Читать книгу Когда я падаю во сне - Карен Уайт - Страница 10

Ларкин

2010

Благополучно избежав разговора с папой и подбросив Битти и Сисси до дома, я направилась на юг по Семнадцатому шоссе. Я сказала Сисси, что мне нужно сделать кое-какие дела и позвонить на работу, чтобы продлить отпуск, но не упомянула, что одним из этих дел будет приезд в Карроумор.

Несмотря на настойчивые расспросы Сисси, ни мамины врачи, ни специалист по повреждениям мозга не гарантируют полное восстановление и даже не могут предположить, как скоро мама придет в себя. Единственное, что они сообщили, – отек мозга начал спадать, и это хорошо. Однако Сисси не удовлетворилась таким ответом – она полночи просидела в интернете, читая про аналогичные случаи, и прекратила расспрашивать докторов, лишь когда я расплакалась – до меня наконец дошло, насколько все серьезно.

Я много лет делала вид, будто полностью стерла из памяти свою прежнюю жизнь в Джорджтауне. Встреча с семьей и несчастье с мамой казались мне каким-то странным сном, но в конце концов меня настигла жестокая реальность, и я поняла – мама действительно в тяжелом состоянии.

Битти обняла меня за плечи и вывела в коридор, недовольно покосившись на Сисси.

– Не слушай ее. Сисси делает то, что у нее получается лучше всего – заботится о своей дочери. – Ее взгляд стал печальным. – Она просто не готова к тому, что иногда ее забота дает обратный эффект.

Я не поняла, что Битти имеет в виду. Мне отчаянно хотелось поскорее выйти из больницы и глотнуть свежего воздуха, не отравленного антисептиком и хлоркой, поэтому я не стала уточнять. К счастью, до дома Сисси недалеко, и у нас не было времени на долгие разговоры.

И как мне сразу не пришло в голову, что мама может умереть? Видимо, я так и не смогла вытравить из себя прежнее «я». Мои мысли были лишь о том, как этот несчастный случай повлияет на меня и мою жизнь. Я всегда думала только о себе и отчасти поэтому никогда не интересовалась, почему бабушка погибла молодой. Как ни унизительно признавать это, похоже, я неисправима.

Мне просто необходимо было уединиться и подумать.

Мимо проплыл уродливый сталелитейный завод, закрытый в прошлом году, а за ним – бумажный комбинат. Я опустила стекла, соскучившись по знакомому с детства запаху тухлых яиц – в последние годы тот стал заметно слабее. Каждый раз, проезжая мимо комбината, мы с Мейбри и Беннеттом задерживали дыхание, соревнуясь, кто дольше продержится. Это был наш ритуал. От осознания того, что запаха больше нет, мне стало грустно.

Передо мной ехал видавший виды голубой фургон. В глаза бросилась наклейка на бампере – самая яркая и новая часть этой колымаги: «Наши люди импортных креветок не покупают». Во время одного из моих рождественских приездов Сисси сообщила, что бизнес по вылову креветок идет из рук вон плохо. Рыбаки просто бросают свои лодки в гавани – у них нет другого выхода. Эта новость повергла меня в уныние, так же как заброшенный сталелитейный завод и исчезнувший запах бумкомбината. Пока я жила в Нью-Йорке, притворяясь, что моего детства никогда не существовало, оно действительно начало понемногу исчезать. Наверное, в этом и есть смысл выражения «нельзя дважды войти в одну и ту же реку». Возвращаешься домой, а все вокруг изменилось до неузнаваемости.

Я почти не глядя нашла поворот на Карроумор, проехала по той же тряской дороге и свернула на развилке налево. Сквозь ветви деревьев проглядывало солнце; в воздухе разносилось монотонное жужжание невидимых насекомых, похожее на мерный шум океана.

Я остановилась на заднем дворе, неподалеку от запущенного сада. Жаль, мне не довелось увидеть былое великолепие поместья. Даже разрушенный и обгоревший, особняк выглядел элегантным и величественным, словно пожилая дама, чья красота еще заметна сквозь морщины и старческие пятна. К сожалению, Карроумору нанесен не просто поверхностный ущерб; с помощью крема или лосьона повреждения не скроешь.

