Читать книгу Скитники (сборник) - Камиль Зиганшин, Камиль Фарухшинович Зиганшин - Страница 18

В один из душных июльских вечеров волки, обитавшие в окрестностях Водопада, томились на проплешине в ожидании сигнала разведчика. Над ними клубилась туча безжалостной, надоедливо-звенящей мошкары. Чтобы согнать наседавших кровососов, серые трясли головами и совали морды кто в траву, кто в еловый лапник.

Наконец от подножья Южного хребта донесся вой, густой и немного расхлябанный. Он не срывался на последней ноте, а завершался плавно гаснущим звуком, возвещавшим – «чую добычу». Спустя некоторое время вой вновь поплыл над тайгой, наводя на все живое безотчетную тоску.

Отвечая вразброд, потянулись ввысь голоса встрепенувшихся хищников: «Слышим, жди!»

«Видящие» носом не хуже, чем глазами, волки затрусили цепочкой, то опуская, то вскидывая морды, стремясь не пропустить ни единого запаха. Мягко перепрыгивая через поваленные стволы и рытвины, бесшумно скользя сквозь таежные заросли, звери готовы были в любой миг замереть или молнией ринуться на жертву.

Стая приближалась к подножью хребта. Вел ее матерый волчище – Дед. Он даже издали заметно выделялся среди прочих более мощным загривком, широкой грудью с проседью по бокам.

Волки, поначалу семенившие не спеша, учуяв вожделенный запах добычи, перешли в намет. Густой лес нисколько не замедлял их бега: подсобляя хвостом-правилом, они ловко маневрировали среди стволов.

Горбоносый лось, дремавший на проплешине, заслышав вой, вскочил, беспокойно затоптался на месте. Увидев множество хорошо заметных в темноте приближающихся огоньков, он понял, что схватки не избежать. Встав задом к выворотню и опустив голову, вооруженную уже окостеневшими рогами, бык приготовился к бою.

Опытные волки взяли сохатого в полукольцо. Дальше все должно было развиваться по хорошо отработанному сценарию: вожак, отвлекая жертву, всем своим видом демонстрирует готовность вцепиться ему в глотку, а остальные в это время нападают с боков и режут сухожилия задних ног. Но, разгоряченный бегом и предвкушением горячей крови, Дед совершил ошибку: прыгнул на быка с ходу и угодил под сокрушительный встречный удар – острое копыто проломило ребра. Зато подскочившие с боков волки сработали четко и молниеносно: лось беспомощно повалился на землю. Воспользовавшись промашкой вожака, его давний соперник Смельчак первым сомкнул мощные челюсти на горле быка и, дождавшись, когда тот, захлебываясь хлынувшей кровью, перестанет бить ногами, взобрался на поверженного гиганта. Мельком глянув на раненого Деда, Смельчак понял, что тот уже не жилец, и победно вскинул голову: наконец пробил и его час! «Отныне я вожак!» – говорили его поза и грозный оскал.

Смельчак, выделяясь смелостью и силой, несомненно являлся достойным преемником. Он был настолько ловок, что умудрялся прямо на ходу отрывать куски мяса от бегущей жертвы. А главное, обладал способностью подчинять собратьев своей воле.

Воцарившись, новый вожак стал действовать по закону «как хочу, так и ворочу», поправ справедливые порядки, устоявшиеся в стае за годы предводительства Деда. И, что удивительно, часть волков сразу безоговорочно подчинилась Смельчаку. Это доставляло ему особое, ранее не веданное им наслаждение.

Уступчивость стаи поддерживалась еще и тем, что сложились очень благоприятные условия для сытой жизни. Оленей во Впадине расплодилось так много, что хищники безо всяких усилий резали их каждый день. Обильная добыча упрочили владычество Смельчака и нескольких приближенных угодников: вокруг него постепенно образовалась как бы стая в стае.

Власть и заметное превосходство над всеми в силе, довольно быстро растлили деспота. Предпочитая, чтобы, высунув языки, рыскали и охотились рядовые волки, Смельчак со свитой выходили из-за деревьев только тогда, когда жертва уже дымилась кровью. Поначалу они отнимали ее силой, но мало-помалу сами добытчики свыклись с этим беспределом и, завершив набег, покорно отходили в сторону, в ожидании своей очереди. Изредка, когда охота предвиделась особенно легкой, шайка Смельчака, чтобы размяться, тоже участвовала в налете.

