Читать книгу Не в силах устоять - Кара Эллиот - Страница 3

– Черт возьми, прекрати пилить меня, Элиза. – Гарри, лорд Лит, скорчил гримасу и с силой поставил бутылку на полированный стол. – Лит-Эбби – мое поместье, и я буду управлять им как хочу.

– К сожалению, это правда, – стараясь сдерживать раздражение, заметила Элиза. Брат был на четыре года ее моложе и всегда был внимательным и добрым мальчиком, но все резко изменилось, когда он поступил в университет. Когда он уезжал, он был энергичным, обаятельным молодым человеком, а вернулся высокомерным, эгоистичным балбесом.

То, что он этого не понимал, только усугубляло проблему. И сейчас это было совершенно очевидно.

– Я рад, что мы понимаем друг друга. – Его самодовольная улыбка свидетельствовала о том, что сарказм прошел мимо его ушей. – Как я уже сказал, я пригласил некоторых из своих друзей погостить у нас пару-другую недель. Я надеюсь, ты позаботишься о том, чтобы все прошло гладко. Чтобы меню обедов было разнообразным, и все такое. Побольше бифштексов. Баранья нога. Йоркская ветчина. А Бушнелл, кстати, обожает фазанов, так что позаботься, чтобы в запасе их было в достаточном количестве.

Элиза не верила своим ушам. Неужели этот молодой повеса, ее брат, не слышал ни слова из того, что она сказала о состоянии их финансов?

– Не заказать ли мне головку зеленого сыра с луны в придачу? Или фрикасе из единорога, приправленное серебристой звездной пылью?

Сарказм в голосе Элизы наконец пробился в одурманенную бренди голову Гарри.

– К черту, Элиза! Нельзя трястись над каждым пенни, когда принимаешь гостей. – Гарри резко повернул голову и едва не угодил себе в глаз кончиком накрахмаленного стоячего воротника.

Не зная, плакать ей или смеяться, Элиза облокотилась о стол, обхватила голову руками. Иначе она не удержалась бы и швырнула в брата керамической вазой с цветами. Интересно, есть ли какой-либо цветок, символизирующий «тупоголового идиота»?

– Гарри, – сказала она, – позволь мне объяснить тебе как-нибудь попроще, чтобы дошло до твоих затуманенных мозгов. Денег у нас почти не осталось. Наша земля из-за отсутствия надлежащего ухода в запустении. Мясник грозится лишить нас кредита и… – Она помахала перед носом Гарри пачкой счетов. – А твои портной и обувщик требуют такие суммы, что на них можно было бы построить и оснастить четырехпалубный корабль для флота его королевского величества.

Гарри обидчиво надул губы.

– В таком городе, как Лондон, человек должен быть на высоте своего положения.

– Хотя это и загонит нас прямиком в долговую яму?

– А ты не можешь что-нибудь сделать? – захныкал он. – Как насчет твоих картинок? По-моему, ты заработала кое-какие деньги на иллюстрациях к этим дурацким книжкам про цветы.

Элиза отвернулась. Эти «дурацкие книжки про цветы» на самом деле были содержательными книгами о полевых цветах Англии, написанными известным специалистом из Мертон-колледжа.

Да, ей заплатили, и совсем неплохо. Но будь она проклята, если потратит хотя бы пенни из заработанных своим трудом денег, чтобы оплачивать дебоши Гарри. Она уже сэкономила достаточно, чтобы купить небольшой уютный домик в Озерном крае в Шотландии. Там она сможет наконец сделаться независимой, стать свободной от алчных требований мужчин.

Скоро поступит еще один заказ, и если ее работа будет принята, то давняя мечта может осуществиться.

– Этих денег уже давно нет, Гарри.

Это не было ложью. Она дала их на сохранение доброму мистеру Мартину, такому же, как она, члену общества садоводов, который был поверенным в соседнем городке Харпдене.

– А как насчет того, чтобы нарисовать еще что-нибудь? – льстиво сказал Гарри. – У тебя это хорошо получается.

Улыбка исчезла с лица Элизы.

– А как насчет того, чтобы тратить меньше? – Элиза показала на золотые брелки, свисающие с цепочки часов. – Посмотри на себя. Ты похож на сороку, которая хватает все блестящее, не задумываясь о последствиях. – Не удержавшись, она тихо добавила: – Птичьи мозги.

Гарри плеснул портвейна в свой стакан, пролив больше половины на стол.

