Читать книгу Когда я падаю во сне - Карен Уайт - Страница 4

Сисси

2010

Сисси стояла во дворе между входом на кухню и гаражом, пытаясь восстановить путь Айви и понять, что ей было нужно. Она осмотрела старый стол, похожий на гигантскую выпотрошенную рыбу, – полировка ободрана, ящики вынуты наружу, – потом еще раз проверила кладовую и кухонный сервант, чтобы определить, не пропало ли что-нибудь.

Однако Сисси так ничего и не нашла, и от этого тревога лишь усилилась. Она решила снова заглянуть в гараж, но тут раздался кашель мотора. На подъездной дорожке показался шлейф черного дыма. Сисси сразу поняла, кто это, еще до того как заметила пылающую на солнце огненно-рыжую шевелюру и выцветшую, облезлую обшивку некогда бледно-голубого автомобиля «Фольксваген Жук» семидесятого года выпуска.

Уже в семидесятых Битти была малость старовата для «жука», а теперь и подавно. Она утверждает, что этот автомобильчик точно ей по размеру, но все равно выглядит в нем нелепо, особенно с рыжими волосами и в несуразном цветастом балахоне. У нее вечно такой вид, будто она только что со школьной вечеринки, где все поливают друг друга краской. Незамужняя, отвергшая множество безутешных поклонников учительница рисования на пенсии, Битти обитала в Фолли-Бич, вела богемный образ жизни и ради заработка писала картины, изредка вторгаясь в размеренную жизнь Сисси.

Впрочем, Сисси не возражала. Когда-то, по словам ее матери, они были неразлейвода: Битти, Сисси и Маргарет, три девочки в коротких платьицах и лакированных сандалиях, неразлучные со школьной скамьи. Однако со временем их дружба потускнела и окислилась, словно медная кастрюля.

Битти подъехала ближе и дважды нажала на клаксон, заставив Сисси вздрогнуть от неожиданности – не иначе нарочно. Заскрежетали тормоза, и вот уже Битти проворно бежит навстречу, раскинув руки. Только оказавшись в ее объятиях, Сисси вспомнила ощущение надежности, которое дарит старая дружба: она словно видавший виды, поеденный молью свитер – его все носишь и носишь, потому что когда-то в нем было тепло.

– Выглядишь неважно, – сообщила Битти вместо приветствия.

– А ты воняешь, как старая пепельница. – Сисси с неудовольствием оглядела ярко-голубые тени и алые пятна румян на лице подруги. Ее макияж не меняется аж с шестидесятых. – Если бы я так же красилась, все равно бы выглядела ужасно, разве что следов усталости на лице было бы поменьше.

– Я тоже рада тебя видеть, – сказала Битти, разжимая объятия. – Так что стряслось с нашей Айви?

Наша Айви. В Сисси всколыхнулся старый гнев. Как бы Битти того ни хотела, Айви ей не родная. Строго говоря, она и Сисси не родная, да только Сисси ее вырастила и девочка называла ее мамой. Что же это, как не родство?!

– Надо думать, ты хочешь кофе. – Битти – единственная из ее ровесниц, кто пьет крепкий кофе и потом спит как убитая. Подруги начали пить кофе в старшей школе, взяв пример с Маргарет, и с тех пор невосприимчивость Битти к кофеину действовала Сисси на нервы. – И не смей курить в доме.

Подъехала еще одна машина.

– Это Ларкин, – сказала Сисси. Битти радостно замахала руками – видимо, уже разглядела, кто за рулем. – Это Ларкин, – ревниво повторила Сисси.

«Нужно выйти вперед, чтобы девочке не пришлось выбирать, кого обнять первой», – запоздало подумала она. Однако Битти уже бежала навстречу красивой молодой женщине с золотистыми волосами, такими же, как у ее бабушки Маргарет. Битти и Ларкин обнялись, смеясь и плача одновременно, словно над шуткой, о которой Сисси ничего не знает.