Питались звери так хорошо, что их шерсть приобрела особый блеск, от чего при свете луны казалась серебристо-белой. Ум и хитрость Смельчака позволяли успешно завершать все налеты, отличающиеся, как правило, бессмысленной жестокостью. Возможность играючи, без усилий добывать поживу, привела к тому, что и остальные, доселе неагрессивные волки втянулись в этот дикий разбой.

Скитники стали то и дело натыкаться в лесу на зарезанных, но не тронутых телят. Как-то даже обнаружили растерзанного волками медвежонка. Рядом, уткнув морду в живот, сидела оглушенная потерей медведица. Безвольно опустив передние лапы, она раскачивалась из стороны в сторону, как человек. Тяжело вздыхала и горестно поскуливала. Жалко было мамашу, и люди проклинали серых, но в то же время полагали, что «на все воля Божья». Стая почувствовала себя хозяйкой всей Впадины и бесцеремонно промышляла даже возле скита: затравленные олени, ища защиту, жались к поселению.

Однажды олений табунок, в надежде, что волки не посмеют подойти вплотную к скиту, расположился на ночь прямо под бревенчатым частоколом. Не успели олени задремать, как тревожно захоркал вожак. Олени испуганно вскочили, прижались друг к другу. Один из них, ни с того ни с сего начал вдруг с силой, словно от кого-то отбиваясь, лягать воздух. Но сколько олени ни всматривались в безмолвный мрак, они не смогли разглядеть ничего подозрительного. Тем временем рогач, взвившись на дыбы, упал и начал кататься по траве. Воздух наполнился запахом смерти.

А серые тени, уже не таясь, выныривали из мрака со всех сторон, и вскоре табунок превратился в метущийся хаос: обезумевшие животные прыгали, падали, хрипели, захлебываясь кровью. Вся эта резня продолжалось не дольше десяти минут. Когда поднятые лаем собак мужики уяснили, что происходит, и пальнули для острастки в черное небо, все было закончено.

Утром при виде множества истерзанных туш, лежащих на примятой, бурой от крови траве, потрясенные скитники окаменели. Казалось, что даже белоголовые горы и те с немым укором взирали на столь безжалостное побоище.

– Сие – проделки диавола в волчьем обличии! Пора дать ему укорот! – возгласил Маркел.

Еще до этого необъяснимого зверства, время от времени, изучая по следам жизнь стаи, Корней уяснил, что ей верховодит умный и кровожадный зверь. Скитник был уверен, что если ему удастся выследить и уничтожить вожака, то разбой прекратится. Распутывая паутину следов, он не единожды выходил на место отдыха волков, но вожак, умная бестия, всегда уводил стаю раньше, чем он мог сделать верный выстрел.

Сам же Смельчак скрытно наблюдал за скитником довольно часто. Корней чувствовал это, и несколько раз их взоры даже скрещивались, но за то мгновение, пока он вскидывал ружье, зверь успевал исчезнуть – словно таял ввоздухе. Просто дьявольщина какая-то!

Зная наиболее часто посещаемые шайкой серых места, скитники устроили с вечера засады на всех возможных проходах. Елисею с сыном достался караул возле ключа, отделявшего кедрач от осинника.

Натеревшись хвоей, они сидели в кустах, не смыкая глаз и держа ружье наготове. При свете луны слушали ночные шорохи, редкие крики птиц. Вот бледным привидением проплыл над головами филин. Вышли на прогалину олени. Сопя и пыхтя, вскарабкался на косогор упитанный барсук. Забавлялись в осиннике зайцы. И только волков не было видно, хотя стая все это время бродила неподалеку, искусно минуя засады.

Среди ночи у Корнея на несколько минут возникало знакомое ощущение чьего-то взгляда, испытанное им еще во время первой охоты, но он так и не приметил Смельчака, вышедшего прямо на него. Волк некоторое время понаблюдал из-за куста за давним соперником и увел стаю в недоступную глухомань.

Последующие засады также не дали результата. Попробовали насторожить самострелы. Одного из волков стрела пробила насквозь. Живучий зверь с четверть версты бежал, временами ложась на траву и пытаясь зубами вытащить стрелу, но рана была смертельной, и он вскоре околел. Скитники нашли его по голосу ворона-вещуна, каркающего в таких случаях по-особому. Шкуру снимать не стали – от волка исходила невыносимая вонь.