На полированной поверхности образовалась липкая лужица, грозящая пролиться на ковер.

Неплохая метафора, подумала Элиза. Именно так ее братец обескровливает их поместье.

Гарри с шумом отпил глоток и уставился на Элизу красными от бесконечного пьянства глазами.

– Знаешь, наши проблемы были бы все решены, если бы ты перестала упрямиться и вышла замуж за сквайра Гейтса. Он готов назначить мне приличное содержание за честь стать твоим мужем.

– Наши проблемы?

У Гарри хватило совести покраснеть.

– Сквайру Гейтсу больше шестидесяти, и он прикован подагрой к инвалидному креслу, – напомнила Элиза. – Если ты так настроен на брак, почему бы тебе не поискать богатую наследницу?

– Я не хочу оказаться в кандалах, – возразил Гарри. – Я хочу отдать дань увлечениям молодости. – Он сжал пальцами стакан. – Значит, так ты решила отплатить мне за то, что живешь у меня и я о тебе забочусь? За всю мою доброту меня просто хотят использовать. Ты жестокая и неблагодарная. И эгоистка.

Элиза глубоко вздохнула.

После еще одного глотка Гарри начал давить на жалость:

– Я останусь на несколько дней в городе, а когда вернусь в поместье, со мной будут мои друзья. Откуда нам взять денег на наши развлечения?

– Ради Бога, Гарри. – Поскольку брат уже приканчивал вторую бутылку, Элиза поняла, что спорить бесполезно. Она резко встала. – Продай своего рысака вместо своей сестры.

* * *

Гриф поднял глаза, когда трость с серебряным набалдашником коснулась газеты, которую он изучал.

– Так, так. Блудный пес вернулся. И когда же ты изволил прибыть в Лондон?

– Вчера вечером. – Третий член компании церберов Кэмерон Дэггетт сел на ручку кресла напротив и скрестил ноги. Как обычно, он выглядел как на картинке из модного журнала – за исключением некоторых деталей, призванных шокировать записных модников общества. На этот раз на нем был лиловый шейный платок индийского шелка, а не обычный накрахмаленный белый галстук.

– И где же ты был? – поинтересовался Гриф.

– И там, и сям, – небрежно бросил Кэмерон.

Из трех церберов Кэмерон Дэггетт был, пожалуй, самым загадочным. И опасным. Своим острым как бритва умом и намеренно вызывающим стилем он производил впечатление человека, который смотрит на жизнь как на злую шутку. Гриф был одним из немногих, кто мог противостоять вызовам Кэмерона. Однако Кэмерон не позволял никому, даже двум своим «товарищам по оружию», узнать, какие тайны кроются за его показным цинизмом.

– Мог бы и сообщить друзьям о своих путешествиях, – пожурил его Гриф. – Коннор и его невеста были страшно разочарованы, что ты не приехал к ним в поместье, когда к ним с визитом приезжал из Йоркшира Себастьян.

– Не ворчи. Ты же знаешь, что я редко обращаю внимание на подобные формальности. У меня были другие дела.

– Мне уже заранее страшно даже подумать, что это за дела.

– Не важно, – бросил Кэмерон, который отказывался вступать в любые клубы джентльменов, какими бы экстравагантными они ни были. – Боже мой, это место напоминает мне склеп, – добавил он, оглядывая других завсегдатаев клуба. – Взгляни на них – они все похожи на мертвецов.

– Они просто переваривают ленч. – Зевнув, Гриф перевернул страницу. Он и сам был не прочь вздремнуть после почти бессонной ночи. – Не стесняйся и уходи, когда захочешь.

– Я как раз и собираюсь, но надеялся, что ты пойдешь со мной. В Париже я приобрел хорошенький пистолетик и подумал, что ты захочешь помочь мне проверить его точность на стрельбище.

– К сожалению, я занят.

– А-а, – усмехнулся Кэмерон. – У тебя свидание с той прелестной дамой, что вскружила тебе голову?

– Нет, это все в прошлом. Я… – Гриф нахмурился и заметил, как что-то яркое мелькнуло в каштановых волосах приятеля. – Черт побери! У тебя в ухе жемчужная серьга?

– Да, и очень красивая, тебе не кажется? – Заправив за ухо кудрявую прядь, Кэмерон потрогал оправленную в золото жемчужину. – Ты бы тоже мог проколоть себе ухо.

