Читать книгу Золото Алдана - Камиль Зиганшин, Камиль Фарухшинович Зиганшин - Страница 10

Речушка, наконец, вырвалась из горных теснин и вывела путников на обширную равнину, упирающуюся в пологие холмы, за которыми темнели горные пики. Русло здесь разбивалось на несколько рукавов, перекрытых мощными заломами, нагроможденными паводками. Тысячи стволов, ошкуренных водой и выбеленных солнцем, торчали во все стороны, как иголки циклопического ежа. По гривке, разделявшей протоки, с трудом обошли этот хаос и побрели по росистому лугу, высматривая, куда идти дальше.

Внимание путников привлекло скопление тёмных пятен на макушке самого высокого холма. По форме и цвету они напоминали строения. В глазах изможденных горе-путешественников загорелась надежда – вдруг и вправду жилье. Самый полноводный рукав речушки, как по заказу, вел прямо к подножию этой возвышенности. Вскоре они убедились – действительно, какие-то постройки.

– Вроде якутские юрты с хотонами23, – сказал ротмистр.

– Кроме прииска, здесь быть нечему, – возразил есаул Суворов.

– А что если это застава красных? Поскрытней надо бы идти.

Послышались треск сушняка и чьи-то шаги. Офицеры замерли. По противоположному берегу брел, не разбирая дороги, лось светло-бурого окраса. Зверь шествовал так, будто пребывал в глубокой задумчивости – громадная голова с лопатами ещё неокостеневших рогов опущена и безвольно болтается из стороны в сторону. Тоже, наверное, комарьё достало.

Переждав, когда гигант исчезнет из виду, осторожно двинулись гуськом дальше.

– А вон и старательские промывки! – обрадовано указал Суворов на давние, отчасти заросшие травой, рытвины. – Что я говорил!

Когда офицеры, крадучись, стали подниматься на холм, в проеме между деревьями над строением прорисовался крест.

– Господа, это же монастырь, – прошептал юнкер Хлебников. – Причем раскольничий. Крест восьмиконечный! Красных здесь наверняка нет, а то давно б скинули.

– Что вы придумываете? Откуда возле монастыря промывки?

– Может монахи старательством, как и мы, добывают на жизнь.

Напрягая последние силы, держась друг за друга, оборванные, изъеденные комарами, люди, теперь не таясь, торопливо взбирались на холм, словно боялись, что если сейчас же не дотронуться до обросших по низу мхами каменных стен, этот мираж исчезнет, и они опять окажутся один на один с тайгой, где их стережет костлявая с косой.

У монастырской стены из земли топорщились ровными рядами мясистые ростки с морщинистыми округлыми листьями.

– Братцы, это же картошка! Ей-богу, картошка!

Оголодавший до предела поручик первым прошел через калитку во двор и без стука отворил дверь – никого! Пахнуло застоявшимся мужским потом, перемешанным с ароматом копченого мяса, пласты которого висели на деревянных крюках по стенам. Следом зашли приотставшие спутники.

– Эй, есть кто? Эй, отзовитесь! – вразнобой все громче выкрикивали люди. В ответ – тишина.

– Господа, в чугунке похлебка. Еще теплая! Вы, как хотите, а я сажусь есть. Хозяева, даст Бог, простят, – поручик снял со стены половник, с полки стопку разнокалиберных мисок.

Все были настолько голодны, что его никто не одёрнул. Штабс-капитан проследил, чтобы наливали не более одного черпака на рот.

– Какая вкуснятина! А нельзя ли еще? – попросили близнецы Овечкины, моментально проглотившие свою порцию.

– Ребята, совесть поимейте. Хозяевам-то оставить надо, – сказал Тиньков.

Во дворе залаяла собака.

– Вон один идет. Вроде старик, а смотри как браво шагает.

Все разом повернули головы и в узкое окно с коваными перекладами увидели гривастого мужика, чем-то напоминавшего матерого зверя. На левом плече раскачивались длинные удилища, а правая рука выкидывала далеко вперед увесистый посох. Дверь отворилась.

– Спаси Христос, ангел за трапезой, – поздоровался он, как ни в чем не бывало, подавая каждому широкую, как лопата, ладонь. – Эко дело! А мне и невдомек, что гости пожаловали. И, кажись, высокородных кровей. – Старик снял потёртую душегрейку и пригладил руками взлохмаченные волосы.

– Сударь, вы уж простите нас, Христа ради, мы тут похозяйничали – харчуемся без дозволения. Сами изволите видеть, в каком состоянии. Чуть дошли, – за всех извинился юнкер Хлебников.