– Питаются хорошим мясом, а пахнут дурно, – удивлялся Тихон.

– Они ж слуги диавола, – пояснил Корней.

После этого случая стая словно испарилась. Ставшие уже забывать о ее существовании люди через несколько месяцев вновь были потрясены жестокой резней оленей. Но и в этот раз волки бесследно затерялись в путаной сети отрогов и распадков. Повторные облавы, пасти, луки на тропах и на привадах теперь вообще не давали результатов. Видимо, предыдущий урок не пропал даром. Поднаторевший Смельчак запросто разгадывал хитроумные замыслы охотников и всегда обходил ловушки.

Смекалка вожака проявлялась порой самым неожиданным образом. Он, например, догадался, как избавляться от постоянно мучивших волков блох.

Как-то раз, переплывая речку, Смельчак заметил, что сотни паразитов, спасаясь от воды, собрались у него на носу. Выйдя на берег, волк взял в зубы кусок коры и стал медленно погружаться с ним в воду. Дождавшись, когда все блохи переберутся на кору, он разжал зубы…

А однажды зимой волки, обежав в поисках оленей все распадки и отроги, обнаружили наконец небольшой табунок, но никак не могли подкрасться к нему для успешной атаки – запуганные животные не позволяли приближаться, догнать же их по глубокому снегу узколапые хищники не могли. Вот если бы весной по насту!

Инстинкт подсказывал Смельчаку, что стаю выдает их резкий запах. И тогда перед набегом звери, следуя примеру вожака, долго терлись о снег, политый мочой оленей, и их свежий помет. Эта немудреная процедура позволила подойти к табуну настолько близко, что удалось зарезать разом важенку и престарелого рогача. Стая попировала и залегла на долгожданный отдых. Случайно наткнувшиеся на место трапезы, охотники вспугнули зверей. Объевшиеся волки убегали поначалу не торопясь, грузно прыгая, но, когда меткий выстрел уложил одного из них, они тут же изрыгнули съеденные куски мяса на снег и махом оторвались от преследователей. Одна из пущенных вдогонку пуль настигла замыкавшего цепочку волка. Раненый зверь зашатался. Промокшая от крови и снега шерсть слиплась клочьями. Изнемогая, волк повернулся к бегущим на снегоступах стрелкам и, злобно оскалившись, пошел навстречу смерти. Остальные члены стаи укрылись в окрестностях пещер, куда скитники никогда не заходили.

Корней, хорошо изучивший повадки Смельчака, давно уверовал, что вожак стаи – порождение дьявола. Не мог же Творец наделить столь выдающимися способностями такое жестокосердное чудовище!

Смельчак тоже хорошо знал своих гонителей, а особенно Корнея, чуя в нем сильного противника, тушуясь порой от его уверенного и проницательного взгляда. Волк привык видеть в глубине зрачков любого встретившегося ему существа панический страх. В глазах же этого парня горел особый, неустрашимый огонь. Он бесил Смельчака, но вместе с тем и притягивал, порождал желание вновь схлестнуться, помериться силой взгляда.

Осмотрительно избегая прямой стычки с Корнеем, Смельчак, дабы доказать свое превосходство, задумал прикончить его верного товарища – Лютого. Да и сама стая давно точила клыки на слишком независимого и оборотистого кота. Но ушлый Лютый спал только на деревьях, а уж чуткости у него было несравненно больше, чем у серых. Однако удобный случай своре вскоре все же представился.

По изменениям в следах Лютого волки поняли, что кот повредил лапу. И действительно, когда они встретили рысь, она сильно хромала. Не воспользоваться этим было глупо, и вожак с ближайшими сподручниками пустились в погоню. Спасаясь от преследователей, рысь побежала по склону крутого отрога, заметно припадая на переднюю лапу. Бежала она с трудом, а споткнувшись, даже неловко растянулась на камнях. Свора, окрыленная доступностью жертвы, прибавила ходу и уже предвкушала скорую расправу, но, почти настигнутый, Лютый успел заскочить на узкую горную тропу и скрыться за скалистым ребром, где в засаде терпеливо караулил Корней с дубиной. Он пропустил рысь, а затем по очереди молча посшибал в пропасть всех волков, выбегавших из-за поворота.

