Читать книгу Дом на городской окраине - Карел Полачек - Страница 6

1

К звезде на потолке поднимается сырость. Войлочные туфли в черно-белую клетку шаркают по кухне и бубнят сентенции о непочтении к родителям.

Теща вздыхает: – Так-то вот.

Тесть: – Недаром говорится – миром правитнеблагодарность.

Теща: – И ведь до чего скрытные.

Тесть: – Она еще хуже его.

– Мне об этом можешь не говорить. Я уж давно к ней присматриваюсь.

– Да-с…

– Так-то вот.

Тесть прочищает проволокой трубку. Затем идет подтянуть гирьку на ходиках. – Черт знает что, – ворчит он. – Что вы с часами вытворяете? Коли не разбираетесь, не лезьте! Это моя забота. Да… Все здесь на ладан дышит.

– Если хотите знать, это скверно с вашей стороны, – скорбно произносит теща, натирая на терке сдобное тесто. – Хотите переезжать – переезжайте. Никто вас не держит. Так почему не придти и не сказать: «Мама, мы ищем квартиру»? А? Нет, этого мы от вас не заслужили!

– Что мы значим для них?! – не без иронии произносит тесть.

– Разве плохо вам было у нас? – патетически восклицает теща. – Разве я не делала для этого очкарика свиные шницели, потому что он не ест говяжьи в томатном соусе?

– А нечего потрафлять, – строго сказал тесть. – Не хочешь – не ешь!

– Она покупает себе новую шляпку и даже не считает нужным показать матери. О, покарает тебя Господь Бог за твои хитрости. И за что только он наказал меня, наградив эдаким чадом?

– Да будет тебе, – говорит тесть.

– Что значит будет? Другая придет: «Мама, а у меня новая шляпка, что скажешь?»

– А что тут скажешь? Помолчи, говорю. Не желаю я больше ничего слушать.

– А! Ты мне еще будешь указывать? Лучше на себя погляди. Целыми днями торчишь тут в шлепанцах. Ступай прочь, надоел!

Тесть вспыхнул, точно костер, сложенный из смолистых поленьев.

– Женщина! – патетически вскричал он. – Ты что это себе позволяешь? Оскорблять больного человека! Не выводи меня из себя, сердце-то у меня некудышное. Будь в тебе больше благородства, ты бы жалела меня из-за моих больных глаз. Я уже и читать-то не могу, круги перед глазами. Это мне-то за мое благодеяние, за то, что я принес себя в жертву…

– Какое еще благодеяние? Какая жертва?

Тесть воздел руки и обратил глаза к потолку.

Загубили, – надсадно хрипел он. – Замучили… Она хочет свести меня в могилу. Запомни, ты меня оскорбила! О, тяжким будет твой предсмертный час!

– Ну ладно же, – мстительно добавил он, надевая башмаки, – я ухожу… навсегда. Больше ты меня не увидишь. Пойду, куда глаза глядят. Сниму каморку… и там окончу свои дни.

– То-то я отдохну, – бросает теща.

– Так, так, – бормочет тесть, упиваясь своим унижением, – стало быть, все в порядке… Я вам больше не нужен. На что я годен? Можете выгнать меня из дому. Ну я пошел, не буду мешать…

– И так поступает со мной она? – сокрушается он, уходя. – Эта женщина? А ведь мне сватали другую, невеста – одно загляденье! Дочь хозяина распивочной. Стройная, богатая, добрая, порядочная…И где только были мои глаза. Рехнулся я что ли, что женился на этой бабе?

Дверь захлопнулась с оглушительным грохотом. Ветхий дом содрогнулся. Из-за приоткрытых дверей высунулись головы жильцов. Теща выскакивает на лестницу и кричит, перегнувшись через перила: – Анна дала тебе от ворот поворот, потому что ты на меня зарился. Вот так! – И она заперла дверь изнутри на ключ.

2

Тесть сидит на лестнице, сжавшись в комочек, и причитает: – Люди добрые! Люди добрые! Взгляните на меня! Собственная жена выгнала меня из дома… На старости лет остался без крыши над головой… О-о-о! Она хотела меня убить, сжальтесь надо мной…

Портной Сумец выбежал на лестницу с висящим на шее сантиметром.

– Что такое, что случилось? – сочувственно спрашивает он, помогая старику подняться, – Не принимайте близко к сердцу. Все образуется. Пойдемте к нам, я угощу вас кофе. У каждого из нас есть свои огорчения…

Тесть с трудом поднимается и говорит слабым голосом: – Спасибо вам, пан Сумец. Я знаю, что вы на моей стороне. Но мне уже ничем нельзя помочь. Настал мой последний час. Она, – таинственно шепчет он, озираясь, – она хочет меня отравить… Я это знаю доподлинно… Вот, идут, видите? Они с ней заодно, погубить меня хотят.

По лестнице поднимаются чиновник с женой.

– Ступайте, полюбуйтесь, чего вы добились, – говорит тесть срывающимся голосом. И он уходит.

– Куда это он направился? – испугался чиновник.

– В кафе, – сухо бросает жена.