Выйдя из машины, я тут же почувствовала запах реки и болотных трав, растущих на заливном лугу, – стойкий аромат равнинных земель и моего детства. Слава богу, он никуда не делся. Я глубоко вздохнула, вспоминая, как мы с Мейбри и Беннеттом плавали на каяке и прыгали в воду с пристани позади дома моих родителей.

На этом я прервала поток воспоминаний, прежде чем они приведут меня к событиям, о которых вспоминать не хочется.

Отмахиваясь от комаров, я осторожно приблизилась к дубу на берегу реки. То тут, то там висели полые тыквы, формируя узор, известный лишь тому, кто их развесил. Что-то в них показалось странным; прошлой ночью, перед сном, мне не давала покоя какая-то мелочь. Я долго смотрела на тыквы, пытаясь вспомнить, что меня смутило, но не смогла.

Среди осоки на одной ноге стояла белоснежная цапля, настороженно кося блестящим глазом. Опасаясь спугнуть ее, я медленно подошла к дереву и встала перед дуплом, похожим на открытый рот. Казалось, дуб хочет что-то удержать или, наоборот, выплюнуть.

Недолго думая, я засунула руку в дупло, стараясь найти внутри что-нибудь похожее на ленты. Я с детства ходила с папой и дедушкой на рыбалку и умела насаживать любую наживку, однако меня ни капли не вдохновляла идея сунуть руку в незнакомое место и почувствовать что-то кишащее и мягкое. Или оказаться укушенной.

Впрочем, я нащупала лишь кусок ткани, гладкий и ровный, с обработанными краями. Похоже, их там несколько. Ленты были хрустящими и свежими, как будто пролежали в дупле не очень долго. Я схватила их, и тут до меня донесся рокот мотора и тихая музыка. Я вздрогнула. То ли от моего движения, то ли от шума паркующегося фургона цапля расправила крылья и взмыла в воздух.

Сама не зная зачем, я засунула ленты в карман джинсов. Из фургона вышел Беннетт. Я застыла на месте, надеясь, что он меня не заметит. Довольно глупо, ведь он припарковался рядом с моей машиной. Я с детства привыкла верить, что все на свете должно подчиняться моим желаниям. К сожалению, эту дурацкую привычку не так-то просто искоренить.

Беннетт с невозмутимым видом остановился футах в пяти от меня:

– Привет.

– «Айрис», «Гу-Гу Доллс», – кивнула я в сторону замолкшего радио.

– Все та же Ларкин, – с улыбкой отозвался он.

– Нет, не та же. Просто от некоторых привычек трудно избавиться. – Я нахмурилась. – Ты что тут делаешь?

– Ну, я весь вечер просидел у Мейбри, ждал тебя в гости, а сегодня отправил несколько эсэмэсок, но ты не ответила. Заехал к Сисси, и она сказала, что ты куда-то умчалась, аж шины взвизгнули. В общем, я догадался, что ты здесь.

Вот в чем беда с людьми, которые всю жизнь тебя знают. Ничего от них не скроешь.

– Тебе не пришло в голову, что я хочу побыть одна? – вздохнула я.

– Ты же собираешься уехать, как только твоя мама придет в себя, так что я решил воспользоваться возможностью и поговорить.

Я направилась к машине, мечтая поскорее закончить разговор и посмотреть, что там у меня в кармане.

– Говори быстрее, Беннетт. Наверное, Сисси уже приготовила ужин.

Я взглянула ему в лицо. Не надо было этого делать. Я и раньше знала, что у него глаза цвета океана, мужественный подбородок и славная улыбка. Просто Беннетт и Мейбри были моими лучшими друзьями, а значит, физически не притягательными, как родственники. А потом мы вообще перестали дружить.

Посмотрев на Беннетта внимательно, я поняла, что он изменился, как и Джексон Портер. Мальчишеская мягкость исчезла, уступив место мужественной зрелости. Да, он выглядит весьма неплохо, но я ни за что на свете не скажу ему об этом, иначе он не оставит меня в покое.

Я всегда считал тебя красавицей. Кровь прилила к моим щекам.

– Давай не будем тратить время. Говори скорее.

Я открыла дверь автомобиля. Запищала сигнализация. Беннетт развел руками, словно извиняясь.