Наконец Ларкин с улыбкой повернулась к Сисси. Та заключила ее в объятия, а потом, отстранившись, критически оглядела с ног до головы.

– Какая же ты худышка! Тебя, наверное, ветром сдувает. Пока ты здесь, буду готовить все, что ты любишь – кукурузный хлеб и жареного цыпленка.

– Здравствуй, Сисси. Есть новости о маме?

Ларкин взглянула на Сисси ярко-голубыми глазами, и той снова показалось, что перед ней Маргарет. Милая, любимая, невообразимо красивая Маргарет. Не «Мэгги», не «Мардж», не «Мег» – именно «Маргарет». Маргарет Дарлингтон из Карроумора, что на реке Санти. Все Дарлингтоны были умны и красивы, а об их удачливости ходили легенды. Легенды лгали.

Сисси положила руки на плечи Ларкин, ощутив под пальцами острые косточки.

– Нет, золотце, к сожалению, никаких новостей. Пойдем-ка в дом, поешь чего-нибудь, а я позвоню твоему папе, скажу, что ты добралась благополучно.

– Я уже поела. Может, кофе?

Битти подошла с другой стороны и обняла ее за талию:

– Вот это моя девочка. Я многому тебя научила, верно?

Ларкин прижалась щекой к ее макушке:

– Да, многому. Например, водить машину с механической коробкой передач, помнишь?

Однако от обмена воспоминаниями тревога за Айви не уменьшилась. За мою Айви. Не оборачиваясь, Сисси прошла на кухню и заварила крепкий кофе, а потом позвонила Мэку, чтобы пригласить его на ужин. Она не сомневалась – Ларкин остановится у нее, а не у родителей. В этом девочку сложно упрекнуть. Трудно простить отца, с позором лишившегося героического ореола в глазах единственной дочери.

Сисси с отсутствующим видом поднесла телефон к уху, вновь и вновь оглядывая опрятные кухонные полки и красивый чайный сервиз, с которого ежедневно смахивала пыль. Она потянулась поправить полотенце, висящее на ручке духовки, и замерла.

В щели между плитой и шкафом, почти у самого пола, что-то застряло.

Сисси оставила голосовое сообщение Мэку, положила телефон и с трудом опустилась на корточки. Колени хрустнули, словно битое стекло. Просунув палец в щель, она зацепила неопознанный предмет и извлекла его наружу.

– Тебе что, не встать? – поинтересовалась Битти, подойдя к ней.

Сисси хотела ответить, однако лишилась дара речи, разглядев наконец свою находку. Не обращая внимания на протянутую руку Битти, она ухватилась за кухонный стол и медленно выпрямилась.

– Это что такое? – спросила Битти.

Сисси показала ей белую картонную бобину с выцветшим, но еще читаемым ценником магазина «Холлмарк». На ней был намотан небольшой кусок подарочной ленты из золоченой фольги, закрепленный пожелтевшим скотчем. Взгляды подруг встретились.

– Что вы там нашли? – подошла к ним Ларкин.

Сисси и Битти повернулись к ней, не в силах вымолвить ни слова. Ларкин взглянула на бобину.

– Это что, лента?

– Да, – наконец выдавила Сисси. – Наверное, лежала в ящике для мелочей. Думаю, твоя мама случайно ее уронила.

Ларкин наморщила лоб, совсем как Айви, когда удивлялась или сердилась. Точно так же делала и Маргарет.

– В чем дело? Почему вы обе так смотрите на эту штуку?

– Кажется, мы знаем, где твоя мама, – проговорила Битти.

– Поехали. – Сисси взяла с полки мобильник и ключи от «Кадиллака». – По пути расскажем.

– По пути куда? – Ларкин выхватила ключи у нее из рук. – Я поведу, а вы рассказывайте. Только скажите, куда ехать, и я домчу нас быстрее ветра.