– Дык правильно, пошто животы терзать. Тем паче, ноне Троицын день… А я вот удумал рыбки наловить – попраздничать. Ан нет, не берет – сыта. Вона сколь ноне комарья. Глотай, хошь лопни, – улыбнулся дед одними глазами, но так по-доброму, что мгновенно расположил к себе.

Глядя на исхудалые измученные лица пришлых, не сдержался, попенял:

– Как можно так отощать? В лесу эвон скока всего съедобного: особливо питательны коренья, борщевика. Не ведали? А надоть, коли в лес забрались. Хороши и татарник с сурепицей, желтая лилия. Ну да ладно, покеда самовар заправляю, сказывайте, откеля и куды путь держите. Не по мою ж особу явились. Можа, советом пособлю. Лучше меня здешние места нихто не знат.

– Простите, отец, как вас величать? – спросил штабс-капитан.

– Родители Лексеем нарекли, но, как перва борода враз на всю харю отросла, Лешаком кликать стали. Сами гляньте, чем не Лешак, – старик ловко задрал до подбородка низ рубахи, и гости увидели густую, с проседью пополам, кучерявую шерсть, сплошь покрывавшую живот и грудь. – Так всё ж – што вас-то сюды завело?

Офицеры в некотором замешательстве переглянулись. Первым нашелся поручик Орлов. Сочиняя на ходу, он поведал о том, что их группа представляет собой часть комплексной экспедиции академии наук и занимается поиском следов первопроходцев на окраинных землях страны, и что уже есть уникальные находки.

Товарищи, слушая, таращили глаза от удивления. Но поручика уже было не остановить – понесло! Хотя впоследствии он и сам не мог объяснить толком, для чего так складно врал.

– Семь дней назад, – продолжал Орлов, – наш проводник якут сбежал на лодке со всем снаряжением и провиантом.

При этих словах, жевавший ус старик недоуменно вскинул седые, кустистые брови и, недоверчиво покачивая патлатой головой, пробормотал:

– Однако ж, на якутов не похоже – боязливый народ.

Увлеченный сочинительством, поручик не обратил на эту реплику внимания:

– Теперь мы ищем проводников-тунгусов, чтобы с их помощью выбраться на Аянский тракт.

Тут простодушный Лешак и вовсе изумился:

– Это ж далече! И тунгусов ноне не сыскать. Оне сюды своих оленей токмо на зиму пригонют. Снега тута помене – оленям ягель сподручно копытить… Во! Чего вам спешить?! – осенило деда. – Здеся и дожидайтесь. А што до истории – так ее в монастыре хошь лопатой греби. Хто основал? Хто жил? Откель те люди? Пошто забрались в эдаку глушь? Кудысь подевались? Спросов уйма. Я уж скока тута живу, а ответа не ведаю. А вы учёные – разберетесь. Можа, в записных книгах че вычитаете. Оне на старом славянском писаны… Вот где загадки, а вы – трахт! Ниче тама не сыщете. Тута все интересы, не сумлевайтесь. Монастырь большой – на кажного по три кельи выйдет. Как вычитал один знакомец, тожа из дюже грамотных, тута по списочным книгам две дюжины монахов значилось, к ним еще восьмерых послушников прибавь. А вон в той постройке игумен, иеродиакон и два иеромонаха жили. Так што могу не токо вас, а, почитай, всю вашу академию принять.

Офицеры тупо кивали – для них сейчас важно было наесться и передохнуть.

– Покорнейше благодарим, отец. Останемся. В обузу не будем. Мы много чего умеем, даже золото мыть. Все отменные стрелки, были б ружья, то и дичи впрок набили б, – ответил за всех штабс-капитан.

– Эка невидаль! Да ентово добра тута целый арсенал: и луки тугие, и ружья всех калибров с огнеметным припасом. Монахи хоть и молитвенные люди, но без промысла тута не выжить. Зверя-то Господь на што в лесах поселил? Штоб людям прокорм обеспечить! А може, и оборону случалось держать. Сам я, правда, таперича больше рыбку ем. Ее сподручней жевать – зубы-то сгнили. Ох, и настрадался я от них! Ажно удавиться хотел – эдак невтерпеж порой бывало. Спасал гвоздь: прижмёшь к больному зубу, опосля в дерево забьешь – боль и уходит. А ноне благодать – саднить нечему.

Старик растянул губы в улыбке, и гости сквозь седые заросли окладистой бороды увидели розовенький, как у налима, овал десен.

– Дедусь, сколько лет вы здесь живете?

– Може сорок, може и более. Не считал.

– И все это время один?