– Несколько месяцев назад вокруг Карроумора начали кругами ходить застройщики, пытаясь выяснить, кому он принадлежит и можно ли его выкупить. Твой отец попросил меня высказать свое мнение. – Он окинул взглядом полуразрушенный особняк. – Я подумал, тебе следует об этом знать. – Беннетт развернулся и направился к своей машине.

Я захлопнула дверь:

– Подожди! Ты не можешь просто так уехать. Рассказывай дальше.

– Не хочу отрывать тебя от ужина.

Я вцепилась в его рукав, как ребенок:

– Почему папа решил поговорить об этом именно с тобой?

Беннетт нахмурил густые брови:

– Ты вообще в курсе, что здесь происходило в последние годы?

Впервые за девять лет мне стало стыдно за скоропалительный отъезд. Тому была веская причина, я до сих пор в этом убеждена. Пока я жила в Нью-Йорке, мне казалось, что здесь все остается по-прежнему, люди и их взгляды не изменились. Глупо, ведь я-то сама изменилась, и еще как. Моя решимость не думать о прошлом и полностью переродиться куда-то испарилась, но я никогда бы не призналась в этом Беннетту.

– Нет. – Я перевела взгляд на старый дуб, думая о лентах в кармане.

Беннетт помолчал, словно ожидая, будто я скажу, что пошутила.

– У меня в Колумбии[15] небольшая фирма по переоборудованию старинных зданий для современного использования. Инженеры прокладывают коммуникации, не разрушающие внутреннее устройство дома, а архитекторы-реставраторы восстанавливают внешний вид и осуществляют надзор за проектом. Поэтому твой папа и обратился ко мне. Он сказал, Карроумором заинтересовалась одна строительная компания – та же, что построила элитный жилой комплекс и гольф-клуб на Паули-Айленде.

– Звучит привлекательно, – произнесла я, по-прежнему мечтая поскорее смыться. – С этим местом меня почти ничего не связывает, так что можешь дать им мой номер, я с ними поговорю. Возможно, мне удастся убедить маму продать дом.

– Ларкин, ты что, серьезно? Знаю, особняк выглядит ужасно, но не все потеряно. Карроумор принадлежал твоей семье аж с восемнадцатого века, а еще земля и река… Представляешь, они спилят все эти старые деревья и налепят здесь кучу одинаковых коттеджей. Просто кощунство! Поэтому твой отец и решил поговорить со мной. Он хотел узнать, есть ли какие-то другие варианты. Например, попробовать восстановить дом.

– Но зачем его восстанавливать? – раздраженно спросила я. – У мамы с папой вполне уютный дом, я там не живу. Да и денег на реставрацию такого большого особняка у нас нет.

Беннетт помолчал, разглядывая птичьи домики, свисающие с ветвей амбрового дерева.

– У Сисси есть деньги, ведь она контролирует трастовый фонд. По крайней мере, пока.

– Какой фонд? Ты о чем?

Он прищурился, будто не веря, что я ничего не знаю.

– Дом, земля и все имущество Карроумора вложено в трастовый фонд, а Сисси является доверительным управляющим. Незадолго до несчастного случая твоя мама советовалась с адвокатом, можно ли оспорить права Сисси по управлению фондом, хотя именно она учредила его сразу после твоего рождения и назначила Сисси управляющей. Видимо, Айви передумала, потому что просила адвоката передать управление тебе, не дожидаясь твоего тридцатилетия – таково условие фонда. Как сказал адвокат, твоя мама решила, что у тебя больше прав распоряжаться будущим Карроумора, поскольку ты наследница семьи Дарлингтонов.

Я много чего ожидала услышать от Беннетта, однако такого даже представить не могла.

– То есть через три года Карроумор достанется мне? Разве имущество фонда не должно перейти сначала к маме?

Беннетт пожал плечами:

– Да, похоже, дом будет принадлежать тебе. Но я знаю далеко не все, поэтому не хочу строить пустые догадки.

– Почему мама решила сменить управляющего? Сисси об этом знает?

– Твой папа не сказал. Он только упомянул, что Айви не хотела, чтобы Сисси принимала решения о судьбе Карроумора. По его мнению, Сисси следует знать об этом. А по-моему, Айви собиралась держать все в тайне. Мэк узнал о ее визите к адвокату случайно. В день несчастья твоя мама оставила мобильник дома, и он ответил на звонок. Адвокат хотел выяснить подробности про фонд. Твой папа сейчас и без того расстроен, поэтому я решил поговорить с тобой.