– Ха, – фыркнул Гриф. – Я не собираюсь позволить тебе воткнуть в меня еще одну иголку. Я все еще сержусь на тебя за то, что ты убедил меня сделать татуировку у какого-то матроса с Ямайки в Бристоле, воспользовавшись тем, что я был изрядно пьян.

– Но почему? Руфус весьма искусный татуировщик. И ты должен признать, что дамы находят рисуночек на твоем теле довольно привлекательным.

Это было правдой. Причудливый дракон спускался от пупка и ниже, завораживая противоположный пол, а леди Чатвин даже нашла художника-индуса, который изобразил у нее на ягодице бабочку.

– Признайся, удовольствие стоило того, чтобы перетерпеть боль.

Гриф не удержался и рассмеялся:

– Пожалуй. Но никаких серег.

– По-моему, дамы сходят с ума от бриллиантов. Даже их едва заметный блеск заставляет их сердца биться сильнее, а руки сами тянутся расшнуровывать корсет.

– Мне удается снимать с них корсеты и без этих побрякушек, – сухо заметил Гриф. Его взгляд упал на напольные часы в углу комнаты. – Разговоры о сексе, конечно, приятно возбуждают, но мне надо уходить.

– В интересное место? – осведомился Кэмерон и тоже встал.

– Да. Если хочешь знать, я собираюсь навестить фирму «Уоткинс и Хэролд».

– Это издатели?

– Да. Они согласились издать мои эссе о ландшафтном дизайне садов больших поместий Англии. И в большом формате. Мне придется добавить несколько новых статей, чтобы завершить коллекцию, но в общем книга почти готова. Самое главное теперь – это найти художника, с картин которого можно будет сделать иллюстрации. Сегодня Уоткинс намерен показать мне несколько эскизов, чтобы я мог выбрать.

– Мои поздравления. – На этот раз тон Кэмерона был серьезным.

– Спасибо, – ответил Гриф, надеясь, что мальчишеское возбуждение, трепыхавшееся у него внутри, было не слишком заметно.

Кэмерон увидел стоявший у стены запакованный предмет и взял его, прежде чем Гриф успел его остановить.

– Это одна из картин? – спросил он, отвернув уголок упаковки.

– Нет, что ты. Художник такого масштаба, как известный француз Редуте, вряд ли взялся бы за такой заказ, даже если бы жил в Англии. К тому же его стиль не совсем соответствует тому, что я задумал. Мне хочется чего-то более, как бы это сказать… причудливого.

– Причудливого. – Кэмерон явно удивился. – Для меня это слово как-то не ассоциируется с тобой.

Это было произнесено непринужденно, и все же замечание друга задело Грифа.

– Только потому, что я хотя бы внешне не выгляжу пиратом… – Взгляд Грифа задержался на галстуке Кэмерона, хотя и завязанном безупречным симметричным узлом, демонстрировавшим крайне пренебрежительное отношение его владельца к правилам, принятым в обществе. – Это, однако, не означает, что я лишен воображения, – пробурчал он.

– Я читал твои эссе и мог в этом удостовериться, – улыбнулся Кэмерон и немного отвлекся, чтобы отполировать свисавший с цепочки часов брелок в форме кинжала. – Я имел в виду тот факт, что, скрывая свои артистические таланты, ты становишься все более зажатым и несчастным. Почему бы не раскрепостить себя? – Он постучал тростью по картине. – Ведь в любви к цветам нет ничего такого, что должен скрывать мужчина.

– Господи, и это говоришь мне ты…

Свет погас в глазах Кэмерона, словно их заслонили железные ставни.

– Правильно. Гораздо легче видеть недостатки своих друзей, чем свои собственные.

– Поскольку это ты затронул тему секретов, почему ты никогда не рассказываешь о своем происхождении? – потребовал Гриф. – Хотя мы знаем тебя много лет, ни Коннор, ни я понятия не имеем, из какой ты семьи и где воспитывался.

– Это потому, что я, как джинн из арабских сказок Шехерезады, возник из бронзовой лампы в клубах дыма. – После этого Кэмерон быстро перевел разговор на другую тему: – Расскажи мне еще об иллюстрациях к твоей книге. Мне интересно… Если стиль Редуте тебе не нравится, что именно ты ищешь?

– Это трудно объяснить. – Гриф понял, что допрашивать Кэмерона о его семье бесполезно, и вернулся к своим проблемам. – Возможно, это звучит глупо, но я узнаю это, только когда увижу. Есть некий… Черт бы его побрал!

– О ком ты? – огляделся Кэмерон.