– А что… О чем это он говорил?

– Да они поругались. Ты что, не знаешь их?

Злобой веет изо всех углов. «Тик-так, тик-так», – жалобно тикают часы. Теща не отвечает на приветствия. На плите с сухим треском рухнула груда немытой посуды. В воздухе колышется тоскливая затхлость. У двери горбится рыжая кошка, норовящая шмыгнуть на лестницу. Ибо она любит покой, мирную обстановку, и ненавидит домашние свары.

– Убирайтесь отсюда! – топнула ногой теща при появлении супругов. – Видеть вас не желаю! Из-за вас все мои беды. Чтоб духу вашего здесь не было!

Супруги невозмутимо поворачиваются в дверях.

– В таком случае пойдем в кино, – решает жена.

3

Теплый вечер, и жизнь на улицах бьет ключом. На перекрестках столпотворение. Бегущая световая реклама возвещает: «Мод развернула письмо, грудь ее бурно вздымалась; о том, что было дальше, вы узнаете, прочитав роман.» Огромная лампочка «Осрам» мигнула и зажглась красным светом, мигнула – и залила всю округу мертвенно бледной синевой. Женщины, ощущая за спиной присутствие мужчин, задерживаются перед витринами магазинов. У входа в кондитерскую жмется старуха, кланяется, как заводная, и словно шелест осиновых листьев на осеннем ветру, слышится ее бормотанье: – Дай вам Бог здоровья, милостивая пани, дай вам Бог здоровья, милостивая пани! – Возле столика, на котором задумчиво восседает прикрепленный цепью ястреб – перепелятник стоит мужчина, обмотанный зеленым шарфом, и выкрикивает: – «Главный выигрыш – сто тысяч! Завтра или никогда!»

Супруги Сыровы прогуливаются по городу.

Супруга улыбается, погруженная в свои мысли.

– Он сказал, – говорит она, – что осенью мы сможем переехать. Все будет готово к первому октября.

– Осень уже не за горами, – подхватывает чиновник.

– Нам повезло, что хозяином у нас будет полицейский. Он не обманет.

– Он понимает, что ему светит пенсия. И будет охранять нас от воров.

– Он такой заботливый, такой рассудительный!

– Мне он тоже нравится. Мы будем жить в добром согласии.

– А она, – сказала супруга с плохо скрываемым самодовольством, – называла меня «милостивая пани».

– Вот уж это ни к чему! – с жаром воскликнул чиновник. – Я такого раболепства не потерплю. Я хочу быть с ними на равных. Я постараюсь сделать так, чтобы они забыли о нашем превосходстве. С простыми людьми я хочу общаться побратски. – Он на минуту задумался, а затем сказал: – На досуге займусь садоводствоим. Раздобуду специальную литературу, основательно ее проштудирую. Ах, я уже предвкушаю! Буду рыть, копать, мускулы у меня нальются, щеки покроются бронзовым загаром.

И он распрямился, словно ощущая в своих жилах приток свежих сил.

Жена думала про себя: «Это хорошо, что он станет работать в саду. Не надо будет нанимать человека. И на зелени сэкономим.»

4

Когда они вернулись домой, тесть был уже в постели. Он курил, его круглую голову прикрывал черный ночной колпак. Из-под перины на соседней кровати торчали завитки седых волос.

– А я тебе говорю, – пф, пф, пф, – что отлично помню тот момент, когда подцепил эту болезнь, – продолжает тесть начатый разговор.

– Неужто? – дивится теща.

– Мне было, – пф, пф, пф, – лет тринадцать. Стою я у забора и вдруг чувствую, как на меня пахнуло каким-то ядовитым ветром. И конец. С той поры я такой квелый… В чем только душа держится…

– Куплю себе растирание, – говорит седой завиток, – Гедвичка выписала мне рецепт.

Супруги Сыровы пожелали старикам спокойной ночи и прошли в свою комнату.

– Он даже не спросил, как я себя чувствую, – посетовал тесть.

– Не обращай на него внимания. Он еще хуже, чем она. Та всегда была к нам внимательна.

Раздеваясь, чиновник говорил: – А знаешь, как я оформлю клумбу? По краю, в первом ряду высажу темно-синие крокусы, во втором – желтые миниатюрные гиацинты, а посередине – тюльпаны…

Чиновник скользнул под холодную перину. – Или так, – продолжал он, – в первый ряд я могу посадить мускарий или сциллы, затем – розовые гиацинты…

– А где будет морковь, савойская капуста, сельдерей? – прервала его жена.

– Погоди, все будет…А еще я хочу вырастить аконит. Но с ним нужно осторожно! Это ядовитое растение…

Супруга улеглась и погасила свет.

– А многолетники…Вот погоди, когда ты увидишь многолетники…

– Отстань, что-то я сегодня устала.

– Многолетники, многолетники, – бормотал чиновник, обнимая супругу.

– Многолетники… – испустил он долгий вздох, перелезая обратно на свою постель.

– Я единственный из всего класса знал, что венерин башмачок по-научному называется cypripedium calceolus…

И он уснул.