Сисси

Апрель 1951

Три девушки – мама Сисси упорно называла их женщинами, потому что им уже исполнилось по восемнадцать, – сидели в комнате Маргарет на большой кровати с балдахином, застеленной оборчатым покрывалом. Перед ними лежали три пары маникюрных ножниц и пышная нижняя юбка из шелкового тюля. Всего месяц назад подруги окончили школу, и Маргарет пригласила Сисси и Битти в Карроумор на уикенд, пообещав им большой сюрприз.

– А твоя мама не будет против? – робко спросила Сисси.

Ее мама была бы еще как против. Как супруга пастора методистской церкви миссис Тильден Пернелл всеми силами старалась подавать пример набожности, благопристойности и нестяжания. Нет, они не жили в бедности (мистер Пернелл никогда бы этого не допустил), но Сисси и два ее младших брата считали – мать возвела бережливость в такую степень, что их шотландские предки могли бы ей гордиться. Ее коронным блюдом был суп, который варился на всю неделю, и каждый день в него добавлялись остатки еды от ужина. Ллойд, старший из братьев Сисси, шутил, что только благодаря особым отношениям отца с Богом никто из Пернеллов до сих пор не отравился.

Такую же бережливость миссис Пернелл проявляла и в выражении любви к детям, хотя Сисси и ее братья не сомневались – мать их обожает. Она выказывала свою любовь тихо, без бурных излияний: ласковым рукопожатием, улыбкой за спиной у отца, читающего длинную нотацию из-за пустякового проступка, лишним куском пирога, пока никто не видит.

Маргарет элегантно приподняла левую бровь. Посмотрев «Унесенные ветром», девушки часами практиковались перед зеркалом, однако лишь Маргарет удалось овладеть этим умением.

– Мама позволяет мне делать все, что душе угодно. Сегодня моей душе угодно испортить новую нижнюю юбку, чтобы нам было с чем идти к Древу Желаний.

Сисси и Битти переглянулись, взяли ножницы и принялись разрезать юбку на полоски. Никто, включая Маргарет, не знал, когда и каким образом узкое дупло в стволе старого дуба, росшего на границе владений семьи Дарлингтонов, стало хранилищем желаний, тонким местом, ведущим в потусторонний мир. Дуб получил свое название во время Войны за независимость: тогда первая миссис Дарлингтон положила в дупло ленту с посланием для мужа, ушедшего воевать. Дерево послужило и в Гражданскую войну (учитель истории заставлял школьников называть те события именно так, несмотря на то что здесь – Южная Каролина, и недавно скончавшаяся бабушка Маргарет величала их не иначе как «Недавняя размолвка»[5]), и в тяжелые времена, последовавшие для Дарлингтонов по ее окончании.

Мама Маргарет считала дерево божественным даром, посланным самим Создателем, и символом их фамильного везения. После Войны за независимость их предок вернулся домой целым и невредимым, стал отцом четырнадцати детей, и с тех пор в семействе царили достаток и благополучие. Даже во время Гражданской войны поместье Дарлингтонов не пострадало, поскольку тогдашний глава семьи был масоном.

Отец Сисси считал, что писать на лентах записки и совать их в дупло – чистой воды язычество, не то что старая добрая молитва. Тем не менее Маргарет упорно называла огромный дуб «Древом Желаний» и ходила к нему, когда нуждалась в дарлингтонской удаче.

Язычество или нет, но записки работали. Все, к чему прикасались Дарлингтоны, превращалось в золото. Их мужчины были красивы, женщины – ослепительны, а дети – умны. Они всегда казались чуть-чуть лучше других. Если бы Сисси не любила Маргарет всей душой, она бы обязательно ее возненавидела.

Мать Сисси это знала, поэтому всячески старалась охладить их отношения. Зависть – один из семи смертных грехов; даже если попытаешься замаскировать зеленоглазое чудовище под видом дружбы или восхищения, оно все равно будет таиться в засаде, готовясь вонзить в тебя когти.

– Я принесла кисти и краски, как ты просила, – сказала Битти.

Ее отец был директором школы, а мама – учительницей рисования. Родители Сисси и Маргарет не одобряли их дружбы с девочкой, мать которой работает, однако, несмотря на все усилия взрослых, узы, соединяющие подруг с первого класса, разорвать было невозможно.