Благодаря понятливости и бесстрашию Лютого хитроумный замысел Корнея удался на славу. Кот, гордый убедительным исполнением роли увечного, подошел к другу. На дне пропасти грудой лежали разбившиеся о камни разбойники. Но самым невероятным во всей этой истории было то, что Смельчак, повинуясь своему особому чутью, остался внизу. Увидев сияющего Корнея, спускавшегося с вполне здоровым Лютым, он понял, что предчувствие его и на этот раз не обмануло. Проводив недругов ненавидящим взором, волк осторожно поднялся по тропе и обнаружил, что все его сподручники погибли.

Утрата своры приближенных была для Смельчака сильнейшим ударом. Лишь на следующий день, оправившись от потрясения, он вернулся в стаю, отдыхавшую в глухом распадке. Волки дремали в тени деревьев, лениво развалившись в самых немыслимых позах. Заметив Смельчака, они по привычке встали, но смотрели на него напряженно, даже враждебно. Воспользовавшись его отсутствием, главенство в стае захватил Широколобый. Видя, что вожак один, без свиты, он и вовсе осмелел.

– Хочешь помериться силой? Давай! – говорил он всем своим видом.

Смельчак понимал, что должен во что бы то ни стало осадить самозванца, но праздный образ жизни последних лет не прошел даром: он утратил былую силу и ловкость. Однако, даже отдавая отчет, что, скорее всего, уступит Широколобому, Смельчак не мог добровольно сдать власть: гордыня не позволяла.

Чуть опустив голову, Широколобый настороженно следил за каждым движением вожака. Приоткрытая пасть придавала его морде выражение уверенности в победе. Взбешенный Смельчак подскочил почти вплотную. Соперники, ощерившись, встали друг против друга, демонстрируя решимость отстоять право быть вожаком. Стая внимательно наблюдала за происходящим.

Уже были показаны белые, как снег, клыки, поднята дыбом на загривке шерсть, гармошкой сморщен нос, неоднократно прозвучало устрашающее рычание, а они все стояли, не двигаясь с места. Наконец Широколобый, отступая назад, принудил Смельчака сделать бросок. Соперник только и ждал этого: отпрянув в сторону, он неуловимым боковым ударом лапы сбил противника с ног и, нависнув над ним, принялся остервенело трепать ненавистный загривок.

Смельчак вырвался, но сильно ударился головой о ствол дерева и, метнувшись в чащу, умчался прочь. Еще никогда он не чувствовал себя таким опозоренным…

Давно заглохли последние верховые запахи стаи, а Смельчак все бежал и бежал, кипя от бессильной злобы. Наконец он добрался до местности, где зияли темные глазницы пещер. Эта окраина Впадины была богата зверьем, а следы людей здесь вообще отсутствовали.

Постепенно Смельчак свыкся с участью изгоя и стал жить бирюком. Иногда, правда, наваливалась невыносимая тоска, но, не желая выдавать себя, он воздерживался от исполнения заунывной песни о своей горькой доле. В такие минуты он лишь тихо и жалобно скулил, уткнув морду в мох.

Как-то стая Широколобого, перемещаясь по Впадине за стадом оленей, случайно столкнулась со Смельчаком. Волки с показным безразличием прошли мимо низвергнутого вожака. Даже бывшая подруга отвернула морду. От унижения Смельчак заскрежетал зубами, да так, что на одном из них скололась эмаль. Ему, всю жизнь одержимому стремлением к верховенству, жаждой превзойти других, видеть такое нарочитое пренебрежение было невыносимой мукой, но приходилось терпеть. Невольно вспомнилась волчица Деда: та не отходила от смертельно раненного супруга ни на шаг, а когда тот околел, еще долго неподвижно лежала рядом, положив передние лапы на остывающее тело.

Утратив за время царствования охотничью сноровку, Смельчак вынужден был довольствоваться мелкой и, как правило, случайной поживой. Зато, хорошо разбираясь в оттенках голоса ворона, он легко определял, что тот нашел падаль, и, получив подсказку, не гнушался сбегать подкрепиться на халяву.

