Читать книгу Дом на городской окраине - Карел Полачек - Страница 14

1

– Поливаете?

– Поливаю, поливаю.

– Да, влага нужна. Дождичка давно не было.

– Вот-вот… Земля совсем пересохла.

И полицейский зачерпнул из бочки лейкой воду; солнечные лучи, преломившись в полукружии водяных брызг, образовали радужный веер.

– А вы? Что это вы сооружаете? – спросил он соседа.

Портной Мецл стоял над грудой досок, сосредоточенно делая замеры и чертя плотничьим карандашом.

– А…хочу построить беседку, – ответил он, – навес для ребятишек. Через месяц у дочки свадьба. Ей всегда хотелось беседку, ну вот тебе беседка, куда денешься. Сами понимаете.

– Да ну? – слащавым голосом воскликнул полицейский, – барышня выходит замуж? Стало быть, у вас радость?

– И радость, и хлопоты, – ответил портной с выражением отеческой озабоченности на лице.

«Беседку… – ворчал себе под нос полицейский, – я тоже намеревался построить беседку, да вот теперь не смогу! Этот портняжка еще вообразит, будто я обезъянничаю. Дочь, говорит, замуж выходит. А о том, что в австро-венгерские времена она спала с офицерами, об этом он помалкивает. А старшая родила ребенка без мужа… Нам все известно. пан портной… Нечего нам пыль в глаза пускать! Беседка! Надо будет его зятя поставить в известность, как хорошо пан Мецл следил за своими дочерьми… Не вам фигурять перед нами!

После этого полицейский отправился в подвал за инструментом, поскольку намеревался в тот день цементировать дворик.

По пути он встретил жену трафиканта с кринкой молока.

– Пани, – сказал он, таинственно ей подмигивая, – не могли бы вы исполнить одно мое пожелание?

– А что вы хотите?

– Да так, пустяки… пойдите в сад и крикните: «Ротмистр шестого артиллерийского полка!»… Только и всего.

– А зачем мне кричать «Ротмистр шестого артиллерийского полка!»? Не понимаю…

– Я вам объясню. Это такая шутка.

– Шутка… – удивилась трафикантша, – но я стесняюсь. Я не смогу, пан домовладелец, я по натуре застенчивая.

– Да ведь тут нет ничего такого… Ну, крикните хотя бы «Мадьярский поручик!». Увидите. что скажет на это Мецл.

– Я, пан домовладелец, не могу никому ничего кричать, потому что муж мне этого не разрешает.

– А я вам разрешаю. Как хозяин дома.

– Хоть вы и хозяин дома, но склонять меня к незаконным действиям вы не вправе.

– Хорошо же, милочка… – злобно проворчал полицейский, – я не скажу больше ни слова… Между прочим, мне доподлинно известно, что это вы заляпали лестницу краской…

2

– Он мне сказал, – сообщила пани Сырова мужу, – что золу можно ссыпать прямо во дворе. Сказал, что все равно еще кругом беспорядок, и что золу он уберет потом сам. Я возразила, мол, мне не трудно донести ящик с золой до телеги мусорщика. Но он на это сказал: «Ни в коем случае, пани Сырова, вы слабенькая, вам надо беречься. Зачем надрываться с этой золой?»

– По всему видно, что наш хозяин человек предупредительный. Это похвально, – отозвался чиновник.

– Но он уже не говорит мне «милостивая пани», а просто «пани Сырова». Пани Сырова, скал он, вы такая слабенькая, вам надо беречься.

– Он уже не говорит тебе «милостивая пани»? Странно. Гм… Не высказывалась ли ты о нем как-нибудь?

– Я? Упаси Бог! Наоборот… Тут мне как-то трафикантша стала рассказывать, будто полицейский не продвигается по службе, потому что у него ревнивая жена… А я ей на это…

– Постой! – прервал чиновник жену. – Что ты сказала? Будто он не продвигается по службе потому, что у него ревнивая жена? Что за чепуху ты несешь?! Продвижение по службе может быть приостановлено лишь вследствие дисциплинарных взысканий, а дисциплинарные взыскания налагаются в случае различных нарушений, как-то: недобросовестное исполнение служебных обязанностей, вопиющая непочтительность по отношению к вышестоящим и тому подобное. Разумеется, учитывается также, какова личная жизнь человека, находящегося на государственной службе. Чиновник, ну, вот как я, должен вести себя прилично и быть во всех отношениях примером для сограждан. Что же касается ревности, об этом мне ничего неизвестно… Впрочем, вышестоящие лица, безусловно, наказывали бы за такую ревность, которая приводит к нарушению общественного спокойствия. Но ты, я вижу, черезчур болтлива. К чему эти разговоры о том. ревнива хозяйка или нет?

– Но ведь я ничего и не сказала, – оправдывалась супруга, – это трафикантша… Я ей сказала так: «Пани Крейзова, я ничего не знаю, в чужие дела не вмешиваюсь». А она мне, что она тоже не вмешивается, что она это просто слышала…

Чиновник промолчал и принялся рассматривать свою коллекцию марок. Жена убрала посуду и поставила воду для кофе.

– А знаешь ли ты о том, – сказала она спустя некоторое время, – что их парень появился на свет, когда они еще не были женаты?

– Кто тебе это сказал? – спросил чиновник с явным неудовольствием.

– Она сама мне сказала… Мальчонке было уже пять лет, когда они поженились.

– Ну если она сказала это тебе сама, тогда все в порядке, – с облегчением произнес чиновник. – А теперь помолчи и займись кофе. У всех свои трудности.

3

Полицейский долго раздумывал о беседке соседа и, наконец, решил соорудить для сада стол и скамейку.