– Отлично, – одобрила Маргарет, вставая с кровати. – Подумайте как следует, а потом напишите на лентах, какой хотите видеть свою жизнь. – Она блаженно улыбнулась.

Сисси вглядывалась в ленту, напряженно размышляя. Родители Битти позволили ей учиться живописи, а Маргарет еще с прошлого года пачками получает предложения руки и сердца от достойных молодых людей из хороших семей и с твердым положением в обществе. Она даже поступила в колледж Уэллсли[6], но только потому, что жене сенатора (и в этом Маргарет была единодушна с родителями) следует иметь хорошее образование.

Будущее Сисси не подлежало обсуждению. Не то чтобы ее мнение ничего не значило, просто это дело решенное. Ей предстояло выйти замуж, желательно не за дурака или урода – и не за чрезмерно пылкого, лоснящегося от бриллиантина Уилла Харриса, на десять лет старше, посылающего ей многозначительные взгляды на воскресных службах. К сожалению, он был единственным кандидатом в мужья; больше никто не решался оказывать знаки внимания дочери пастора и проходить строгую проверку под ястребиным взором ее матери.

Заметив затруднения Сисси, Маргарет взяла ее за руку. Миссис Пернелл считала юную мисс Дарлингтон неглубокой и поверхностной, но Сисси точно знала – мама ошибается. Если человек родился безупречным, это не означает, что он не способен сочувствовать несовершенствам других.

– Не думай о реальности, Сисси. Думай о возможностях, мечтай! Представь себе то, о чем даже помыслить невозможно, и напиши.

– Ну, это просто. – Битти открыла баночку с красной краской, уселась на деревянный пол, разложила на нем ленту и кончиком кисточки вывела аккуратные алые буквы: «Я хочу стать выдающейся художницей».

– Ты, наверное, имела в виду «великой художницей»? – уточнила Маргарет, наморщив изящный носик.

– Нет, – ответила Битти. Несмотря на малый рост, она на все имела собственное мнение и не стеснялась выражать его вслух. – «Великий» – понятие субъективное. Пойди разбери, кого считать великим, а кого нет. Вот если мое творчество сможет заставить людей задуматься, значит, оно выдающееся. – Она скатала две чистые полоски ткани и отложила их в сторону. – Больше мне ничего не нужно.

– Теперь твоя очередь, – обратилась Маргарет к Сисси. – Хорошенько подумай. Помни – ты можешь изменить свою судьбу.

Сисси, стиснув зубы, сердито взглянула на подругу. Маргарет легко, она же Дарлингтон. Ее жизнь – тихая лагуна, в которой полно устриц, и под каждой раковиной скрыта жемчужина. Можно мечтать о чем угодно. Сисси же понимала – ей самой уготована скучная жизнь, предсказуемая, словно приливы и отливы.

Повинуясь внезапному порыву непокорности, она взяла у Битти кисточку и написала самыми большими буквами, под стать ее мечте: «Я хочу выйти замуж за идеального мужчину – красивого, доброго, с хорошими перспективами, и моя любовь к нему будет бесконечна».

Она положила кисточку в пустую банку и подняла глаза на Маргарет. Та удивленно взглянула на нее, но промолчала.

– Теперь ты, – сказала Сисси.

– А я уже написала, – с лукавой улыбкой ответила Маргарет.

Битти и Сисси вновь уселись на кровать; на полу сохли ленты. Удостоверившись, что внимание подруг безраздельно принадлежит ей, Маргарет откашлялась и театральным тоном произнесла:

– А теперь – мой вам подарок в честь нашего выпуска.

Она сделала паузу, загадочно взирая на них ярко-голубыми глазами. Наконец Сисси не выдержала. Когда девочки ходили в кино, она единственная во время страшных сцен закрывала лицо руками.

– Ну же, Маргарет! Говори скорее!