– Это Лит. Противный юнец из провинции. И кажется, он направляется к нам.

Действительно, виконт, на секунду задержавшись на пороге библиотеки, шел к ним нетвердым шагом.

– Лорд Хадден! Здорово вы вчера выиграли у Джексона. Я бы много отдал за то, чтобы у меня был такой же удар справа, как у вас.

Гриф сжал кулак, чтобы сдержаться и прекратить пьяный лепет юнца ударом прямо ему в челюсть.

– На следующей неделе недалеко от моего поместья в Оксфордшире состоится состязание по боксу между Увальнем, чемпионом Шотландии, и Великаном из Гамбурга. Ко мне в гости приедут друзья… Вы не хотели бы присоединиться?

«На самом деле я предпочел бы разбить кузнечным молотом одну за другой костяшки моих ладоней, чем вынести подхалимаж горстки юнцов, которые хотят завоевать мое расположение».

– Спасибо за приглашение, Лит… – Гриф вдруг умолк.

Лит.

– Ваше поместье, случайно, не называется Лит-Эбби? – спросил он.

– Да. Почти все кругом в запущенных садах и руинах, но господский дом все еще достойное убежище для настоящего джентльмена.

Кэмерон презрительно ухмыльнулся:

– Я сомневаюсь…

– А я думаю, что это будет неплохим развлечением, – прервал его Гриф. – Спасибо. Вы можете рассчитывать на мое присутствие.

Багровое лицо Лита расплылось в улыбке.

– Отлично, отлично! Я обещаю, что вы хорошо проведете время, сэр.

Когда виконт удалился, Кэмерон спросил Грифа:

– На тебя что, нашло временное затмение? Этот парень законченный идиот. И ты принял его предложение?

Гриф улыбнулся:

– Я поеду не ради удовольствия оказаться в компании виконта. Лит-Эбби – это прекрасный образец «грамматического» ландшафта.

А если он не ошибся, там живет его загадочная, два года назад овдовевшая сестра. И то и другое стоит того, чтобы совершить туда поездку.

– «Грамматический» ландшафт? – Кэмерон изумленно поднял бровь. – Ты говоришь на каком-то загадочном языке.

– Некто Браун составил новый словарь садоводства, – объяснил Гриф. – Он предлагал добавлять запятую здесь, двоеточие – там. Он имел в виду, что надо подчеркивать естественный ландшафт, а не загонять его в формальные рамки.

– Любопытно, – пробормотал Кэмерон.

Они вышли на улицу. На крыльце он отсалютовал Грифу своей тростью.

– Оставляю тебя твоим запятым и хризантемам. Насладись разговорами с местной флорой, потому что от Лита и его пьяной компании ты не добьешься ничего вразумительного.

Элиза наблюдала за тем, как разгружают прибывшие из Лондона ящики с вином, и тихо выругалась.

Их давний дворецкий сочувственно кашлянул.

– Как жаль, что его светлость не унаследовал такое же благоразумие, как вы, миледи.

– Вам с Джеймсом лучше отнести эти ящики в погреб. И постарайтесь как-то сдерживать по мере сил бурное течение празднества.

– Да, миледи, постараюсь.

Пока мужчины тащили тяжелые ящики в сторону лестницы в погреб, Элиза окинула критическим взглядом холл. Две служанки, выбиваясь из сил, постарались прибрать его, но в углах все еще была видна паутина, свисавшая с лепнины, а золоченые рамы портретов, на которых были изображены суровые лица предков владельцев поместья, покрывал тонкий слой пыли.

– Не смотрите на меня с таким презрением, сэр, – сказала Элиза, удерживаясь от детской привычки показать язык первому виконту Литу, чей слабый подбородок и маленькие свинячьи глазки, к сожалению, передались Гарри. – Не я сотворила этого… монстра.

Монстра, чье ненасытное стремление к самоутверждению все больше выходило из-под контроля.

Отвернувшись от портрета, она направилась к выходу. По крайней мере выложенный каменными плитами пол был чисто подметен, хотя гости вряд ли это заметят. Обильная еда и крепкие напитки – вот все, что им нужно. Да еще они будут постоянно курить вонючий табак, от дыма которого потолок покроется еще одним слоем и так уже въевшейся копоти.

Вскоре должны были прибыть первые гуляки, и меньше всего ей хотелось бы столкнуться с ними лицом к лицу.