Однажды, переев протухшего мяса, Смельчак чуть не сдох. А после поправки уже не мог даже приближаться к падали – его тут же начинало рвать. Не способный быстро бегать, он приноровился размеренно и упорно, с присущей только волкам выносливостью ходить за добычей часами, а порой и сутками. Безостановочно шел и шел, не давая намеченной жертве возможности передохнуть, подкрепиться. Преследуемое животное поначалу уходило резво, металось с перепугу, напрасно тратило силы, но постепенно ноги тяжелели, клонилась к земле голова. Расстояние между хищником и добычей неуклонно сокращалось. Страх неминуемой смерти парализовывал жертву, лишал последних сил. А Смельчака же близость добычи, наоборот, возбуждала, придавала бодрости. Наконец наступал момент, когда измотанное, загнанное животное, чуя неминуемую гибель, смирялось с уготованной участью и останавливалось, уже равнодушное ко всему. И, когда Смельчак подходил к нему, как правило, даже не пыталось сопротивляться – принимало смерть с безропотностью обреченного.

Волк потихоньку восстанавливал былую форму и к следующей зиме нехватку в пище не испытывал: мало кому удавалось уйти от его клыков.

В один из знойных полудней дремавший на лесине Смельчак проснулся от хруста гальки и плеска воды: кто-то переходил речку. Похватав налетные запахи, волк уловил чарующий аромат стельной лосихи. Точно, она! Брюхатая осторожно брела по перекату прямо на него. Волк сглотнул слюну. От предвкушения возможности поесть свеженины в голову ударила кровь.

Когда лосиха остановилась под обрывом, чтобы дать стечь воде, Смельчак выверенным прыжком оседлал ее и вонзил клыки в шею. Очумевшая от неожиданного нападения корова, оберегая бесценное содержимое живота, опрокинулась на спину и с ожесточением принялась кататься по волку. Тот, разжав челюсти, чуть живой отполз к воде, а потрясенная мамаша удалилась в лесную чащу.

Выполняя просьбу деда-травозная, Корней, после Тихонова дня, когда солнышко дольше всего по небу катится и от долгого света Господня все травы животворным соком наливаются и вплоть до Иванова дня высшую меру целебности имеют, шел по высокому берегу, собирая лапчатку серебристую, необходимую для приготовления лечебного сбора прихворнувшему Проклу. Приседая на корточки, скитник с именем Христовым да именем Пресвятой Богородицы срывал ту траву так, чтобы не повредить корни.

Неожиданно Корней ощутил на себе до боли знакомый взгляд: по голове и спине аж озноб пробежал. Неужто Смельчак?! Он резко обернулся и внизу у воды увидел невзрачного, всклокоченного волка, но глаза, вернее, один приоткрытый глаз, сразу выдал его. Точно, Смельчак!

– Вот это встреча! Так ты, старый вурдалак, оказывается, жив?! – воскликнул Корней.

Зверь вздрогнул, еще сильнее прижал к загривку уши и втиснул голову в речную гальку. В его взгляде засквозили испуг, тоска, чувство полной беспомощности – не было сил даже оскалить когда-то грозные клыки. Глаза заслезились: то ли от жалости к самому себе, то ли от того, что трудно мириться с бесславной участью обреченной жертвы.

А Корней смотрел на сильно поседевшего зверя сочувственно, можно сказать, с грустью. Смельчак отвел глаза, тяжело вздохнул. Они поняли друг друга. В какой-то момент во взгляде скитника вместе с жалостью невольно мелькнула мстительная удовлетворенность. Смельчак, словно почуяв перемену в настроении человека, тут же едва слышно заскулил.

– Нечего плакаться, получил ты, браток, по заслугам.

Но просьба волка о пощаде и помощи была настолько открыто выраженной, что скитник даже смутился. Корней спрыгнул с обрыва на галечную полосу и направился к Смельчаку. Тот в ужасе сжался, дернул грязным, как дворовая метелка, хвостом и как будто всхлипнул. Шумно вздохнул и замер.

– Не робей, лежачих не бьют, – Корней склонился над зверем и наткнулся на угасающий взгляд. Волк был мертв…

Набрав травы, парень вернулся в хижину и рассказал деду о неожиданной встрече.

– Все как у людей, – задумчиво растягивая слова, проговорил отшельник. – Кто затевает раскол, от него сам же и гибнет.