– Папа, мама и тетя Дороти разрешили нам две недели пожить с тетей и дядей Милтоном в их доме в Миртл-Бич! Едем сразу после выпускного бала. Мама обещала договориться с вашими родителями – вы же знаете, она кого хочешь уговорит. Возьмем ее «Линкольн Космополитен» с откидным верхом.

Девушки взвизгнули от восторга и в обнимку запрыгали по комнате, стараясь не наступить на банки с краской. «Эта поездка станет прощанием с девичеством и пригласительным билетом в мир взрослых женщин, – подумала Сисси. – Может, по пути удастся немного повеселиться».

Маргарет подбежала к туалетному столику и достала из ящика сложенную ленту.

– Пойдемте скорее, вот-вот дождь начнется. Нужно вернуться домой, прежде чем мама примется обзванивать ваших родителей. – Она остановилась и торжественно взглянула на подруг. – Начинается новая жизнь. Навсегда запомните этот момент.

Все трое бегом спустились по изогнутой парадной лестнице в просторный холл. Из открытой задней двери пахло дождем и рекой. Мрачные тучи над горизонтом закрыли солнце, сгустили краски зелени и болота.

По пути к Древу Желаний Сисси оглянулась. Ей всегда нравился Карроумор, его изящная архитектура и точные пропорции. Однако сегодня тень от тучи приглушила ослепительно-яркую белизну фасада, отчего старый дом и весь пейзаж показались призрачными, словно ускользающие воспоминания.

На ветвях берез, вязов и дубов висели выдолбленные тыквы, обозначающие границу, отделяющую лужайку от сада. Вечерело. Вокруг деревьев порхала стайка ласточек, возвращающихся в гнезда внутри тыкв. Сисси на минутку остановилась, чтобы поглядеть на птиц, послушать их свист и чириканье. Теперь каждый раз при виде ласточек она будет вспоминать этот день и рубеж, который ей предстоит пересечь.

На краю луга, у самой реки стоял древний дуб, широко простирающий мощные ветви, точно приветствуя гостей. Маргарет подошла к дуплу и засунула туда свернутую ленту.

– Давайте быстрее. Сейчас хлынет, а я только что сделала прическу.

– А вдруг кто-нибудь вытащит наши ленты и прочтет, что там написано? – спросила Битти.

– До них доберутся ласточки и совьют гнезда, – объяснила Маргарет. – Дедушка говорил, птицы – это посланники, летающие между мирами. Они заберут твое желание и донесут туда, где его услышат.

– Что ты написала на ленте? – поинтересовалась Битти.

В небе полыхнула молния, и на щеку девушки упала большая дождевая капля.

– Идемте, – поторопила их Маргарет, уже повернувшая к дому.

Битти и Сисси засунули свои ленты в дупло, даже не подумав, насколько абсурдным это выглядит со стороны. Маргарет Дарлингтон обладала властью, заставляющей здравых людей совершать безумные поступки.

– Так что ты написала на ленте? – спросила Сисси, и ее голос утонул в раскате грома.

Маргарет рассмеялась своим знаменитым смехом, гортанным и мелодичным, как у кинозвезды. Когда она смеялась, все оборачивались.

– То же самое, что и ты!

Стройная и длинноногая, она быстро обогнала подруг и первая добежала до заднего крыльца. Ее золотистые волосы, потемневшие от дождя, приобрели оттенок спелой ржи.

Сильный порыв ветра толкнул Сисси в спину. До нее донесся странный звук. На ветвях раскачивались тыквы; сквозь круглые отверстия, похожие на рты, зловеще завывал ветер.

Содрогнувшись, она пустилась бежать. Маргарет, вся мокрая, уже стояла на пороге. Она казалась еще прекраснее, чем обычно: волосы намокли и разгладились, обрисовав изящный овал лица. Сисси снова разозлилась на Маргарет за то, что та вечно выглядит лучше всех, не прилагая никаких усилий. А еще за то, что пришлось разделить с ней свою заветную мечту.

Только намного позже Сисси поняла – в каждой легенде есть доля правды. Мама не зря говорила: «Будь осторожнее в своих желаниях».