лиз и всю дорогу прятала пылающее лицо в ее юбках. Она молчала и лишь гладила меня по голове. Я поняла, что она все слышала. Значит, и она присутствовала при моем фееричном позоре.

Карета остановилась у одного из домов на не очень широкой улочке, и открывшиеся ворота впустили ее внутрь небольшого дворика. Рассматривать сейчас окружающий меня мир мне не хотелось, но все-таки мое сознание фиксировало цветы в горшках, лесенку с ковром и уютную комнатку, куда меня завела Лиз. Она молча вышла, а потом вернулась с графином и двумя бокалами. Налив бокал, протянула мне.

Да, я хотела пить. Теперь-то я это ощутила, а мне казалось, что у меня вообще умерли все чувства восприятия мира. Жадно сделав глоток, я закашлялась.

– Это же вино.

– Пей. Тебе сейчас это нужно.

Наверное, Лиз хотела сказать, что сейчас это меня уже не опорочит, так как ниже падать было уже некуда. Я не стала язвить на больную тему и выпила целый бокал. Она наполнила его вновь, и я опять выпила. После третьего бокала мои глаза наполнились слезами, и то, что я сдерживала в себе все это время, прорвалось наружу. Я зарыдала в голос навзрыд. То, что сейчас со мной творилось, – это называлось пьяной истерикой. Но в этот момент мне было уже все равно. Я захлебывалась слезами и, чтобы мои рыдания не напугали соседей, уткнулась лицом в подушку. Так я и заснула, чувствуя, как нежная рука Лиз гладит меня по голове. Сквозь сон я слышала ее слова о том, что все будет хорошо, и, наверное, опьянев от вина и выплакав из себя всю боль и горечь, даже верила, что все будет именно так, как она обещает.

***

Две недели я провела в доме Лиз, валясь в кровати в ночной сорочке со спутанными, немытыми волосами, и выглядела так, как будто действительно была той самой падшей женщиной после ночи разврата. Мне не хотелось ничего. Не то, что я думала о самоубийстве. Тем, кто обладает магией, не так просто свести счеты с жизнью, вот поэтому и существовали легенды о Цветке боли, который избавлял от всех чувств, давая вечную жизнь без страдания. Но, наверное, я еще не достигла своего края, чтобы идти искать этот цветок. Вот поэтому я просто лежала в кровати и смотрела в потолок, упиваясь воспоминаниями обо всем произошедшем со мной. Правда, сначала придя в себя и осознав, что я нахожусь в доме любовника Лиз, я хотела уйти. Не из-за того, что осуждала ее или ненавидела его. Куда мне до осуждения других после собственного позора на площади? Просто я не хотела им мешать своим присутствием, но Лиз сказала, что Лонт вернется только через месяц. Она рассказала, что Лонт и Винсент уехали в дальние земли, а она осталась одна, поэтому наоборот рада, что время отсутствия своего любимого проведет со мной. Узнав о возможности пожить у Лиз, я обрадовалась и осталась. И вот я две недели лежала в кровати и занималась собственными истязаниями и воспоминаниями о своей несчастной судьбе. Лиз все это время не мешала мне, понимая, что все это я сама должна пережить. Она просто была рядом. Заставляла меня есть, и когда я была настроена на разговор, мы болтали. Но время шло, и я понимала, что вечно вот так лежать в кровати и жалеть себя я не могу. Нужно было жить дальше. К родителям я теперь не могла вернуться – они хоть и не отреклись от меня, но выгнали из дома. Хотя они бы отреклись, но по закону, если муж вернул жену в дом родителей, то те должны ее принять. То есть я все равно являлась членом рода Мафис, несмотря на все произошедшее. Радоваться этому или огорчаться, я не знала. Я вообще сейчас ничего не знала. Я не понимала произошедшего и не знала, как жить дальше.

Хорошо, что Лиз была так жизнерадостна и оптимистична. Она часто рассказывала мне о своей любви. Я слушала ее и старалась понять, неужели любовь есть и неужели близость с мужчиной так прекрасна, как ее описывает Лиз. Правда, никаких подробностей она не говорила, все ее рассказы об этом состояли из восторженных фраз и романтических образов. Она сравнивала себя и его с двумя бабочками, порхающими над полем с цветами, или говорила, что они как ласточки возносятся в небесную высь, а там растворяются в ней. Я слушала ее и завидовала, но эта зависть была светла, так как я очень хотела, чтобы у Лиз все в жизни было хорошо.

***

Проснувшись утром, я поняла, что пришло время взять себя в руки и прекратить жить жалостью к себе. Моя жизнь только началась, пройдут века, и, возможно, все всё забудут, и тогда я встречу того, кто опять возьмет меня в жены, и я буду счастлива. Не очень веря всему этому, я заставила себя все-таки встать и привести себя в порядок. Мое появление за пределами комнаты Лиз встретила с восторгом.

За завтраком мы стали с ней обсуждать вопрос, как мне жить дальше.

– Злат, я дам тебе денег, и мы купим тебе дом. Ты будешь жить в нем, а я буду приходить к тебе в гости. Все постепенно наладится, вот увидишь.

– Я не могу взять у тебя денег. Я лучше пойду к родителям и попрошу у них часть моих денег, причитающихся мне из наследства.

– Ты уверена, что готова идти к ним?

– Да, – кивнула я и поняла, что совсем не уверена, но только вот выбора у меня нет.

– Хорошо, но давай сейчас ты возьмешь мои деньги, и мы купим тебе дом, а потом, когда ты заберешь деньги у родителей, вернешь их мне?

Видно, Лиз тоже понимала, что поход в семью дастся мне нелегко. Я тоже это понимала, а еще я знала, что вскоре может вернуться Лонт, и я должна уехать отсюда. В их счастье я была явно лишней.

– Хорошо, я возьму у тебя деньги в долг. Только я понимаю, это не совсем твои деньги. Это ведь деньги Лонта? Что будет, когда он узнает, что ты дала его деньги мне?