Я смотрела на Беннетта, мучаясь угрызениями совести из-за того, что не отвечала на его сообщения, и теряясь в догадках по поводу маминых поступков.

– Не знаю, что и думать. Это все… так неожиданно.

– Ну еще бы. Как я сказал, твой папа ничего не объяснил. Я догадываюсь – это всего лишь предположение – что Айви пыталась осложнить застройщикам их задачу. Ты ведь в Нью-Йорке и не отвечаешь на звонки. – Взгляд Беннетта оставался холодным и оценивающим, но в его голосе отчетливо слышалась нотка осуждения.

Я продолжала смотреть на него, словно ожидая ответов на все мои вопросы.

– Не знаю, что сказать, Беннетт. Я пока не разобралась в своем отношении к этому дому, но он мне не нужен. До вчерашнего дня я вообще не подозревала о его существовании, не говоря уже о фонде, который ждет моего тридцатилетия. Прямо сейчас судьба Карроумора в руках Сисси. Мама придет в себя, и тогда спросим ее, что с ним делать.

– А если нет?

Слова Беннетта обожгли меня, будто удар кнута.

– Она придет в себя, никаких сомнений.

Я не врач и понятия не имею, как в действительности обстоят дела у мамы. Я внушила себе, что она должна поправиться, и не рассматривала другие возможности. Точно так же я поступала и раньше, и, кроме одного показательного исключения, мой подход всегда срабатывал.

– Сисси… – начал Беннетт и осекся.

– Почему ты так волнуешься насчет Карроумора, Беннетт? Тебе-то от него какая выгода?

Его лицо осталось невозмутимым, но в глазах мелькнула тень.

– Что ты знаешь о пожаре?

– Кроме того, что в нем погибла моя бабушка? Он случился на следующий день после урагана «Хейзел» в пятьдесят четвертом году. Об этом мне стало известно только вчера. Честное слово, не знаю, чему ужасаться больше – что бабушка погибла столь ужасной смертью или что никто не удосужился сообщить мне об этом.

По глазам Беннетта было видно – он хочет что-то сказать, но не может решить, стоит или нет. Я всегда читала его как открытую книгу – должно быть, оттого, что мы знали друг друга с раннего детства.

– Мой дедушка был начальником пожарной охраны в те годы, – наконец произнес он. – Помнишь его?

Я кивнула, смутно припоминая седоволосого джентльмена, похожего на Беннетта. Его жена умерла, и он жил один в маленьком деревянном домике на берегу реки Пи-Ди. У него в холодильнике всегда имелся запас шоколадок «Херши». Печально, но больше я ничего не смогла о нем вспомнить.

– В ту ночь он находился на дежурстве. Многие жители не стали эвакуироваться на время урагана, решив переждать его дома, поэтому все спасательные службы работали в режиме боевой готовности. Полицейский заметил пожар и сообщил по радио. К тому времени все телефонные провода были оборваны, электричество отключилось. Чудо, что патруль оказался в нужное время в нужном месте.

Беннетт замолчал и прищурился, судя по всему, намереваясь рассказать мне нечто неприятное.

– Ларкин, Сисси тоже была в Карроуморе. Она вытащила твою маму на улицу и спасла ее от пожара, но Маргарет спасти не смогла.

Я прислонилась к машине, чтобы не упасть:

– Сисси вытащила маму из огня?

Беннетт подошел ближе, и, не обращая внимания на мой протест, положил руки мне на плечи:

– Ты как?

– В порядке, – солгала я.

Мне понадобилась вся сила воли, чтобы не позвонить Сисси с требованием объяснений.

– Неужели тебе никто об этом не рассказывал? Если не твои родственники, то друзья или знакомые? Эта тема должна была хоть раз всплыть в разговорах.

Я едва не расхохоталась ему в лицо.

– Видимо, все считали, что я и так в курсе. У меня просто нет слов. А мама знала?

– Понятия не имею. Спросишь, когда очнется.

Я пристально взглянула на Беннетта, предположив, что он высмеивает мой оптимизм по поводу маминого выздоровления.