Элиза была знакома с большинством гостей Гарри. Как и он сам, это были грубые, невежественные и избалованные молодые аристократы, слишком взрослые, чтобы их можно было простить за их поведение, и слишком молодые, чтобы успеть приобрести светские манеры. Когда она проходила мимо, они по большей части довольствовались оскорбительными усмешками, но некоторые были настолько невоспитанны, что даже пытались приставать к ней в коридоре. Обедневшие вдовы считались легкой добычей, ими можно воспользоваться, а потом выбросить, как грязное полотенце.

Олухи.

Она с грохотом захлопнула за собой старую дубовую дверь, получив удовольствие от того, как она содрогнулась.

– Слава Богу, мне не надо встречаться с ними в столовой, – сообщила она чирикавшему над ее головой воробью. – Пока они будут пить, курить и рассказывать глупые непристойные анекдоты, я буду наслаждаться тишиной в своих комнатах и книгами. Возможно, каким-либо романом миссис Редклиф.

Элиза пересекла газон и по извилистой тропинке, покрытой гравием, направилась к каменному коттеджу с садом, огороженным высокой стеной. Полвека назад это был домик егеря, а сейчас – ее личное убежище. Безопасная гавань в штормовом море. Место, где она может расслабиться и быть самой собой.

Впрочем, насчет последнего она была не совсем уверена.

Сколько себя помнила, она всегда поступала так, как требовали, расплачиваясь собственными мечтами и желаниями – одним за другим – ради удовольствия других.

– Может, от меня настоящей уже ничего не осталось, – пробормотала она, холодея от этой страшной мысли.

Достав ключ из-под горшка с петуниями, Элиза отперла дверь и вошла в дом.

Первые лучи утреннего солнца, проникавшие через окна с восточной стороны, коснулись ее плеч, и мышцы сразу же расслабились. Вид ее рабочего стола, занятого красками, кистями, бумагой и банками с водой, всегда ее радовал. Все это разнообразие красок сразу поднимало настроение, которое теперь все чаще оставалось на нуле в главном доме.

– К черту Гарри и его беспутных друзей, – пробормотала она, твердо решив, что не позволит безумствам брата испортить ей день.

Повесив на вешалку шаль, она начала закатывать рукава своего муслинового платья. Это платье, призналась она себе, было старым и изношенным. Ткань от многочисленных стирок стала почти прозрачной, рисунок едва угадывался, но зато платье было чрезвычайно удобным – пятна краски были как старые друзья, и их разнообразие всегда вызывало у нее улыбку.

Увидев свое мимолетное отражение в зеркале, она решила, что должна взглянуть еще раз, повнимательнее. Не часто видела она себя улыбающейся, да еще освещенной солнечными лучами.

– Я выгляжу почти счастливой и беззаботной. Но если я надеюсь когда-нибудь избавиться от слова «почти», мне лучше приняться за работу.

Она начала смешивать краски на палитре. Возможно, в следующий свой визит в художественный магазин ей удастся незаметно унести несколько листов французской бумаги. Если Редуте предпочитал для своих акварелей тонкую текстуру этой бумаги, должно быть…

Мяу.

Элиза нахмурилась.

– Эльф? – позвала она.

Раздалось еще одно «мяу», но тише.

Господи. Где этот кот? В прошлый раз он забрался в один из ящиков и изодрал в клочья все ее аккуратно засушенные мхи.

Элиза положила кисть и проверила ящик с гербарием.

– Эльф? – снова позвала она.

Мяуканье раздавалось откуда-то снаружи.

Она открыла заднюю дверь и вышла в огороженный сад. Она не обнаружила кота среди вьющихся роз. Герберы тоже были целы, как и шалфей, чьи серебристые стебли тихо покачивались от слабого ветерка.

– Хм.

Недоумевая, Элиза открыла ворота и пошла по тропинке.

Мяу.

Она посмотрела налево, направо. Потом вверх.

– Ах ты, глупое животное. А сам не можешь спуститься?

Хвост кота дрогнул.

– Господи, ну почему я окружена такими дураками? – сказала она и начала развязывать шнурки полуботинок.

Ответа сверху не последовало.

– Всегда ждут, что я все буду делать за кого-то. Знаешь, было бы хорошо, если хотя бы раз в жизни какой-нибудь Образец Мужской Добродетели пришел мне на помощь.

Мяу.

– Да, Эльф, ты хочешь сказать, что согласен со мной.

Тяжело вздохнув, Элиза ухватилась за нижнюю ветку дерева.