– Один, один. Зимой, иной раз, тунгусы заглянут, а летом староверы навестят. Так што премного удоволен, што остаетесь. Веть покалякать по-человечьи страсть как хочется.

– Что ж к людям не переедете? Кто вас неволит?

– Эт ты в точку попал, мил человек. Злато неволит. Оно ж как притянет, так не вырвешься… Я уж стока его намыл, што и на двух подводах не увезть, а все не брошу – така зараза.

– Знакомая история, – понимающе кивнул есаул Суворов. – Кто хоть раз мыл рыжуху, тот заболевает ею на всю жизнь. Работает как каторжник. Но не по приговору, а добровольно, старательно. Потому и зовется – старатель. И не столько желание разбогатеть движет, сколько азарт – вдруг намою или найду неслыханную залежь.

– Верно глаголешь. Откель знашь? – Удивился старик.

– Довелось два сезона бутарить.

– Я ведь, попервости, все мечтал в деревню козырным тузом возвернуться. А ноне интерес к щегольству остыл. Да меня тама, поди, давно забыли. Годки-то верно перемёрли. Эт я штой-то задержалси на белом свете. Таперича всё голову ломаю, кудыть с пользой намытое употребить. Душа просит на доброе дело, а никак не смякитю, на како, прах его побери.

* * *

Воздух от высоко стоящего светила сделался горячим. Даже в Якутии, в краю, где земля проморожена на глубину в сотни сажен, выпадают такие дни, когда хочется спрятаться от палящего зноя. Правда, лишь набежит на солнце тучка, так тут же начинаешь ежиться от холода, сочащегося из оледенелого нутра Земли.

Сегодня выдался как раз один из таких дней. Тайга нежилась в летней истоме. Мичман, насторожив самострелы на оленьих тропах в верховьях ключа Студеный, возвращался в монастырь. С Лешаком они договорились, что тот будет промышлять понизу. Старика это устраивало – подниматься вверх, к истоку ключа, ему уже было в тягость.

Шел мичман по дну распадка среди угрюмых елей, а перед его глазами неотступно стоял завораживающий блеск невиданных сокровищ. Как ни старался он избавиться от навязчивого видения, эта картина беспрестанно всплывала перед глазами.

Дело в том, что вчера дед не утерпел и показал «академикам» свои богатства, хранящиеся в закрытой на замок келье рядом с трапезной. Ему давно хотелось хоть перед кем-то похвастаться: вот мол чем владеет сын бедняка из Орловской губернии!

«Чего таиться? Покажу-ка своим приживальцам, а то неровен час помру – какой тогда от всего этого прок», – отбросил старик сомнения и не пожалел, что открылся. Наблюдая, как округлились глаза «академиков» при виде бочонков с драгоценностями, мешочков с хрусткой рыжухой, чисто вымытых самородков, сваленных прямо на пол, он получил редкое, неизъяснимое наслаждение. Быть может, именно ради таких сладостных минут и стяжают люди богатства?

Мичман, оторопевший от детской доверчивости старика, не сдержался, спросил в лоб:

– А не боитесь, что мы вас ограбим? Вы ведь совсем не знаете нас.

– Дык я, сынок, давно свое отбоялся. И не дано нам знать, как лучше: так али эдак? Как душа попросила, так и поступил…

Теперь эти сокровища не давали покоя мичману.

«Зачем это богатство деду? Он им не пользуется и пользоваться не будет. А на такое количество золота можно закупить оружия, которого хватит вооружить целую армию и изгнать большевиков из Охотска и Аяна. Потом объявить побережье свободной зоной, – продолжал мечтать мичман Тёмный, – Предоставить всем государствам Тихоокеанской акватории право беспошлинной торговли, а они обеспечат нашей территории, нозовём её Новой Россией, международное признание. Экономика сразу бы в рост пошла. Люди сюда потянулись бы. Глядя на такое процветание, и остальные российские территории смели бы большевиков».

Сама мысль о том, что он может стать спасителем Отечества и даже, быть может, членом правительства, наполнила Темного чувством исторической значимости и высокого предназначения. Но вскоре их сменили более приземленные мысли: «Еще неизвестно, чем военная операция завершится. Большевики нашлют войск и перебьют всех. Уж если такие командиры, как Пепеляев, потерпели крах, куда нам тягаться – плетью обуха не перешибешь. Да и вообще, большой вопрос – доставят ли оружие? Американцы, шельмы, опять могут надуть… При таких деньгах лучше просто купить шхуну и уйти хоть в Японию, хоть в Америку, хоть в Австралию и основать там русскую колонию. Денег на все хватит».