– Лучше поговорю с Сисси. Хотелось бы знать, почему она столько времени скрывала все это от меня. – Я указала на зловещий остов старинного особняка.

– Поговори с Сисси, – мягко поддержал Беннетт. – Уверен, она все объяснит.

– Обязательно поговорю. – Я села на пассажирское сиденье и принялась искать в сумочке ключи от машины.

– Гэбриел сказал, ты вчера заходила к нему в кафе. И Джексон Портер тоже был там.

Я низко опустила голову и загородила весь свет, еще больше затруднив себе поиск ключей.

– Правда был?

Беннетт отстранился. Я боялась взглянуть ему в глаза, иначе он прочтет мои мысли. Слава богу, ключи наконец нашлись. Я сжала их так крепко, что ладони стало больно.

– Кстати, он не женат. Они с Мелиссой поженились, но очень быстро разбежались. Теперь Джексон меняет подружек как перчатки и продолжает отцовский бизнес. Мало ли, тебе интересно.

Я удивленно взглянула на него, совсем забыв, что не стоит этого делать.

– Зачем ты это говоришь?

Беннетт пристально смотрел мне в глаза, разоблачая все мои тайны.

– Просто держу тебя в курсе событий.

– Спасибо, но в этом нет необходимости. Когда мама придет в себя, я сообщу, как она собирается поступить с Карроумором. Дом простоял в таком виде почти шестьдесят лет, подождет еще немного.

– Точно, – согласился Беннетт. – Только помни: если исторические здания вроде этого разрушаются, их уже не вернуть.

– Обязательно тебе сообщу, – повторила я, пристегивая ремень безопасности.

– Поеду за тобой. – Беннетт указал на дорожку вокруг дома. – Не хочу, чтобы ты здесь застряла.

Я подавила разочарование. Скорей бы уже он уехал, тогда я смогу прочесть надписи на лентах. Однако Беннетт прав. Ленты подождут.

– Спасибо. – Я вставила ключ в замок зажигания, и Беннетт захлопнул мою дверь.

Солнце начало клониться к закату. Черная громада Карроумора превратилась в зловещую тень. Я медленно двинулась вперед. Беннетт поехал за мной; в зеркале заднего вида отражался свет его фар. Удивительно, но от осознания того, что он рядом, мне стало спокойнее.

Как только мы выехали на Семнадцатое шоссе, я рванула вперед, оставив Беннетта позади. Он мог бы с легкостью догнать меня, если бы захотел, но я знала – он понимает, что мне нужно побыть одной и подумать.

Подъехав к дому Сисси, я включила свет в салоне, кое-как добралась до кармана (совершенно не жалея о пристрастии к обтягивающим джинсам) и вытащила оттуда две ленты, все еще белые и хрустящие.

Можно сосчитать по пальцам одной руки, сколько раз мама писала мне письма или записки, но я тут же узнала ее почерк. Я разложила первую ленту на коленях и прогладила рукой, чтобы лучше видеть. На ней черным маркером были выведены жирные буквы: «Я скучаю по тебе. Жаль, что я так и не успела узнать тебя».

У меня екнуло сердце. Мне вспомнилось, как однажды мы с Мейбри и Беннеттом пошли в кино на фильм ужасов, наврав кассиру про возраст. Там была сцена, когда юная девушка собирается войти в темную комнату.

Словно повинуясь указанию невидимого режиссера, я развернула вторую ленту и положила ее поверх первой. Почерк другой; впрочем, трудно сказать наверняка, потому что писали не маркером. Сумерки скрадывали цвета; похоже, буквы красные, даже алые.

Я несколько раз моргнула, чтобы удостовериться, что прочитала верно.

Прости меня.

Такое ощущение, будто читаю чужой дневник. Я осторожно поскребла ленту пальцем: посыпались мелкие хлопья. Определенно не фломастер. Возможно, гелевая ручка или маркер с блестками, от которых мы с Мейбри сходили с ума в средней школе.

На пороге зажегся свет. В дверях возникла Сисси. По ее встревоженному лицу было ясно – она знает, что я здесь. Сама не понимая зачем, я сунула ленты обратно в карман и вышла из машины, громко хлопнув дверью.