«Хоть это не Бог весть что, а все-таки… Пусть портной увидит, чем я обзавелся. В конце концов, что такое беседка? Блажь да и только. А на скамейке мы будем сидеть – я, жена и все жильцы, беседовать будем. Пусть люди видят. что я с жильцами разговариваю. Когда в доме царит согласие. никакие беседки не нужны…»

Как решил, так и сделал. Он сколотил из старых ящиков стол и скамью, поставил их в саду и в гордом ожидании глянул через забор, – что-то скажет на все это сосед? Но тут он увидал нечто такое, от чего у него перехватило дыхание.

Откинувшись на спинку кресла-качалки и не замечая ничего вокруг, самозабвенно качалась дочь портного Мецля. Было видно, что кресло-качалку она лелеяла в своих мечтах как символ мещанского благополучия и принадлежности к высшим сословиям. И когда портной задался целью выстроить себе виллу, то первое, о чем было решено на семейных советах, это обзавестись креслом-качалкой, каковое долженствует свидетельствовать об их принадлежности к высшему кругу.

Полицейский остолбенел, кровь бросилась ему в голову.

– Кресло-качалка – прошептал он, ошарашенный, – и что это вы опять такое придумали в пику мне?! Ведь это же издевательство! Тоже мне, аристократы! Ах ты, жалкий портняжка! Вы воображаете, будто я не могу позволить себе креслокачалку? Кресло-качалка…Подумаешь! Будто мы вас не знаем… Но я не дозволю вам делать мне назло… Терпеть не могу, когда передо мной задирают нос… ужо расквитаюсь с тобой…

Однако, на лице своем он изобразил радушную улыбку и крикнул через забор голосом, в котором слышалась добрососедская приязнь:

– Качаетесь, барышня, качаетесь?

– Качаюсь, – ответствовала барышня блаженным голосом.

– Что ж, качайтесь, качайтесь, – отеческим тоном продолжал полицейский. – Приятно качаться, свежим воздухом подышать… Качайтесь себе на здоровье. Молодым барышням пристало качаться.

И тут в саду появилась жена полицейского с завтраком для мужа. – Глянь-ка, Анастазия, – вне себя прошептал полицейский. – Они обзавелись креслом-качалкой.

Жена поглядела в соседский сад, всплеснула руками и прошипела: – Кресло-качалка? Ну, погоди же!

И она помчалась к лавочнице.

4

Теплые сумерки обволокли городскую окраину. Воздух напоен сладким ароматом цветущих деревьев и влажной травы. Муниципальный фонарщик с длинным шестом в руке переходил от одного фонаря к другому и зажигал газовые горелки. За окнами опускались шторы. На улицах звенели радостные ребячьи голоса и раздавался женский смех. Из подвальных квартир доносились хрюкающие звуки граммофонов. Юноша с мандолиной собрал вокруг себя ватагу подростков. Над еврейским кладбищем вынырнула огромная луна, кровавая и трагическая. Из труб к звездному небу восходил сизый дым. Где-то в полях мужской голос выводил: «У зеленой ели рядышком сели, рядышком сели, но никак, никак, никак ладить не хотели»… Пронзительно стрекотали цикады, и, словно заводская сирена, завыла в леске у кирпичного завода ночная птица.

Полицейский обходил своих жильцов и приглашал: – После ужина приходите посидеть в саду!

Трафикант, закончив ужин, прицепил свою деревянную ногу и вышел с женой в сад.

Затем появился чиновник с пани Сыровой.

Наконец, к ним присоединился пан учитель Шолтыс с супругой.

– Вот мы и все вместе, – умилялся полицейский, – сядем рядком да поговорим ладком, как одна семья. Я вроде как ваш отец, а вы – мои детки, у меня на попечении. Мне это по сердцу. Бывает, жильцы бранятся с хозяином, что цыгане. Это скверно. Уступать друг другу – вот как надо. А если между вами какое недоразумение случится, обратитесь ко мне, я все улажу. Прямо ко мне и я вам тоже все напрямую. Заглазные пересуды я не люблю. От пересудов одни неурядицы.

– Какой чудесный вечер, – мечтательно вздохнула жена полицейского.

– Чудесный вечер, – подтвердила трафикантка.

– Да, вот мы и дождались прекрасной погоды, – томно произнес чиновник.

– А над нами опрокинулся небосвод, – сказал учитель Шолтыс скорбным голосом. – И око Божье взирает на нас… Прямо голова кругом идет, когда смотришь в головокружительные бездны небесные…

Все умолкли.

Пан учитель продолжал: – Когда подумаешь, что лучу света для того, чтобы преодолеть расстояние от созвездия Сириуса до нас, нужны сотни тысяч лет, трепет охватывает от сознания своей ничтожности.

Полицейский задумался. «Мне принадлежит земельный участок размером в сто семьдесят пять саженей. Значит ли это, что часть неба размером в сто семьдесят пять саженей над моими владениями тоже принадлежит мне?» Но он тут же отбросил эту мысль, рассудив, что от неба никакой пользы не будет.

– Вы сказали, пан учитель, – заговорил он, – что человека охватывает трепет от сознания своей ничтожности. Да… Но это как посмотреть. Кто-то ничтожен, а кто-то и нет. Я тоже был ничтожным.

Как вспомню о своих юных годах… Отец каменщик, детей полна горница. Меня отдали в ученье к резчику – никчемное ремесло, никакого от него проку. Я не мог найти работу и хватался за что попало. Работал на землечерпалке и нанимался в артели. Так и перебивался кое-как. Ну, а потом приспело время идти в армию. В армии я хорошо все схватывал, держал себя исправно, а потому и по службе продвигался. Отслужил без единого взыскания и без единой помарки в кондуите. Выдали мне бумагу, благодаря ей я и получил место в полиции.